Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 80



Тем временем священник составил и распространил жалобную петицию, которую он планировал представить царю. Насколько это было делом его рук, неизвестно. Эсеры "подправили" его содержание, и в одном отчёте утверждалось, что "некоторые из руководящих умов земской агитации действуют с помощью социал-трудовой партии".[196] Петиция Гапона была, по сути, несколько более радикальной версией более ранней резолюции земского съезда. Наряду с требованиями 8-часового рабочего дня и повышения заработной платы, он требовал прекращения войны, представительного законодательства, всеобщего избирательного права, свободы слова и собраний, отделения церкви от государства и политической амнистии. Предположительно, петицию подписало целых 150 тыс. человек. Было ли это правдой, вряд ли имело значение.

В четверг, 19 января, Гапон объявил, что в воскресенье он возглавит массовое шествие к резиденции царя в Зимнем дворце, чтобы лично вручить петицию. Он потребовал, чтобы Его Величество явился лично, чтобы получить её в 2:00 пополудни. Несмотря на шаблонное подтверждение монархической преданности, заявления Гапона несли в себе явную угрозу. "Если ты не появишься, — предупредил он Николая, — тогда моральные узы между тобой и людьми, которые тебе доверяют, исчезнут, потому что теперь между тобой и народом прольется невинная кровь".[197] В другом интервью он многозначительно предупредил, что если царь откажется прийти и "принять конституцию"... "будет ужасное восстание".[198] Гапон не предлагал компромисс, он выдвигал ультиматум: если Николай II не согласится, начнётся насилие. Эти страшные предупреждения услышали везде, даже в Америке. Эксклюзивный корреспондент Los Angeles Herald, затаив дыхание, предупредил, что марш может спровоцировать "самый кровавый день в истории России".[199] Pittsburgh Press предсказала, что "может произойти всеобщее восстание или ужасная резня", если Николай II проявит упорство.[200]

Гапон великодушно пообещал гарантировать безопасность Императорской Особы. Конечно, если бояться нечего, зачем нужны гарантии? В одном сообщении утверждалось, что для "ограждения и защиты" императора был сформирован отборный отряд из 400 рабочих.[201] Таким же образом, конечно, он стал бы их пленником. Гапон выразил уверенность, что, когда дело дойдёт до драки, солдаты не подчинятся никакому приказу стрелять в своих братьев, и многие из его последователей убеждали себя в том же.[202] Как выразился один комментатор, "если отец Гапон, вдохновитель движения, хотел открытой революцию, он справился со своей задачей как гений".[203]

Был ли Гапон вдохновителем чего-либо, остается под вопросом. После "Кровавого воскресенья" кричащий заголовок в "Mi

Вследствие забастовок и массовых шествий нормальная жизнь в столице практически прекратилась. В ответ правительство наводнило Петербург войсками. Дворцовая площадь, на которой Гапон планировал устроить своё грандиозное выступление, стала армейским лагерем, полным палаток и полевых кухонь. Градоначальник Санкт-Петербурга выпустил предупреждение против "собраний и шествий", но в остальном не предпринял никаких попыток помешать демонстрантам.[205] Тем временем Гапон послушно предоставил Охранке предварительную копию петиции и планов, и они не выдвинули никаких возражений. Однако войска заняли позиции на ключевых мостах и перекрестках с постоянным приказом не допустить участников марша к центру города. Потенциал и даже вероятность насилия были очевидны.

В субботу вечером около 200 журналистов и либеральных "профессионалов" встретились, чтобы обсудить планы по предотвращению кровопролития, но безрезультатно. В тот же вечер делегация писателей, в том числе Максим Горький, появилась в доме князя Святополка-Мирского с той же целью, но ей сказали, что уже слишком поздно. Затем они явились к бывшему министру финансов и стороннику либералов Витте, но тот заявил, что тоже ничего не может сделать. Создавалось впечатление, что то, что должно было произойти, было предопределено заранее.

