В самое сердце

Глава 22

От боли, изливающей сердце, Настя едва держалась на ногах. В ушах до сих пор стоял голос Ярика, его нелепые оправдания и ложь… много-много лжи. Все его фразы, все прикосновения, все улыбки и вся нежность — все теперь виделось ложью. Как он мог, не понимала Настена. Как мог поступить с ней так бесчеловечно. И ради чего? Ради простого экзамена. Душу разбил, растоптал, унизил. Настя сейчас ощущала себя униженной, жалкой, ничтожной…

В какой-то момент тело будто надломилось, и дало сбой. Настена спотыкнулась где-то уже возле дома, упала на асфальт и расплакалась. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, она закрыла рот рукой и пыталась хоть как-то сдержать вопли. Но ничего не выходило. Крик отчаяния рвался из самой глубины сердца. Было безумно больно.

А ведь она его полюбила. Так сильно, что и дышать без Ярика становилось тяжело. Настя видела в нем свою жизнь, будущее их общее будущее. Она так много хотела попробовать вместе с ним, столько планов, желаний, от чего порой и уснуть не получалось. А как сладко он сминал ее губы, как заботливо обнимал со спины и шептал всякие пошлые глупости на ушко.

Вранье. Сплошное вранье.

Мысли кружились каруселью: быстро, без единой возможности спрыгнуть вниз. Все запуталось, все превратилось в картинки. Пустые и безжизненные эпизоды с полароида.

Кое-как Настена поднялась с холодного асфальта. Тело не хотело двигаться, его, словно обвязали толстой веревкой, а у самого основания затянули удавку. Настя шла медленно, но даже так умудрилась упасть еще два раза. В итоге колготки порвались, обувь запачкалась, а на коленке и ладошках появились ранки.

Чудом Настена добралась до квартиры. И уже в кровати снова заплакала, да так громко, что казалось, она подвывает. Сердце разбилось, а его осколки резали грудную клетку, скатываясь ниже и ниже. Они ранили каждый участок тела, заставляли вздрагивать, и затягивали в глубокую бездну. В этой бездне не было Ярика. Любимого и родного Ярика. Там была только темнота.

Часа через два Настя уснула. Просто провалилась в сон от усталости. А там… еще хуже. Туннель. Длинный, одинокий, грязный. На стенках фотографии, где они с Ярославом играют в счастливую пару. А в конце туннеля и сам Ветров. Улыбается. Только не той улыбкой, которую Настена привыкла видеть. Ярик усмехался. Над ней, над наивной дурочкой, что поверила в несуществующею любовь Принца.

Когда Настя очнулась, с ее глаз катились слезы.

— Милая, — послышался голос бабушки. Женщина сидела рядом, смотрела на внучку испуганными глазами. — Радость моя, ты чего? На тебе лица нет!

— Бабуль! — в голос завыла Настена.

— Что такое? Что, моя золотая? — Антонина Викторовна притянула к своей груди внучку, и начала медленно гладить по спине. Да только легче не становилось.

— Он меня не любил, никогда не любил, — сквозь слезы говорила Настя.

— Что? Я не понимаю, милая.

— Использовал. Он… мен…ня… испол…ал, — всхлипы слетали с сухих губ Настены, а слова, которые она произносила вслух, резали по-больному. Вроде и понимаешь уже, конец. Но почему-то озвучить все равно страшно.

— Не плачь, зайчик. Все будет хорошо.

Больше бабушка ничего не спросила. Видимо поняла, что смысла нет. Она лишь прижала крепче к себе Настю, и позволила внучке выплакать все те слезы, которые рвались наружу. А их было много. Безумно много.

Раньше Настена не понимала, как девушки могут так страдать из-за мужчин. А теперь и сама оказалась в ловушке собственного сердца. Было невыносимо настолько, что и глоток кислорода в легкие не попадал. Наверное, так умирает душа. Оставалось только уповать, что все это временно, что однажды ночь закончится и вновь захочется посмотреть в глаза яркому солнцу.

На следующий день Настя все же рассказала бабушке. Тяжело, конечно, о таком говорить, но лучше озвучить, чем таить в себе. Антонина Викторовна слушала молча. Лицо ее то и дело менялось. Они сидели в комнате Настены, где до сих пор были задвинуты занавески.

