Рекомбинатор. Том 1. 7Я

Интересно, Инквизиции уж лет триста как нету. Правда, есть Надзор за магией и ее проявлениями… По слухам, название организации поменялось гораздо сильнее ее методов. Ага, «лучшее средство от головы — топор». Но, вроде бы, не сжигают больше никого. Из людей. А вот домик, в котором Гость завелся, боевые маги Надзора легко в пепел превратят. Или на поле там какое с поселившейся кикиморой — магический град вызовут легко и с песней. Ритуальной.

Но это скорее редко случается, а слухам верить — такое себе. Не особо зрелищными ритуалами изгнания — Надзор обходится чаще. Так нам дядя Зарубы Кожемяки говорил, а он в стражниках служил и с надзорщиками пересекался частенько.

Тем временем, мои якобы прошлые «я» заинтересовались фактом отсутствия Инквизиции и текущей датой. К черту день и месяц, год какой?! А от какого события? Город — туда же! Что за государство? Кто правитель? А континент какой?

Самое интересное, что, даже зная про двоедушников или иных одержимых в нашем мире, какой-то сильной тревоги появившиеся в голове голоса у меня не вызывали. Видать, еще от утонутия не отошел до конца. Раздражение вот, от их взаимных перепалок или нападок на меня, было, но не страх. Скорее они воспринимались как внезапно и незвано заявившиеся в гости дальние родственники. Вот! Какое-то странное ощущение сродства!

Ага, с одной стороны — «чего приперлись», а с другой — «какой ни есть, а он — родня». Правда, в семье у меня никто не отличался склерозом. А «эти» — им страдали поголовно. Ну, или пока в чем-то не признавались.

С их именами пока было глухо, но как-то обращаться друг к другу было надо. Переругиваясь промеж собой, первого пробудившегося (ругательного нелюбителя русалок) прошлые «я» прозвали Ярилой. Из того, что он помнил, служил Ярила в наемниках. Оч-чень резкий деятель!

[Ярила. Некто резкий]

Довольно ехидный «я», который заявил о своем цирковом прошлом, закономерно был обозван Циркачом.

[Циркач. Некто ехидный]

Осторожный голос, вспомнивший, что «делал дела» по торговой части, поименовали Менялой. Наверное, еще и потому, что Меняла был склонен менять свое начальное мнение на преобладающее общее.

[Меняла. Некто по торговой части]

Вежливый «цаца», отметившийся осторожной «защитой» русалки и деликатными манерами, занимался в свое время изящной словесностью и работал стряпчим. На юриспруденцию «цацы» плюнули и назвали Рифмой. Потому как «за цацу — можно и зубов не досчитаться».

[Рифма. Некто словесно "стряпающий"]

Умником нарекли рассудительный голос, упоминавший про научные методы. Применялись им оные, по горделивому заявлению Умника, в благородном деле рождения и преобразования веществ всяческих. О, алхимик! Еще б вспомнил чего полезного, пригодится!

[Умник. Некто умный]

Прошлый «я», который и выдал версию про «память души», назвался толкователем снов (и будто сам сомневался в правильности версии). Ха, а у меня было весьма разностороннее «прошлое»! Может от этой развесистой шизофрении еще и польза какая-нибудь выйдет, кроме рубашки с длинными рукавами и комнаты с мягкими стенами?

— Это ты чужие сны толковал или свои? А то, хороша была работа — придавил подушку и монеты потекли! — язвительно заявил Ярила толкователю, на что тот не откликнулся и был обозван Подушкой (типа, за мягкость проявленную или за сонность?).

[Подушка. Некто сонный и мягкий]

Забавно, что по мере самопредставления «голосов» у меня в голове «рисовались» их образы — этакие лубочные картинки нагловатого воина-наемника Ярилы, дерзкого арлекина Умника, утонченного поэта Рифмы в мантии стряпчего, хитромудрого купца Менялы, алхимика Умника с артефакторными очками, задвинутыми на лоб. Только образ онейроманта Подушки получался не очень четким, как размытая фигура в сновидении. Мужик какой-то в балахоне, сотканном из тумана. Главное, туман — непрозрачный, а так — пусть носит, если не поддувает ничего.

Бац, и теперь у меня в голове не голоса, а говорящие человечки! Интересно, это лучше или хуже — с точки зрения психиатра?

На мой рассказ о нашем Северном царстве (оно же Нордик, оно же Кузей Иль — на иных имперских языках) и о Его Величестве Достославе 3-ем, о моем месте рождения — столичном Светлограде и моем нынешнем доме, Солиямске — человечки-«прошлые жизни» реагировали сильным удивлением.

Те названия земель и городов, которые худо-бедно припоминали сами склеротики, у меня отзывались лишь смутными созвучиями с уроков истории. Очень древней истории — многие-многие века назад. Хотя родное для Рифмы княжество было относительно «свежим» (и название не изменилось почти — был Сувар, стал Суваш) — лет двести назад оно присоединилось через династический брак к Северу.

По времени — самыми «ископаемыми» оказались предварительно Подушка и Меняла. На звание самого свежего перерождения претендовал Рифма. Зато Умник, Ярила и Циркач жили, как получилось примерно идентифицировать, вообще на других материках. Кстати, а как мы на одном языке вот говорим — на современном сиверко, «Голосе северных ветров»?

— Ты, когда сознание терять начал, похоже, частично доступ к памяти и к управлению телом нам открыл. А самый резкий, Ярила, первее других среагировал, судороги унял и на берег выгреб. Но открылась только малая часть памяти — по верхам сознания. А так, душа светлая — дело тонкое и темное, — важно изрек Умник. — Звать тебя, кстати, как, последыш юный?

— И как живешь, чем дышишь? – хохотнул Циркач.

— Сколько жен, наложниц имеется? – решил выяснить главное для себя «самый резкий».

— Неженат пока, — буркнул я. — Смород Калинов, 18 лет стукнуло, из служилого сословия, по магии — нуллус или неодаренный. Вот, окончил гимназию или школу… — заученно отбил я свою анкетную биографию.

— Прости, а Смород — родовое имя? – с вежеством уточнил Рифма.

— В таз с вареньем смородиновом в детстве нырнул, — покраснел я. Типичный вопрос в мой адрес и такой же ответ. — К родам Черной Калины или Золотой Калины мы не относимся. Но я еще создам свой род! Тогда и второй «корень» в фамилию добавится. Так у дворянских семей принято. Отец может еще дворянство выслужит, только я — приемыш, а младший брат — родной его сын. Не знаю, как оно потом сложится.

— До восемнадцати годков дожил и ни одной жены нет! Куда мир катится! Мой… будущий «я» из рода Усохшего Куста! Ладно, помогу тебе не пропасть еще раз! Еще много раз! — облагодетельствовал меня Ярила.