Корона Тафелона

— Болван. Силу решил показать. Перед оборотнями похвалялся. Допохвалялся? Понравилось?

Монах повернулся, пытаясь заглянуть Врени в глаза, и зашипел от боли.

— Я не мог позволить пастве… — начал было он, но црюльница шлёпнула святошу, чтобы не вертелся. — Когда призываешь Заступника… Он придал мне силы…

Врени скривилась. Эдак святоша нос вовсе до неба задерёт.

— Силы он тебе придал, — проворчала она, накладывая чистую тряпицу на смазанную спину. — А расхлёбывать твой подвиг кто будет?

— Он послал мне тебя, — твёрдо ответил Юлди и больше уже ничего не говорил, потому что Врени усадила его и принялась наматывать укрепляющую повязку вокруг пояса. Будь перед ней здоровый человек, он бы жестоко расплатился за «Заступник тебя послал», но что спросишь с больного?

Заступник её послал!

Высшую посвящённую!

Главного в чужом отряде звали Янак. Ещё его звали Атаман, и Врени не сразу поняла, что это вовсе не имя. Они шли из Дарилики на запад, наниматься оборонять крепости или нести ещё какую ни на есть ратную службу.

— Да уж не впервой, — отвечал Янак в первый вечер, когда они, уйдя из земель Корна, остановились на ночлег и ещё ждали волчьей погони.

У большого костра мест на всех не хватало, молодёжь жгла свои, поодаль, но старики обоих отрядов собрались здесь. Янак сидел на почётном месте и ему первому подносили чашу с травяным отваром. Не до вина сейчас. И так дозоры удвоили. Чужой отряд принимали как дорогих друзей: без их поддержки так легко бы с мохнатыми не разошлись бы. Одевались они как Харлан: в длинные куртки и вышитые рубахи под ними, просторные штаны, заправленные в сапоги из тиснёной кожи, на головах — разноцветные шапки. Рядом с тщедушным Уваром Янак смотрелся великаном. Был он высок ростом и широк в плечах, однако на оберста посматривал с явным уважением. Один на один здешнего магната завалить не каждый сможет.

— Да уж не впервой в крепостях-то стоять, — повторил Янак, разглаживая пышные усы. — Вот только недавно со службы погнали в Каневе. Знаешь Канев-то?

— Ещё бы не знать, — ухмыльнулся Увар, принимая из рук атамана чашу. — У самой степи стоит, последняя крепость. Помнится, хорошо там погуляли, пока нас воевода не нанял. Как бишь его… Сбыско.

— Он и нас нанимал, — кивнул Янак. — Если б не князь Рогнед из Громска…

Он махнул рукой.

— И Рогнеда знаю, — заинтересовался Увар, передавая чашу Харлану. — Канев-то разве не у него под рукой?

— Теперь — да, — отозвался Янак. — А недавно там молодой Вячко сидел. Сын Позвизда из Лараля.

— В Ларале не был, — покачал головой Увар, принимая из рук Фатея жареное мясо на хлебной лепёшке. Такое же угощение молодой Аким протягивал Янаку.

— Не ходи, — посоветовал атаман. — Степь далеко, вокруг глухие леса, не проехать. Пока дань соберёшь, пять потов сойдёт. К тому же нашего брата там не любят. Когда Позвизд помер, вече[54] Ларальское молодого Вячко княжить-то позвало, но оговорило, что зовут-де только с малым отрядом.

Он сплюнул в костёр.

— Как уж они договаривались — про то они знают, а только стоило Вячко за одни ворота, Рогнед в другие въехал. И сразу сказал, мол, этих чтоб духу не было. Мы с его людьми встречались пару раз, да не все с тех встреч живыми вернулись — что из нас, что из них. Так и пошло.

— В степь бы вернулись, — сказал Харлан, принимая из рук Мады плошку с кашей.

Янак покачал головой.

— Нехорошо сейчас в степи. Неспокойно. Проехать пока можно, но чтобы надолго встать…

— Тогда куда сейчас? — спросил Увар, доедая мясо.

— А вот с вами до Дарилики доедем, и обратно повернём. Там, на запад и южнее, говорят, князь Имриц подмогу ищет. Заедает его сосед.

Увар подобрался, но Янак этого, казалось, не заметил.

— Имриц-то? — спросил оберст. — Слышал, слышал. Да только к нему не пройти. У них там в горах заставы везде — не пробраться через ущелья. Сосед-то как раз между Имрицем и магнатами стоит.

