Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 43

Это все звучало как бред, как пересказ какого-то дурацкого кино, но настоящий красивый мужчина стоял передо мной на одном колене с кольцом и всерьез говорил, что любит меня всю жизнь.

— Я давно привык к тому, что никогда не влюблюсь ни в кого другого, — говорил он. — Но когда ты оказалась в моей школе, я понял, что сама судьба привела тебя ко мне. И то, что ты разводишься — знак. И для тебя, и для меня. Лен, выходи за меня замуж. Я сумею тебя защитить от всего на свете, даже от бывшего мужа. Я приму твоих детей и никогда не сделаю тебе ничего плохого.

— Это… — у меня пересохло во рту. Детей! Я едва не потеряла даже Алису, как мне вернуть себе Ванечку? — Это слишком неожиданно и серьезно, Дим.

— Я понимаю, что ты можешь меня пока не любить, — сказал он спокойно, взял мою руку и больше ни о чем не спрашивая, надел на нее кольцо из коробочки. Пришедшееся абсолютно по размеру. — Но моей любви хватит на нас двоих. А потом ты обязательно полюбишь, я верю в это. А я дождусь.

— Я… подумаю… — едва сумела выговорить я.

— Это лучшее, что я мог услышать, — просиял Ореховский, встал с колен и заключил меня в объятия. — Спасибо тебе.

Успех

После поспешной и странной этой помолвки Ореховский развил бешеную деятельность, готовясь перевозить нас с Алисой себе в дом, нанимать адвоката, который занялся бы моим разводом и когда я напомнила о том, что он звал меня учительницей английского, удивился:

— Зачем тебе работать? Ты будешь моей женой!

— Эээээ! Нет! — Воспротивилась я немедленно. — Женой я уже была, и к чему это меня привело! Я хочу работать и иметь свои собственные деньги, Дим.

— Зачем? Я же хороший человек, ты меня со школы знаешь! — Он был почти оскорблен.

— Знаешь, Дим, Миша тоже пятнадцать лет был хорошим человеком, — устало проговорила я. — Но видишь чем все обернулось? Я лучше пока приторможу…

Хоть квартиру свою я больше не чувствовала безопасным местом, переезжать мне казалось еще опаснее. Да, Миша, единственная любовь моя, как ты меня перекорежил всю, что я обжегшись на молоке теперь дую на воду!

Как ни пытался Ореховский обижаться, я была тверда, и он вздохнув, все-таки пошел отводить меня в тот класс, где ждали учительницу. Способностей к преподаванию у меня было немного, но Ваньку я одна выучила всему так, что ему предложили вместо первого пойти сразу в третий класс. Я отказалась. Способностей у моего сына не было, и слава богу, а вот научиться дружить ему не помешало бы.

Я вздохнула тайком, скучая по сыну. Он еще мальчишка. Ему всего четырнадцать, конечно, в этом возрасте ему кажется важнее уважение отца, его деньги, удобства и комфорт богатой жизни и то, чем можно хвастаться перед друзьями.

Но он обязательно повзрослеет и поймет, что произошло. И моя задача как матери — не дать ему в этот момент погрузиться в чувство вины, простить его жестокий поступок. Если бы нас судили по детским делам, кто был бы безгрешен? Недаром совершеннолетними признаются только с восемнадцати. Вот если он и в восемнадцать будет предпочитать своего отца, тогда я пойму, что была плохой матерью.

Мне дали пятиклашек, которые уже знали азы английского и подбирались к самому сложному — к временам, на которых обычно и резались те, у кого не было хорошей практики в среде. Но у меня был один секрет, который мне рассказала американка Зои, обучавшая нас в институте языку.

Хоть пятиклашки и не подошли еще к этой теме — я спела им песенку и нарисовала рисунок, который помогает лучше разобраться в сложностях времен. Песенка им понравилась, и они горланили ее потом весь день напролет.

Со следующей группой я повторила тот же фокус, и весь день у меня было хорошее настроение — сделала доброе дело и даже не запыхалась.

