Училка и мажор

А где же его полосатый бамблби?

— Спасибо, что приехал, — говорю максимально ровно и сдержано.

А внутри вся напрягаюсь в ожидании какого-нибудь саркастично-пошлого приветствия, но Радич меня удивляет. Он кивает, представляется Карине и забирает из моих рук сумку. Открывает заднюю дверь, а пока Карина загружается в салон, сам забрасывает сумку с другой стороны. А мне кивает на переднюю пассажирскую. Я решаю не спорить с ним, как раз оставлю Карине побольше места сзади для удобства.

Сажусь рядом с ним, пристёгиваюсь. Стараюсь быть спокойной, но внутри всё клокочет. Переживаю за Карину. И… и не только, конечно же. Глупо было бы отрицать, что мне волнительно сидеть рядом с Семёном. Это так. И никуда от этой правды не деться.

Он заводит мотор, машина откликается низким рокотом, а потом мягко стартует. Выезжает из дворов и разгоняется на трассе.

Я слышу, как сзади задушено выдыхает Карина. Наверное, опять приступ боли. Понимаю, что она рожает, и это, вроде бы, нормально, но у меня всё равно в груди горячей волной каждый раз обдаёт. Ещё и Радич гонит, петляя между машинами. У него это получается очень здорово, наверное, даже красиво. Если наблюдать со стороны. А когда рядом сидишь, то хочется в кресло вцепиться ногтями. Что я, похоже, неосознанно и делаю.

— Эй, парень, — подаёт севший голос с заднего сиденья Карина, — ты очень крутой, я вижу, но давай чуть плавнее, пожалуйста. Ты меня так раньше времени раструсишь, а у меня тут двойня. Не довезёшь — и всё: Василина в обморок грохнется, а тебе тачку отмывать. Уф…

Карина опять тихонько стонет, а Семён сбавляет скорость. Надо же. Проняло его или испугался, что тачку отмывать придётся?

Через десять минут порше останавливается как вкопанный у шлагбаума на пропускнике в роддом за какой-то скорой. Мы проезжаем, упав ей на хвост и притормаживаем у одного из подъездов-пропускников.

Я помогаю Карине выйти, принимаю из рук Семёна сумку.

— Спасибо, шумахер, — машет ему Карина, когда мы медленно идём к ступеням. — После такой поездки мне и рожать не страшно.

— Пожалуйста, — скалится Радич. — Смотри не лопни по пути к ступеням.

— Боже… — шепчу поражённо, испытывая за него стыд перед Кариной.

— Да нормально всё, Вась, — тихо смеётся она. Моя Каринка. Даже в такой ситуации на позитиве. — И мажорчик этот твой нормальный.

— Это ты за полчаса определила? — улыбаюсь, помогая ей снять ботинки на санпропускнике и засовываю их в пакет.

— Да оно сразу видно. С понтами, конечно, но не без внутреннего стержня.

— Девушка, скорее, — подхожу к стойке, за которой сидит медсестра. — Моя подруга рожает! Нужно каталку или что там у вас принято, и врача. Срочно!

У меня складывается впечатление, будто девушка услышала мою тираду с опозданием. Она дописывает что-то в журнале до точки, закрывает его, убирает в пластиковую стойку и только потом, подтянув маску чуть выше на нос, поднимает на меня глаза.

— Давайте документы.

— А можно документы потом? — начинаю злиться. — Нам срочно! Она рожает!

— Тут все рожают, девушка. Спокойно. Сначала документы. А потом разберёмся, рожает или нет. Ещё не факт, как говорится. Пока пусть снимает верхнюю одежду и складывает в пакет.

После суеты у Карины дома и на дороге, спокойствие и безмятежность этого места действуют на нервы сильнее, чем если бы сейчас все подскочили и начали вокруг бегать, кричать и что-то делать, как в медицинских сериалах. Но тут никто не торопится, похоже.

Пока Карина корчится в очередной раз, я откапываю в её сумке папку с документами и отдаю медсестре. Та медленно и размеренно всё изучает, потом предлагает Карине присесть за стол рядом и заполнить какие-то формы.

— Поступившая, — сообщает по внутренней связи медсестра, и дальше принимается за документы, вписывая данные Карины то в один журнал, то в другой.

А я теряюсь, не понимая, что дальше должна делать.

— Мне можно тут подождать? — спрашиваю у медсестры.

