Твоя (не) родная семья

Игоря это устроит.

Но мне придется взвалить на себя все, а затем еще немножко больше. Хочется вернуться в комнату, снять с него наушники и треснуть по башке.

Мне кажется, мы бы расстались, если бы не Сенька.

Маленькому Арсению с глазами-пуговками и серьезным, смышленым личиком, было чуть больше года, когда я узнала, что у старшекурсника, оказывается, есть ребенок. Это просто оглушило меня. Мы были так молоды — а у него уже ребенок. Сенька в то время почти все время проводил с бабушкой, которая дала сыну возможность учиться и знакомиться с девушками. Хотя ей было тяжело, как я потом узнала, и растить «ошибку молодости сына» не доставляло никакого удовольствия. Просто с безответственным отцом ему не было расти никакой возможности.

Мама Арсения была совсем юной девушкой восемнадцати лет. Я не знала, как она выглядела — фотографий не осталось. Игорь как-то сказал с безразличием, что фото были на телефоне, который потерялся. А мол, ее телефон остался не то у тетки, не то у мачехи после похорон. Ребенку было семь месяцев, когда она скоропостижно ушла. Я даже имя ее не знала. Игорь не любил о ней говорить, намекнув, что она была «так себе» и всякий раз молчал, когда я что-то о ней спрашивала. Его нежелание говорить о бывшей я восприняла за душевную рану. Только со временем до меня дошло, что это было равнодушие.

Дедушка со стороны мамы к Арсению отнеслись прохладно. Я думаю, из-за ранней смерти дочери. Странно обвинять ребенка и вслух, они никогда этого не говорили. Или просто не хотели проблем с младенцем точно так же, как Игорю с его мамой.

С Арсением я познакомилась, когда мы с Игорем встречались уже полгода. В декабре Игорь совершенно спокойно сказал, что надо купить игрушки на Новый год для сына, не схожу ли я с ним.

— У тебя есть сын?! — не слышавшая раньше об этом, Игорь даже не обмолвился ни разу и не намекнул на ребенка, я остолбенела.

— Сеня. Скоро полтора года будет. Так что, поможешь подобрать?

— А с кем он живет? Я могу его увидеть?

— Когда познакомлю тебя с мамой.

По глупости мне показалось это признаком серьезности. Мол, случайной подруге он не стал говорить о ребенке. Разговоры и знакомство — это для девушки, которая твердо намерена войти в его жизнь. Окрыленная, я полетела читать статьи о детях полутора лет от роду и выбирать подарки. Встречи с малышом я ждала с трясущимися руками. О детях я знала мало, но уже мечтала о них.

Новый год Игорь пригласил меня отпраздновать в кругу семьи.

Малыша я впервые увидела на руках его мамы и просто влюбилась.

— Приве-е-т, — протянула я с глупой улыбкой, показывая плюшевую собачку.

Будущая свекровь моего восторга не разделила. Впихнула ребенка в руки и сообщила, что нужно помочь на кухне. Что я и делала с ребенком на руках, пока Игорь играл в телефоне. Мне бы тогда насторожиться, но этот восторженный взгляд Сеньки лишал меня разума. Я пропала. Дети — это ведь не проблема. Я была молода, полна сил и уверенности в себе. С тех пор Сеньку из рук почти не выпускала.

А когда он назвал меня мамой, решила, что это судьба.

Взвесив все, решаюсь на еще попытку, когда Сенька ляжет, чтобы не делать его свидетелем некрасивых сцен. До вечера мы играем с железной дорогой. Игорь к нам даже не заглядывает. Ребенок расслабляется и увлекается игрой, а у меня болит сердце, когда я наблюдаю за ним.

У некоторых проблем просто нет решения.

Их просто нет.

Я ощущаю себя в ловушке.

Перед сном ловлю Игоря на кухне. Он заваривает чай и делает недовольное лицо, когда видит меня.

— Зачем ты подрезаешь мне крылья, Игорь? Ты же знаешь, что я всегда этого хотела, что так будет лучше.

— Ага… Тебе лучше!

— В этом дело?

Он молчит с надутым лицом и мучительно медленно размешивает в чае сахар. А я на своей шкуре узнаю, что значит «испанский стыд», за Игоря мне мучительно стыдно. А ему — нет.

