Страница 3 из 13
Феечка часто-часто заморгала.
«Бегу, бегу и бегу. На кладбище уже прибежала. Опять башмаки отмывать от земли придется… Но лучше думать о смерти, чем вспоминать страшные события восемнадцатилетней давности…»
И она думала о смерти. Рассуждала о жестоком обряде погребения. Для нее это было нелепо и странно: уложить мертвое тело в гроб и закопать в земле! В гробу ведь твёрдо, одеяла или матраца не лежит, там тесно, заперто, темно, свет не горит, дышать нечем и одиноко… ужасно одиноко. Понятно, что мёртвому не до этих человеческих волнений, но живой Феечке было не все равно на судьбу своего мертвого тела. Внутренний ребенок так и ерзал от дикого страха в ее груди.
Зачем закапывать тело? Это ведь не лук и не картошка! Это очень жестокий обряд и в первую для живых, хотя не даёт застревать в отрицании, но как-то слишком уж «кроваво»: с мясом вырывают из груди.
Зачем?
Потом ещё и гнить придется, и черви жрать будут…
Грудь содрогнулась: внутренний ребенок рыдал от страха. Феечка прислонила руку к груди, закрыла глаза и зашептала:
– Я тебя не отдам никому и в землю нас не закапают, и черви нас не съедят, нет-нет-нет, это холодно, одиноко и очень жестоко для нас. Вместо этого мы увидим зарево – яркое, пламенное огненно-красное, очень тёплое и божественно красивое! А дальше тишина. Разве это не прекрасно!? Нас не съедят черви, наше тело превратится в драгоценную звёздную пыль! У нас будет красивая урна, и к ней будут приходить много-много людей, чтобы читать нам наши сказки…
Феечка открыла глаза. Ей стало стыдно, что она у могилы Бессмертной Авторы думает о своей кремации.
– Прости меня… – прошептала она, попрощалась и направилась к выходу.
Интересно, а как бы сдох Змей?
– За то, что он совратил меня, он сгниет очень быстро, его сожрут изголодавшиеся черви, потом на его могиле ничего расти не будет, а живые цветы завянут мгновенно, потому что он родился гадом, жил в гнилом теле, и земля после его похорон проклята… – бубнила Феечка сквозь зубы. – Это я и напишу в предсмертной записке и подсуну ее папе…
Феечка так жаждет рассказать папе о Змее, но так боится, что умереть легче. Поэтому она и думает постоянно о смерти. Она мечтала разоблачить Змея, но это в ее фантазиях «стоило» ей жизни!
Феечка фантазировала, как умирает или убивает себя и только тогда говорит о том, что делал с ней Змей, и умирает со спокойной душой. Как будто жизнь после этого разговора и признания обрывается.
Но раньше Феечка не видела этой связи. Она боялась этих фантазий и бежала от них, а они догоняли ее и порабощали. Феечке становилось тяжко, и пару раз она в самом деле думала, а как бы убить себя?… Но каждый раз она делала рисунок на теле, и боль проходила. Но мысли о смерти вновь посещали ее, и однажды она осмелилась встретить их с почином. Феечка подружилась с ними. Она превратила смерть в свою игрушку и писала о ней и писала, и писала: ее персонажи умирали…
Феечка любила говорить о смерти, она любила все, что с ней связано, ей вроде как теперь и умирать не страшно, но рассказать папе о Змее очень страшно. За восемнадцать лет она так и не осмелилась это сделать, зато обернулась сказочницей. И, это замечательное научение!
Вторжение
«Совращение – совершаемые взрослым целенаправленные действия, вызывающие у ребёнка несвоевременный повышенный интерес к сексуальности, сексуальные фантазии, ощущения, желания, а также совершение с ребёнком сексуальных действий без применения насилия, с использованием любопытства и неопытности ребёнка.»
