Страница 67 из 75
— Если это так Григорий, — Романин тяжело дышал, явно подбирая слова, осмысливая услышанное. — Неужели мой брат с канцлером не задумывались, что я могу повернуть против них войска.
— И что с того? — без эмоций произнёс я. — Так им даже легче. Вы подняли не с того не с его бунт. Да когда? В разгар войны. Вы предатель родины. Сразу же все предприятия, что с вами связаны, будут захвачены и остановлены, а вы будете лишены поддержки аристократов и народа. Окажетесь зажатым между османами и полками вашего брата. Если переметнётесь к врагу. Вы Роман Алексеевич сразу же подтвердите клевету на вашу дочь, и всё то, что я говорил ранее. Войдёте в лобовую против брата, вас сметут, ибо неоткуда будет взять боеприпасов и пополнять потери личного состава.
— Григорий, — сжимал зубы князь имперской крови. — Я не могу так просто сдаться! Я понимаю, что я для вас сейчас дамоклов меч. Но… Но… — Словно стал ломаться изнутри Романин.
— Роман Алексеевич, — взяв кружку со стола, я шагнул к князю имперской крови, протягивая её князю Романину. — Помните наш самый первый разговор. Я сказал вам. Какую цену вы готовы заплатить за то, чтобы вы и ваши дети остались живы и, взять за это ответственность, а так же смогли отомстить своим врагам.
— Да. Я помню, — принял кружку из моих рук Роман. — Любую ответственность и цену.
— Тогда нам вновь надо обсудить детали, — сделал я шаг к дверям кабинета. — Но сперва я наведаюсь к высокопоставленным пленным, пока у меня ещё есть немного времени здесь перед отъездом в Петербург.
Князь Романин непонимающе провожал меня взглядом до дверей, где я остановился и, повернувшись к аристократу, произнёс:
— Да, кстати. Вы ведь в тот день задали мне вопрос. Каково моё беспокойство вопросом, что привёл той ночью вас в мой дом. Знаете Роман Алексеевич. Я пересмотрел свой ответ.
Романин оставшись один в кабинете и, залпом осушив содержимое кружки, подошёл к столу, дабы наполнить свою тару коньяком и увидел на столе рядом с бутылкой искорёженную железную кружку Григория.
Наступившее пятничное утро в Петербурге, началось с бурных обсуждений нового выпуска газеты, что несла на своих страницах ошеломляющие новости. Город Былрад был взят Ораженым и Романиным при поддержке войск князя Долженского. Граница же Молдавии полностью была взята под контроль штурмовой пехотой ополчения, и укреплена третьей армией империи.
Угнетённая законная власть молдавской изъявляет желание вступить в союз с князем Романеным, что освобождает страну от османского гнёта.
Османские военные формирования, отрезанные от основных сил под натиском штурмовых рот Оражена и Романина при полной поддержке батальонов Долженского, массово начинают сдаваться в плен. При взятии Былрада был захвачен в плен Румин Дув-паша и его приближённые людьми.
На фоне такой информации не только Петербург, но и вся империя стояла на ушах, обсуждая невероятные новости с фронта. Ведь прошла всего ничего после взятия Романиным и Ораженым города Галец.
На фоне же очередных радостных новостей с фронта, мало кто из жителей Петербурга замечал, как в город начали прибывать люди, что небольшими группами вливались в поток населения и растворялись в городе.
А вечером город вновь забурлил. Газета, выпускаемая издательством Оражена, вновь появилась с новым выпуском на улицах городов, с весьма будоражащими новостями.
— Молния! — орали люди на каждом перекрёстке, иногда даже перекрикивая друг друга. — Во дворце Былрада найдены военные документы! В империи может быть предатель!
В этот же время практически в центре города к одному из зданий начали стягиваться люди. Гостей выбранного места было немного, но каждый из тех, кто откликнулся на неплановое приглашение, был весьма значимой фигурой Петербурга и империи, в частности, что принимал у себя граф Рощинский, являющийся правой рукой Григория.
Главная царская канцелярия.
Дверь в кабинет канцлера слегка сотряслась нервным стуком, после чего сразу же открылась, а в помещение, в котором уже сидело несколько высокопоставленных лиц страны, чуть ли не ворвался генерал от инфантерии.
— Хорошо, что все в сборе, — с ходу, позабыв о приветствии, произнёс полный военный, что сжимал в руке знатно измятую газету. — Как я понимаю, уже все видели эту газетёнку! — Встал посередине кабинета Анатолий Васильевич, сжав в мясистой ладони сильнее газету, слегка тряся печатным изданием перед собой.
— Да, Анатолий Васильевич, — откинулся на спинку кресла канцлер и полноправный хозяин данного кабинета. — Вижу, вы тоже ознакомились с данным чтивом. Налейте себе чего-нибудь выпить и отдышитесь. Видно вы очень спешили, после прочтения данных статей.
— Да, спешил Владимир Михайлович. Этот ублюдок Романин с Ораженым тут такого понаписали. Надо закрыть раз и навсегда их газетёнку! Я-то думал, что этот идиот после того, как его детишек прижмут и размажут, приползёт в Петербург моля о снисхождении. А по итогу, Романин здесь смуту против нас затеял! Да дифирамбы себе воздаёт. Молдавию он, видите ли, освобождает. Да предателей империи практически нашёл! — Генерал в гневе швырнул газету себе под ноги и, наступив сапогом, начал втирать измятую газету в пол носком сапога.
— Дорогой мой Анатолий Васильевич, — канцлер иронично поджал губы, подавшись вперёд, беря со стола сигару. — Успокойтесь. В газете же не написано, что именно вы предатель родины или кто-то из собравшихся здесь лиц. Да и что с того, что он там понаписал? Ну, нашёл Романин бумажки у османских офицеров. Мало ли какие он нашёл бумаги. Да и кто их написал? Такие донесения могли написать и унтеры и старший офицерский состав или простой лазутчик. Например, по личной инициативе, будучи завербованными османской стороной. Там же нет вашей подписи, печати генерала и прочего, что явно бы указывало на кого-то из нас.
— Владимир Михайлович. Но газета написала, что враг не на фронте, а в империи. Романин явно хочет ударить по нам. — Встал с диванчика генерал и, подойдя к столику, налил себе из графина коньяк. — Если там есть данные по подвозу снабжения или тактические перегруппирования войск, то это уже не просто унтер написал или вшивый лазутчик.
— Филипп Евгеньевич, — закурил сигару канцлер, выпуская клубы дыма перед собой. — В ваших словах есть смысл.