В кабинет к Диме, забирать Алису, я пришла с улыбкой.

— Может быть, мы все втроем пойдем погуляем? — Предложил он. — Поедим мороженого, покатаемся на каруселях в парке? Алис, хочешь?

— Нет, — возразила я, увидев загоревшиеся глаза дочери. — Алиса хочет сделать уроки и поесть супа.

А сама подмигнула дочери. Она задумалась, а потом вся засияла.

Ну еще бы! Нас ждало самое интересное — отчет шпиона!

— Ну тогда можно мне тоже супа? — Умильными глазками посмотрел на меня Ореховский. — Я себя сегодня хорошо вел!

— Дим… — тихо сказала я, направляя Алиску к выходу из кабинета и подходя к нему. — Не торопи события, пожалуйста.

— Я просто не могу поверить, что ты…

— Попросила время подумать и еще не согласилась, — прервала я его, нервно вертя кольцо на пальце. — Не дави.

— Хорошо, хорошо, уйду в свою холостяцкую берлогу и буду весь вечер скучать по тебе!

Он поднял ладони вверх, а потом воспользовался тем, что я замешкалась, поднырнул под мою руку и обнял меня за талию, быстрым поцелуем впившись в губы.

— Я тебя люблю… — тихо сказал он.

Я смутилась. Ответить ему тем же я пока не могла.

— Мне пора! — Сообщила я, убегая догонять Алису.

Надо было еще позвонить Маринке и пересказать все шокирующие события.

Но сначала…

Я не успела додумать, что сначала, потому что увидела, как по школьному двору идет Миша, а Алиска летит к нему со всех ног.

О, нет!

Примирение

У меня буквально отнялись ноги прямо на пороге школы.

Надо было позвать Диму, наверное, или хотя бы охранника, но я понимала, что никто не успеет. Если Миша сейчас схватит мою девочку, он ее увезет куда захочет.

Как всегда, я винила только себя. Почему я ее не одернула? Почему не заказала такси прямо к школьному порогу? В конце концов, я помолвлена с директором этой школы, у меня должны быть преимущества!

Но все уже случилось.

Алиска повисла на шее у отца, что-то взахлеб пересказывая ему из своего школьного дня, а я стояла и смотрела на них, ощущая себя каменной статуей. С минуты на минуту мой мир раздетится вдребезги второй раз за этот месяц.

Но вместо этого Миша…

Подхватил Алиску на руки и двинулся ко мне. Лицо у него было почему-то умиротворенным. Подойдя ко мне, он вдруг «клюнул» меня в щеку, целуя мимолетно.

Я не успела даже отшатнуться.

Меня обдало терпким запахом его одеколона. Привычным и когда-то возбуждавшим меня даже на расстоянии. Так просто пятнадцать лет любви из крови не вытопить. Но горечь тут же подкатила к горлу и затошнило.

Мои пятнадцать лет были совершенно иными, не такими, как у него.

Мои были наполнены чувствами как полноводная река по весне. Выплескивались, выливались любовью на детей, в детей.

Его же любовь была водой в ванне, в которой уже помылось несколько человек.

Все его любовницы, которых он заводил, пока продолжал признаваться мне в любви.

Никакому родному и возбуждающему запаху не перебить этого отвращения. Если я к нему прикоснусь, я словно прикоснусь ко всем этим грязным девкам, которых он имел за моей спиной.

Мои эмоции качались от страха к шоку, от шока к надежде, от надежды к ностальгии, от ностальгии к возбуждению и от возбуждения к отвращению.

Что бы со мной дальше не случилось, ни один мужчина больше не сыграет такую значительную роль в моей жизни, как Миша. Отец моих двух детей, любовь моего лучшего возраста и человек, расколотивший вдребезки мою личность.

Я бы хотела передать ему все, что я чувствую сейчас, но не была уверена, что он поймет.

— Соскучился по малышке, — сказал он, улыбаясь и тиская Алиску. — Она рассказала мне про вашу игру.