— Можете ехать, — отвечает она. — Даже если девушка ещё не рожает, у неё многоплодная, на сутки как минимум оставят под наблюдением.

Я крепко-крепко обнимаю Карину и желаю ей удачи. Она обязательно справится! Это же моя Каринка. Убираю её верхнюю одежду и обувь в камеру хранения, прошу хотя бы словечко написать, когда всё случится, ещё раз машу на прощанье и оставляю её тут одну с медсестрой.

Честно говоря, я втайне очень надеялась, что Семён уедет. Но нет, он тут. Правда, перепарковался за шлагбаумом.

— Спасибо тебе больше, что не отказал, — говорю ему искренне. — Муж Карины не отвечал, такое с ним впервые, а мне…

Притормаживаю, прежде, чем сказать это, потому что сама только сейчас в полной мере осознаю, насколько я одинока. Ведь мне действительно не к кому было даже обратиться. Только он. Только к нему.

— Я понял, — отвечает, избавляя меня от необходимости произнести это. — Садись в машину, Адамовна.

Я забираюсь в тёплый салон, оставляя на улице промозглый ледяной ветер с дождём и снегом. Зависаю на этом контрасте почему-то. Как в тот раз, когда он забрал меня с остановки.

Семён садится в машину и плавно выезжает с территории роддома. Молчит, и мне становится как-то неловко.

— А где твоя машина? — интересуюсь судьбой бамблби.

— На балансировке. Это сестры, её не жалко.

Понимаю, что шутит, но говорит так беспечно, будто и правда не жалко.

— Та блондинка, что с тобой была, это сестра же? Ты вроде бы говорил.

— Да, Вера.

Помню, с какой болью он тогда сказал, что его сестра чуть не угробила себя, сидя на диетах. Пытался скрыть, но я заметила.

Вспомнились слова Карины, которые она сказала буквально пятнадцать минут назад о том, что в парне этом есть стержень. Хоть за мажористыми замашками он и пытается его скрыть.

— Красивая.

— Адамовна, даже не пытайся прикинуться, что ты по бабам. От ответочки за сегодняшнюю увлекательную прогулку к роддому тебе не отмазаться.

Да, со стержнем, не спорю, но тем не менее совершенно не тешу иллюзий на его счёт.

Засранец он и есть засранец.

— И какова же плата? — сарказм сам прорывается, когда смотрю на него.

— На будущее, детка, в целях твоей же безопасности, — подмигивает. — Цену узнавай заранее.

Он как раз подъезжает к дому, где мы с Ликой снимаем квартиру. Притормаживает у входа и ведёт бровями, кивая на дверь. Какой-то только его особенный жест.

И… и всё? Поучение про “узнавай заранее”, и барин меня вот так отпустит?

Спрашивать не буду. Поэтому бормочу негромкое “спасибо” и выхожу на улицу.

— Адамовна, — несётся вслед, когда уже выдыхаю. По крайней мере, сегодня удалось сбежать. — Не расслабляйся. Завтра в восемь я заеду, будь готова.

Он в своей пошлой манере подмигивает, цокнув языком, а потом, дав по газам, с визгом стартует, оставив меня в растерянности.

Расслабиться-то с тобой, Радич, не получится, это понятно. Но быть готовой к чему?

20

Лика куда-то уехала, и я облегчённо выдыхаю, что мне не придётся объяснять, куда и с кем я собираюсь вечером.

И вообще! Вот ещё… буду я собираться! Пучка на голове и мешковатого спортивного костюма достаточно.

Не буду я наряжаться.

И краситься не стану. Только если совсем малость, чисто для себя любимой.

И вообще не хочу идти. Кто знает, что ему в голову взбрендит. От Радича чего угодно можно ожидать.

Ближе к восьми у меня начинают потеть ладони. Сердце в груди бьётся напряжённо, да и всё тело в целом будто струна натянутая. Вздрагиваю от любого шума за стенкой.

Вот телефон просигналил сообщением. Наверное, он. Хочется по-детски проигнорировать, но ведь я обещала. В критической ситуации Семён не отказал, было бы некрасиво слиться.

Но это не он. Это фотка от Карины, где она полусидя на подушках обнимает своих малюсеньких крошек. Один комочек в розовенькой шапочке, а другой в голубой. А сзади неё Богдан. Он кажется особенно здоровенным и сказочно-бородатым на фоне этих малявочек и своей любимой. И счастливым. Они оба просто светятся.