«Совращение – лишение девственности или моральной чистоты при помощи соблазна или развратных действий»
Восемнадцать лет назад
Была ночь. Феечка спала. Сквозь дремоту она почувствовала тепло внизу живота. Ничего подобного она никогда не испытывала. Это были приятные ощущения, но она не понимала, откуда они. Окончательно проснувшись, и, слегка открыв глаза, Феечка заметила Змея, что сидел у кровати и трогал ее! Он просунул руки под одеяло и касался Феечку между ног. Змей кряхтел и одновременно трогал себя. Он мастурбировал, но тогда Феечка не знала такого слова, понятия не имела, что оно значит, и такого опыта ещё не имела. Смешанные чувства охватили ее: ощущения были приятными, но в целом все было каким-то странным…
Тут приоткрылась дверь в зал. На Змея глядела Хромоножка, но он успел резко спрятать руки и нагнуться под кровать.
«Что ты там делаешь?» – подозрительно-сердито спрашивала Хромоножка.
«Да где этот тапочек…» – лепетал он.
Он ушел спать, притворившись, что искал тапочек. Хромоножка закрыла дверь.
Будучи взрослой Феечка недоумевала: а зачем она вообще ее открыла? Она что-то услышала? Почему промолчала? Феечке казалось, что все было очевидно!
Ей тогда было двенадцать лет. Змею пятнадцать. Ещё два года он пользовался телом Феечки вплоть до своего выпускного.
Феечка отныне ждала, хочется написать «его», и ей так казалось тогда, но нет, она ждала этих ощущений, она хотела вновь испытать их, но этого не случалось.
Змей воспользовался ею, когда Феечка была так уязвима – спала и сразу не осознала, что причина этих приятных ощущений. Парадокс – они больше не были такими приятными, когда это стало понятным. Феечка ничего не чувствовала. Ее обманули: показали конфету и отобрали, а потом манили, Феечка велась, её использовали, но конфету не давали. Вместо приятных ощущений росли вина и ужас разоблачения. Но Феечка продолжала надеяться и ждать, что будет приятно, как тогда в первый раз. Этого не происходило.
Змей трогал ее, а она обводила узоры на ковре или рисовала пластилином на печке. Феечка в эти моменты была где-то далеко за пределами спальни.
Расплата за одномоментное приятное ощущение – полтора-два года ожидания этих ощущений, но с каждым разом нарастал стыд, страх и вина, пока они не стали невыносимыми.
Добавился дикий страх и паранойя: Феечка боялась, что кто-то обязательно узнает, а вон тот, который недовольно поглядел на нее, уже догадался и тихо ненавидит и презирает ее. Так она рассуждала, когда, например, к ним в гости приходил недовольный родственник. Феечка была уверена, что он зол из-за нее. Она ощущала себя грязной и плохой, и страшилась разоблачения.
Феечка ненавидела Змея. Она хотела, чтобы он сдох. Но и сказать об этом не могла никому: она ведь ждала его.
В этом и есть клетка всех совращенных детей и подростков: сама/сам ждала/ждал. Явного насилия не было, предъявить нечего.
Феечка называла Змея моральным уродом. Какое нужно иметь нутро, чтобы, крадучись, подойти к спящей сестрёнке и лапать ее, и самому мастурбировать! Ведь вначале он, скорее всего, фантазировал об этом! А потом и решил воплотить в жизнь мерзкий план – совратить несмышленую сестру. Феечке было двенадцать, а мозгов в сфере полового воспитания как у первоклашки.
Нита и Кайли
Как-то на работе к Феечке подошёл пациент и, улыбаясь, сказал:
– Я прочитал «жемчужную девочку» и, видимо, так впечатлился, что мне снились трупики лошадок и… Героин!
Феечка расхохоталась. Мелочь, а приятно!…
… Феечку с детства охватывало чувство, будто она находилась не на своем месте и жила не свою жизнь. Она верила, что ее вселенная – мир чудес, волшебства, добра и магии, где она и родилась, но волею судьбы ее поместили в прóклятую семью.