— Он проходит — и мы пройдём.

— Так он же не человек, — теперь уже сплюнул Увар. — Нежить поганая. Ещё б он не проходил. По ночам нападает.

Увар осенил себя священным знаком. Янак, помедлив, повторил это движение.

— Горы там, — будто бы в раздумье произнёс Харлан. — Тесно.

Янак, которому как раз поднесли плошку с кашей, хлопнул себя по колену и засмеялся.

— Не хитри, — сказал он Увару. — Говори, чего просишь.

— С нами пойдём, — и впрямь не стал вилять Увар. — До степей пойдём, погуляешь там напоследок. Нас до Толока послали. Знаешь Толок?

— Не доходил, — покачал головой Янак, — но наслышан. Хороший город, богатый. Много путей там сходится. Добыча хорошая. Тяжело его будет взять.

— Брать не надо, — засмеялся в свою очередь Увар. — Мирно идём. Князь послал. Про Тафелон слышал? На западе. Я верховному князю служу. Князь послал дорогу его караванам проложить.

Янак погрузил пальцы в плошку и задумался.

Через несколько дней, когда они добрались до границы страны оборотней, Увар объявил отдых. По мнению Врени — как раз вовремя. Как ни осторожно везли Юлди, он всё же нуждался в полном покое хотя бы на несколько дней. Впереди был Траклив — пограничная крепость богатой городами Дарилики. Через Траклив начинались дороги во все концы страны. Начинался там и путь на юго-восток, в степи.

Юлди много передумал в эти дни. Знахарка, выхаживающая его, только и делала, что твердила, зря, мол, он то бревно тащил. Одни хлопоты. Но монах точно знал: нет, не зря. Как бы он смотрел в глаза товарищей, если бы его вытащили из ямы, испуганного заточением, рассеянного, не понимающего, за что на него свалилась такая беда? Выбравшись сам, он показал себя победителем. А его победа — это победа самого Заступника. Юлди корил себя за рану, полученную Корном. Это он виноват. Конечно же, он, Юлди. Если бы он мог поговорить с Корном так же, как поговорил с Улриком и Друджи! Если бы мог вразумить его! Воззвать к его разуму, укрепить веру… Врени, ухмыляясь, уверяла, мол, зря он переживает. Что оборотню рана? И клинок-то не серебряный. Поваляется чуток, ему полезно. Что хвостатому сделается? О себе бы лучше думал.

Но монах не мог, не хотел думать о себе. Не тому учил Заступник. Каждое его действие, его, пастыря, утверждало славу Заступника или порочило Его имя. Он показал оборотням, что сила духа и сила веры делает человека не слабее зверя. И Улрик вразумился! Друджи тоже! Ох, если бы поговорить с Корном прежде, чем тот встретился с Уваром!

Юлди мог бы потом заверить оберста, что всё случившееся — недоразумение. Но Корн был упрямец… Ладно тело. Может, рана и впрямь быстро заживёт. Душа, душа Корна — вот что было ранено. Его гордость, даже гордыня… он должен был научиться смирению, но только укрепился в своей спеси.

Первые дни после освобождения был наполнены мучениями. Кричать не было сил, от крика напряжение переползало с рёбер на поясницу и там распускалось чудовищной болью, которая ветвистыми молниями уходила в ноги. Только и оставалось, что неподвижно лежать, покачиваясь между конями, стараясь не шевелиться ни единым членом. Постепенно время и искусство Врени делали своё дело. Выпав из пелены боли и терзающих его мыслей, Юлди обнаружил, что людей в отряде прибавилось, что вокруг снуют незнакомые ему сородичи Харлана и что лагерь явно готовится к празднику.

Они стояли на отдыхающем поле[55], оставив позади лес. Впереди возвышалась деревянная крепость Траклив, миновать которую нечего было и думать: все пути в обход давно были перегорожены засеками и охранялись конными разъездами. Траклив был юго-западными воротами Дарилики. Именно через него должна была пройти большая дорога на восток, с которого покуда до Тафелона доходила лишь тоненькая струйка товаров.

— Я вижу, тебе легче, — одобрительно сказала Врени, присаживаясь возле монаха. Юлди осторожно, стараясь не слишком шевелиться, кивнул.

54

Вече — орган городского самоуправления, народное собрание в городе. Созывалось вечевым колоколом. В иных случаях власть вече была больше, чем княжеская.

55

«Они стояли на отдыхающем поле»: то есть на незасеянном поле.