Пустота

– Что это? – спросил я.

– Растопленный анобтаниум, – объяснил инженер. – Раз в месяц часть топлива превращается в ненужное сырье, который мы потом утилизируем. Обычная процедура.

Странно, но даже запаха я не почуял от расходного анобтаниума, да и зачем его нужно погружать в ящик?

– Ну что, раз ты сегодня мой помощник, то бери ящик и пошли за мной, – сказал мне Борис.

– Ладно, как я вижу – нашего новоиспеченного члена экипажа уже успели пристроить, – сказал Стивен, – Стэн, заходи ближе к ужину, как только избавишься от компании этого сварливого джентльмена.

– Окей, Стив – сказал я.

– Ладно, работничек, давай за мной, – пробурчал Борис.

Мы зашли в темную комнату, где вокруг лежало множество ненужного (а может быть и нужного) хлама. Место это , на удивление, напоминало обыкновенный чердак. В углу я обнаружил множество таких же ящиков, аккуратно составленных друг на друга. Должно быть, они предназначались для дальнейших порций израсходованного анобтаниума.

– Клади сюда, – почти приказным тоном сказал мне Борис и выдвинул небольшую платформу, встроенную в стену. За платформой виднелась дыра, уходящая куда-то вглубь. Все это было похоже на мусоропровод, но совсем маленькой ширины и длины. Я положил ящик туда, куда он мне велел. Ящик в точности повторял контуры и формы этой платформы, словно был и создан только рад неё.

– А что это? – поинтересовался я.

Борис не спешил с ответом. Он нажал пару клавиш прямо над платформой, и ящик пулей вылетел в неизвестность.

– Это утилизатор, отсюда мусор попадает прямо в космос, вот что. Там сеть всяких труб и прочей фигни, которой тебе знать не обязательно. Ладно, пойдем, я тебе еще работки подкину.

Я еще несколько секунд стоял возле этого утилизатора и чувствовал некий холод, исходящий от него. Почему-то я находил это место жутко неприятным. Мои руки потянулись к ручке, укрепленной на платформе, за которой я явно слышал, чей-то шепот. Лишь закрытая платформа мешала мне услышать его отчетливее. Резким движением руки я открыл платформу и взглянул в темноту. Два огромных, желтых глаза, смотрели прямо на меня. В один миг они быстро начали приближаться, пока меня не отдернула назад рука Бориса.

– Ты сдурел что ли?! – крикнул Борис. Его лицо было прямо возле меня и я носом учуял неприятный запах из его рта.

– Там есть что-то. Точно говорю, видел там их, – перепугано сказал я.

– Видел что?

– Глаза. Два желтых глаза. Они приближались, пока ты…

– Какие глаза?! У тебя с головой все в порядке?

– Не веришь, открой и сам посмотри!

Борис, словно издеваясь надо мной, подошел к утилизатору и, не задерживаясь ни на секунду, открыл платформу. Он взглянул во мрак, спокойным взглядом, и тем же спокойным взглядом взглянул на меня.

– Видишь, ничерта, кроме темноты тут нет. Тебе что, пять лет Шепард? Фантазия разыгралась?

Борис резким движением закрыл платформу.

– Просто я видел…

– Давай-ка ты сходишь к Шерри. Первый полет всегда такой, мерещится всякое. Уж я то знаю. Сходи-ка выпей того, что она посоветует, а затем иди поспи.

Так я и поступил.

***

Итак, запись номер один. Минула целая неделя.

Все же, это были галлюцинации. Шерри сказала, что такое бывает, и это рядовой случай у неприспособленного человека. Она дала мне какое-то лекарство, после которого я вырубился почти на целый день. Даже не знаю, что это за чудесное средство, но очнувшись, я был полон сил и энергии. Произошедший случай в том отсеке до сих пор не выходил у меня из головы и иногда меня посещали мысли, что это были отнюдь не галлюцинации. Столь отчетливо я видел эти жуткие и нечеловеческие глаза. Наверняка стоит отбросить любые мысли о том, что там действительно что-то было. Это физические невозможно, да что там физически, корабль – неприступная крепость. Плотные и крепкие стены «Тайги» не позволят ничему пробраться внутрь. Это все воображение, галлюцинация, Стэн. В конце концов, ты человек творческий, Стэн, такое бывает после прокручивания в голове всяких мыслей. Брось, используй это лучше во благо своей книги, за которую ты никак не возьмешься.

