Святой вечер (ЛП)

Тяжесть на моей груди пронзила меня насквозь, перехватив дыхание и заставив кровь броситься в голову. Вууууш, тумп. Вууууш, тумп. В ушах стучал ровный пульс. Страх леденил мои вены — а может, это было поражение. Нет. Это не могло быть реальностью.

Я снова выглянула в окно, и все предстало в фокусе — холмы, вода, дома, раскинувшиеся далеко-далеко.

Шотландия. От этого не убежать. Нельзя было выпрыгнуть из машины и надеяться, что я найду дорогу домой.

Линкольн не приедет. Никто не придет. Им бы и в голову не пришло искать меня здесь. Я никогда в жизни не была в Шотландии. Я даже никогда не выезжала за пределы Нью-Йорка. Мой отец путешествовал по миру, но не разрешил мне поехать с ним. Он говорил, что это к лучшему, что там водятся чудовища.

Думаю, он был прав. Я сидела прямо рядом с одним из них. Но этот человек не был похож на монстра. Он выглядел как бог.

***

Остаток поездки прошел в тишине. Отец назвал меня Лирикой, потому что с самого моего рождения говорил, что все его слова предназначены для меня. Возможно, именно поэтому слова всегда приходили ко мне так свободно. Я всегда говорила то, что чувствовала. В этом я была очень похожа на своего отца. Было что-то горько-сладкое в том, что девушке, которую назвали в честь слов, больше нечего сказать.

Мы ехали еще час, может быть, два. Я потеряла счет времени. В любом случае, это уже не имело значения. Время теперь было наказанием. Раньше я хотела, чтобы его было больше. Теперь я жалела, что у меня не было передозировки от кокаина Линкольна.

Машина свернула на длинную узкую дорогу, а может быть, на подъездную дорожку. Я не была уверена. По обеим сторонам росли деревья, а через каждые несколько футов стояли высокие металлические столбы, на которых висели газовые фонари. Окно со стороны водителя опустилось, когда мы подъехали к большим кованым воротам. Водитель что-то набрал на планшете, вмонтированном в булыжную мостовую, и ворота начали открываться. Через несколько мгновений мы подъехали к тому, что можно было назвать дворцом. Назвать это место домом было оскорблением. Даже назвать его особняком было преуменьшением. Так много для того, чтобы поставить точку в его чековой книжке.

На улице было темно, но внешнее освещение и янтарный свет из окон подчеркивали очертания круглых башен и ступенчатых башен. Он выглядел как место, хранящее целую жизнь темных секретов. Я не молга не задаться вопросом, стану ли я одним из них.

В моем воображении возникли образы сырых, промозглых подземелий, цепей, прикрепленных к каменным стенам, и еды из хлеба и воды.

Часть меня задавалась вопросом, как будет выглядеть это место, когда выглянет солнце. Часть меня хотела сжечь его дотла.

Грей протянул руку, чтобы помочь мне выйти из машины.

Я проигнорировала его. Мне нужна была только одна рука, и она была покрыта татуировками и прикреплена к человеку, который скорее предпочел бы получить порез бумагой по яйцам, чем надеть сшитый на заказ костюм.

Как только я вышла из машины, он схватил меня за запястье и повел за угол через боковую дверь. Мы вошли в комнату, стены которой были заставлены шкафами и полками от пола до потолка. Это должна была быть кладовая, потому что она выходила на кухню. Это помещение было мечтой повара: промышленная техника и высокие белые шкафы, отделанные золотой фурнитурой. Столешницы были из цельного черного гранита, а полы — из белой плитки с серыми завихрениями. Грей подошел к единственному шкафу со стеклянными дверцами и взял два хрустальных стакана.

Он поставил стаканы на стойку. — Хочешь пить? — спросил он, взяв массивную черную бутылку и закрутив пробку.

Я сузила на него глаза. Ты купил меня, привел в свой дом полуголой и покрытой кровью и беспокоишься, хочу ли я пить?

Он поставил один из стаканов обратно в шкаф. — Хорошо. Пить не хочешь, — сказал он, затем повернулся ко мне спиной и наполнил свой стакан наполовину тем, что было в черной бутылке.

Каждая клеточка моего тела кричала, вырываясь из кожи. Я хотела бежать, ударить что-нибудь, вырвать свои чертовы волосы. Как, черт возьми, он был так спокоен? Неужели в его мире каждый день покупают и продают людей?