— Я немного в шоке, — честно призналась бабушка. Ее шершавая ладонь гладила по волосам внучку. На самом деле, у Насти не было сил даже подняться. За ночь она просыпалась раз десять. И все время задавалась вопросом, где сон граничит с реальностью. Рука тянулась к телефону, так хотелось услышать голос Ярослава. Чтобы он опроверг все, чтобы вновь позвал ее по имени, прошептал «моя». Но потом воспоминания врывались острой иголкой в голову. В такие моменты, Настене казалось — она вот-вот задохнется.

— Коля был прав, — сухо произнесла Настя. Голос ее сел и немного охрип.

— В чем прав? — не поняла Антонина Викторовна.

— Такие, как я… в нас не влюбляются такие, как…

— Нет, детка. Это неправда.

— Ба…

— Настен, Ярослав может и познакомился с тобой из-за корыстных целей. Но я видела, как он на тебя смотрит. Видела, как он…

— Ба, — перебила Настя. Она чуть поднялась на локтях, и из последних сил глянула на женщину. — Я не хочу о нем больше говорить. Я так устала…

— Ладно, отдыхай, милая.

Антонина Викторовна встала с кровати, прикрыла плечи внучки одеялом. Сколько бы ни спала до этого Настена, а все равно почему-то хотелось спать. Пролежать бы вот так до самого конца следующего года.

Однако не успела бабушка выйти из комнаты, как в дверь позвонили. Раз, два, три — настойчиво. Кто-то очень хотел попасть к ним в гости. А потом Антонина Викторовна вновь появилась на пороге комнаты. Глаза ее растеряно взглянули на Настю, и под звук очередного дверного звонка женщина произнесла.

— Там… Ярослав.

— Что? — Настена тут же замотала головой. Внутри все сжалось от одной мысли, что она его должна увидеть. Нет, только не сейчас, только не в тот момент, когда сердце почти умерло.

— Бабуль, пожалуйста, — молящим голосом произнесла Настя. — Не открывай.

— Ну, милая… а вдруг он…

— Пожалуйста, — с глаз опять покатились слезы. Казалось, и плакать уже нечем, а все равно капли падали.

— Прятаться это…

— Ба! — едва не закричала Настена. Хотя и сил особо не было. Но и видеть Ярослава она не хотела, не смогла бы просто. Так стыдно. Унизительно. Однажды отдаешь душу человеку, а потом узнаешь, что он по ней потоптался. Это слишком унизительно.

— Ладно, — сдалась Антонина Викторовна. — Скажу ему, что ты ушла до вечера. А ты еще раз подумай. Все же…

— Скажи, — перебила Настя. — Что я уехала навсегда.

Глаза бабушки в ту секунду сделались еще печальней. Она словно постарела на пару лет. И вроде хотела еще что-то добавить, но потом будто поняла — не сейчас. Развернулась, прикрыла за собой дверь и молча пошла, выполнять просьбу внучки.

Антонина Викторовна очень переживала за внучку. Внутри у нее кипела такая же обида на мальчишку. Выйти бы и дать, как следует ему по лицу. Бессовестный. Настена ведь такая хрупкая, невинная. Хотя уже и не невинная, наверняка. Сколько раз они ночевали вместе. Антонина далеко не глупая женщина, чтобы не понять, чем ночами занимаются молодые люди. И то, с какими улыбками на утро они убегали из дома. Все было очевидно.

Однако стоило ей только открыть дверь, стоило только увидеть лицо Ярослава, и вся злость куда подевалась. Выглядел он совсем не так, как обычно. Куртка запачканная, будто обтерся обо что-то белое. Волосы грязные, без шапки. Да и под глазами круги. Лицо его некогда яркое и солнечное, сейчас походило на ночную грозовую тучку. Нет, в нем не было злости, скорее усталость и обреченность.

Антонина Викторовна даже растерялась. Потому что Настена ее там, в комнате выглядела в точности, как и этот мальчишка. Слишком очевидно — они оба страдают. Один от своей глупости, другой от задетой гордости.