Почти все знали, что будет дальше, даже в Америке. В январе 1905 года Павел Милюков устроился в Чикаго в качестве гостя Чарльза Крейна. Крейн заплатил ему за курс лекций и статей о российской политике. Действительно, это было как раз вовремя. 21 января Милюков дал интервью в доме Крейна, где его спросили о событиях на родине. "В течение двух дней в России произойдёт кровопролитие, — утверждал он. — Если большое массовое собрание перед Зимним дворцом в воскресенье днём будет каким-то образом предотвращено, оно произойдет в какой-нибудь другой части Санкт-Петербурга, и я не вижу, как можно избежать столкновения.[206] По сути, революция уже происходит, — продолжил он, — и "Вся Россия" желает "упразднение самодержавия, введение конституции и учреждение собрания, избранного народом". Слова Милюкова стали устрашающе пророческими, или он знал больше, чем показывал. Он и другие не только ожидали насилия, но, казалось, приветствовали его. Милюков, в конце концов, подписал декларацию, призывающую ни к чему иному, как к свержению самодержавного режима. Если бы Николай II склонился бы перед требованиями просителей, царская власть была бы ограничена, но он по-прежнему бы сохранил за собой трон. А кровопролитие послужило бы необходимым предлогом, чтобы совсем избавиться от него.

По счастливой ли случайности, хитрости или осторожности, Николай II в субботу уехал из Санкт-Петербурга в относительно безопасное Царское Село, расположенное примерно в 25 км к югу. Видимо, он рассчитывал, что если его не будет в городе, чтобы получить петицию, то Гапон отменит шествие. Однако точка невозврата для Николая II была уже пройдена.

Как гласит общепризнанная история, на следующий день отец Гапон повёл своих верных последователей к Зимнему дворцу только для того, чтобы их неожиданно и злонамеренно обстреляли солдаты, в результате чего сотни людей были убиты и ранены. Фактический ход событий несколько иной, и, как выразился один очевидец, "невозможно знать, что происходило во многих местах, расположенных далеко друг от друга".[207] Было несколько разных шествий из разных частей города. Главную из них, по разным оценкам насчитывавшую от 3 до 8 тыс. человек, лично возглавлял Гапон с драгоценной петицией от Путиловского завода. Он так и не добрался до Зимнего дворца, остановившись у Нарвской арки в нескольких милях к югу. Гапон попытался передать петицию офицеру гвардейского Измайловского полка, который отказался её принять, потому что у него не было на то полномочий. По одной версии, после нескольких минут замешательства Гапон повёл участников марша вперёд и получил "резкий приказ" остановиться и разойтись.[208] Процессия двинулась вперёд, и солдаты дали залп холостыми патронами, за которым последовала ещё один приказ остановиться. Когда толпа двинулась дальше, раздались два залпа боевыми патронами над их головами. В другом сообщении утверждается, что "несколько раз офицер призывал процессию остановиться, но Гапон не дрогнул".[209] Когда пули начали попадать в людей в первых рядах, остальные развернулись и побежали, топча тех, кто был у них на пути. "Некоторые, у кого были револьверы, стреляли на бегу", что кажется странным для вроде как мирного, невооружённого шествия.[210] Конные казаки рассеяли остатки толпы. Всё было кончено ещё до полудня.

196

“Русский рассказывает историю воскресной резни” и “Кризис в России”, "Нью-Йорк таймс" (25 января 1905 года).

197

“Подданные царя готовятся к восстанию”, "Нью-Йорк таймс" (23 января 1905 г.), 1.

198

“В Санкт-Петербурге начались беспорядки", Pittsburgh Press (21 января 1905 г.), 1.

199

“Император, осаждённый во дворце”, Los Angeles Herald (22 января 1905 г.), 1.

200

“Может произойти всеобщее восстание или ужасная резня”, Pittsburgh Press (21 января 1905 г.), 1.

201



“В Санкт-Петербурге начались беспорядки”, там же.

202

“Император, осаждённый во дворце”, там же.

203

“Угроза гражданской войны”, "Нью-Йорк таймс" (23 января 1905 г.), 1.

204

“Таинственная сила провоцирует войну”, Mi

205

“В Санкт-Петербурге начались беспорядки", там же.

206

“Русские предсказывают большое кровопролитие”, Los Angeles Herald (22 января 1905 г.), 1.

207

“День террора в столице Царя”, "Нью-Йорк таймс" (23 января 1905 года).

208

Там же.

209

Там же.

210

Там же.