Я напоминал себе, что нужно глубоко вдыхать и медленно выдыхать, когда на кухню вошла женщина с серебристо-светлыми волосами. В ее карих глазах была только доброта, а улыбка была приветливой. Темно-синее платье обтягивало ее миниатюрную, круглую фигуру, но не в ущерб себе. У нее был нос пуговкой и ямочки — миссис Поттс во плоти. Я наполовину ожидала, что за ней в комнату ворвется малыш по имени Чип.

Грей повернулся к нам лицом, прислонившись одним бедром к стойке. — Миссис Мактавиш, не могли бы вы проводить мисс Мэтьюс в ее комнату? — Его голос был спокойным и безмятежным, глубоким и бархатистым, с намеком на акцент. Он держал мой взгляд с уверенностью человека, который ничего не боится. Затем он поднес бокал к губам и отпил медового цвета жидкость.

Улыбка женщины расширилась от его слов. — Конечно, сэр. — Она посмотрела на меня. — Сюда, милая. — Ее акцент не совпадал с его акцентом. Ее акцент был безошибочно шотландским, а его... каким-то другим. Англичанин из высшего общества. Или что-то в этом роде.

Я следовала за ней через комнаты из элегантности и роскоши, затем поднялась по широкой лестнице, прошла по площадке и подошла к большой деревянной двери.

Она повернула ручку и открыла ее. — Надеюсь, вам все понравится, — сказала она с ухмылкой, от которой ее глаза заблестели. Она была взволнована. Она никак не могла знать, кто я и как сюда попала. Если бы она знала, то была бы убита. Верно?

Стены были мягкого золотисто-желтого цвета, а на полу — плюшевый бежевый ковер. Кровать у дальней стены была застелена белым и королевским постельным бельем, изголовье обрамлял балдахин из шелковых занавесок. На другой стороне комнаты находилась зона отдыха с двумя креслами кремового цвета и диваном перед камином. В центре висела хрустальная люстра, а из большого окна открывался великолепный вид. Хотя я узнала бы об этом только утром.

В другой момент у меня бы перехватило дыхание. В другой жизни я бы чувствовала себя принцессой и не хотела бы уезжать. Но сейчас это могли быть только стены из шлакоблока и тюремные решетки.

Миссис Мактавиш с надеждой посмотрела на меня.

Я схватила ее за бицепс, готовая разрушить ее надежду и отправить ее на землю рядом со своей. — Вы знаете, кто я? — Мой голос дрожал. — Вы знаете, почему я здесь? — Она улыбнулась, когда я сжала ее руку. Она должна была знать. Конечно, она должна была знать.

Она прочистила горло, мягко отдернула руку и прошла мимо меня в комнату.

Я поспешила за ней, пока она проходила через двойные двери в ванную. — Пожалуйста. Я не должна быть здесь. Мне нужно кое с кем поговорить. Мне нужно дать ему знать, что я в порядке. — Я не была в порядке. Весь мой мир перевернулся с ног на голову.

Она наклонилась, чтобы повернуть кран в ванне на ножках, полностью игнорируя меня. Она заткнула слив пробкой и налила в воду что-то, что сразу же наполнило ванную комнату ароматом лаванды. Когда она повернулась обратно, ее взгляд метнулся через мое плечо.

Мое сердце упало, когда я услышала голос Грея позади себя.

— Дальше я сам, миссис Мактавиш. Спасибо. — Власть и контроль исходили от каждого его слова. Неудивительно, что женщина просто кивнула, а затем выскочила из комнаты.

Он сократил расстояние между нами, заставив меня отодвинуться назад, пока я не оказалась зажатой между ним и стойкой в ванной. Он был так близко, что каждый раз, когда я вдыхала, сладковатый аромат спиртного, которое он пил, наполнял мои легкие. — Она тебе не поможет. — Он наклонился, позволяя своим губам коснуться раковины моего уха. — Единственный, кто может спасти тебя, — это я.

Это было забавно, учитывая, что он был тем, от кого мне нужно было спасаться.

Его рука переместилась на мою грудь, затем под край шелкового халата, сдвигая ткань в сторону. На кончике моего языка вертелись слова — много слов. Но во рту пересохло, и мои губы разошлись в молчании.