Я хорошо понимаю, почему он не хочет в Москву. Он не хочет выглядеть полным неудачником на фоне остальных. Там будет сложнее сидеть и ничего не делать. Там больше возможностей, больше мужчин. И там не будет его мамы. А значит придется меньше полагаться на помощь и больше шевелиться.

Неужели ему нас не жаль… Меня, собственного сына. Пусть он злится на меня, но ведь Игорь знает, что Сеня считает меня мамой. Как я могу уехать и бросить его?

На то и расчет.

Игорь знает, как мы привязаны с малышом друг к другу. Это прочный якорь, который держит меня здесь. Поэтому я еще уговариваю его, прошу услышать. А ему просто плевать. Он делает то, что ему удобнее. Манипулирует ребенком.

Я глотаю кофе и обжигаюсь. Попеременно злюсь то на себя, то на Игоря. Как я могла быть такой слепой? Я же психолог. Корпоративный, но… Я сапожник без сапог. Хреновый, значит, специалист, если не смогла навести порядок в собственных отношениях. Не смогла разглядеть человека, а связала с ним жизнь.

Я вздыхаю. Он не уходит, но молчит, мне предоставив возможность сглаживать конфликт. А я не то, что не хочу его сглаживать, как раньше. Я даже видеть его больше не могу.

— Я все равно уеду, — говорю я. — Не будешь помогать, это все равно ничего не изменит.

— Я подам на развод, — вдруг заявляет он.

Сердце екает.

Мне не весело. Я не хочу терять Сеньку, и вместе с тем испытываю отвращение к его отцу, за то, что он манипулирует сыном. Это ведь ему должны быть чувства ребенка дороже, чем мне. Но у нас наоборот.

Он не может меня остановить. Блефует всем, в панической попытке меня прогнуть. Мне больно, но не страшно. Я не могу вечно отступать перед его напором, ничего не получая взамен.

— Подавай, — отвечаю я. — Потому что, если ты этого не сделаешь, я сделаю это сама.

Чтобы не слушать истеричных угроз, что ребенка я больше не увижу, ухожу в детскую и ложусь там. Сенька во сне похож на ангелочка. Я смотрю на невинное, расслабленное во сне личико, и давлюсь слезами. Я не знаю, как его защитить.

Глава 8

— На работу ты не пойдешь? — настороженно спрашивает мама.

К ней я зашла после того, как отвела Сеньку в сад. С утра он уже был спокойный, болтал не замолкая, но всю дорогу до сада держал меня за руку, что бывало далеко не всегда. Жался, а на прощание обнял и долго держал, хотя давно привык к саду и не переживал. Не боялся, что я его не заберу.

А после вчерашнего разговора боится меня потерять.

От этого на сердце с самого утра лежит камень. Мама позвонила около семи и попросила забежать, помочь с покупками, потому что вечером будет некогда. Я купила ей пару кило картошки, кочан капусты — она собиралась варить борщ. Я мыла посуду, когда мама насторожилась, почему я никуда не тороплюсь, как обычно.

— Сегодня нет, — отвечаю я. — Буду увольняться. Меня в Москве взяли.

— Так это правда?

Свекровь, конечно, позвонила и разболтала все. Но видимо, представила все, как исключительно мои фантазии.

— Удачно прошла собеседования и уже выходила на день, — говорю я, и вкратце делюсь ситуацией с Игорем. — Он не хочет, грозит разводом и тем, что Сеньку я не увижу.

— Ты сама рвалась за него замуж, — говорит мама. — Я тебе говорила.

Она замолкает, поджимает губы. Ничего такого она не говорила, просто начинает старую песню. Да, Игорь ей не нравился, но она не отговаривала меня от брака.

— Разводиться сейчас не лучшая идея. И ты уверена, что вакансия в Москве — это серьезно?

О, боже.

— Мам, ты не хочешь, чтобы я уезжала?

— Это тоже, — идет в наступление она. — Москва — это воздушные замки, а здесь у тебя работа и семья. Мне она не нравится, но какая есть, Камилла. И ты собираешься заводить своих детей, родных? Сенька ведь Игоря.

Больная тема. Детей я хочу, но сейчас невовремя… Сенька еще маленький, вот через года-другой бы, карьера… Не очень умно заводить детей, когда собираешься в другой город строить жизнь с нуля. И вообще не слишком умно заводить детей от Игоря. Я словно это чувствовала и потому не торопилась. А теперь и вовсе нет смысла.