Ладно, пожалуй, я совсем сильно углубился в догадки по поводу этого случая. Шерри права, все это – галлюцинации, вызванные стрессом во время первого полета в космическом пространстве.

Но во всей этой истории с глазами есть положительная сторона. Лили, наконец, смогла чаще уделять мне время, не прибывая постоянно на мостике, чему я был несомненно рад. Впервые за неделю я перестал чувствовать себя никому ненужным. Она пользовалась свободными минутами, и, практически, постоянно находилась со мной. Я интересовался у неё экипажем, просил рассказывать как можно больше об ее обязанностях пилота. Теперь наши встречи я воспринимал как допросы, где я был следователем, а она – допрашиваемой, очаровательной дамой. Иногда я старался отходить от столь большого количества вопросов, но иначе никак нельзя. Вся информация, что я получал от Лили, была нужна для книги, которая уже совсем скоро начнет появляться на экране моего компьютера. Хоть Лили и уставала, она все же охотно справлялась с моим большим наплывом вопросов. Даже Стивен вносил свой внеочередной вклад, когда у нас были прогулки по кораблю в его свободное время.

Хочу сказать, что именно здесь, во всей этой Пустоте, задавая жене бессчетное количество вопросов и находясь с ней по времени намного дольше, чем на Земле, я почувствовал с ней настоящую, подлинную близость. Моя любовь ни на секунду не угасала к ней с момента нашей первой встречи, но сейчас я чувствую, что мне хочется любить ее еще больше. Должно быть, общее дело нас сблизило и дало много поводов для вспышки новых, ранее невиданных чувств. Кстати, интересная теория, пожалуй, запишу ее.

И да, стоит упомянуть о Стивене. Наша дружба с этим загадочным и не в меру интересным человеком крепнет с каждым днем. Он не перестает удивлять меня своей прямолинейностью и простотой. Стивен не похож на остальных присутствующих на корабле (за исключением Лили, конечно). Он, как открытая книга, готов показать тебе любую свою страницу и поделиться любой информацией, если только не себе во вред. В отличие от Филипса, он намного общительнее и сговорчивее, что делает его отличным собеседником. Я до сих пор не могу понять, как он умудрился стать старшим помощником капитана, являясь при этом полной его противоположностью. Стивен совсем другой.

Он с большим удовольствием водит меня по кораблю, показывая ранее невиданные мною места. Мне хватило недели, чтобы более-менее изучить весь корабль. Теперь я могу самостоятельно передвигаться от кухни до двигателя, при этом, не потерявшись.

Корабль до сих пор мне кажется огромным, учитывая его небольшой экипаж. Единственное, что мне не довелось толком рассмотреть – это большие контейнеры, где будет храниться будущий собранный анобтаниум. Стивен сказал мне, что там не на что смотреть. «Обычные, огромные, бочкообразные хреновины. В деле увидишь лучше,» – сказал он. Мне не терпелось как можно скорее увидеть процесс добычи анобтаниума. Лили рассказывала, что это не трудно, но, тем не менее, требуется огромная концентрация и, что самое главное, – внимание, дабы удачно сесть на летящий астероид. Она рассказала, что занимается непосредственно пилотированием и дальнейшим приземлением на астероид, а её напарник, Скот, расчетами, позволяющими точно определить координаты посадки и чем-то там еще. Скот, как оказалось, большой знаток математики и инженерии. У него куча наград, сертификатов и прочих бумажек, позволяющих ему быть одним из главных звеньев экипажа. Я очень надеюсь, что смогу найти с ним общий язык, который до сих пор не завязывается между нами. Я не могу понять его ненависть ко мне.

Нашего сына мы увидели спустя шесть дней пребывания на Тайге. Видеосвязь была не идеальна, да и слышимость оставляла желать лучшего, однако так приятно увидеть и услышать своего сына, находясь от него за тринадцать тысяч световых лет, даже смотря на искаженное лицо из-за помех. Он был счастлив увидеться и очень нами гордился, судя по его тону. Запись с его разговором я сохраню на своих очках, на память. Общались мы недолго, но даже эти минуты для меня крайне важны. Я скучаю по нему, скучаю так, как никогда раньше. Мне часто снится, как мы втроем летим куда-то далеко, к звездам. Наши лица полны счастья, улыбки замерли на наших лицах. Сердце колотится от предвкушении чего-то там, впереди нас, но яркий свет, куда мы мчимся, становится еще ярче, и я просыпаюсь. Пока я не знаю, что мне думать об этом сне – хорошее или плохое? Само собой, хочется думать о хорошем.