Скотина

— Думаешь, это тебе с рук сойдет?

— Руслан Аркадьевич, угрожать с вашей стороны — это взять обязательство оказать на меня некоторое воздействие. Поверьте, брать дополнительные обязательства в вашем положении — не совсем разумная идея. Вы опять проигнорировали мою просьбу, у вашей жены началось воспаление и ей пришлось удалить грудные импланты. Вместо сочной четверки теперь вам придется играть с милыми ушами спаниеля, разумеется, после того как все заживет.

— Что, блядь, это тоже ты? Да кто ты такой, сука?

— Руслан Аркадьевич, в первую нашу беседу я пояснял, что не отвечаю на глупые, наивные и риторические вопросы. Понимаю ваше желание затянуть разговор, чтобы отследить этот номер, но поверьте, эта ниточка никуда не приведет. Сумма компенсации возросла, теперь вместо пятидесяти двух, благотворительная организация ожидает пятьдесят четыре тысячи.

— Какие, нахрен, пятьдесят четыре, ты мне убытков на десяток миллионов принес.

— Напоминаю, Руслан Аркадьевич, если вы снова проигнорируете просьбу, через неделю вас ожидает новый сюрприз.

Закончив глумиться над генеральской шишкой, отправил одноразовый мобильник в емкость с кислотой. Выудил из стола новый, набрал номер, и после трех гудков ни в чем не повинный гаджет также отправился к своему собрату. Бесцветная жидкость помутнела и запузырилась. Шестьдесят секунд и от телефонов остались только корпуса. Карборановая кислота[1], точнее мой собственный вариант с добавлением соединений сурьмы.

Скрутил папироску гармошкой и выпустил в потолок столбик дыма.

МТС, МТС. Ничего не имею против известного мобильного оператора, но в заключении нейрохирурга этот МТС не совсем о сотовой связи. Множественные метастазы костей черепа, позвоночника и почти всех костей крупных. Все дела сделаны, все долги отданы. Как бывший военный врач точно помню, когда это началось, и точно знаю когда, а главное, как это закончится.

Думал на сегодня все, ан нет, чихающий движок жмуровозки услышал метров за двести.

Пока очередной труп грузили на каталку, водитель за десять секунд выпалил весь расклад. Мужик бомжеватого вида выскочил перед летящей фурой и оставил после себя знатный мешок костей и бульон из потрохов. Санитары с сатанинским гоготом оставили на столе неопрятный брезентовый мешок и шлейф дешевого пойла. Бригада Стасика никогда не отличалась разборчивостью в выпивке.

Одного взгляда на смятую развороченную грудину хватило, чтобы шевельнулось знакомое чувство, не простое тело, и смерть тут не простая. Пошел переодеваться перед грязной работой, но взгляд зацепился за полку с реактивами. Среди разноцветных склянок не хватало пузатой спиртовой колбы. Надо же, отвлекся на секунду, а паразиты успели все-таки. Всегда провожал этих троих, не отводя глаз, а тут труп интересный. Бегом набрал знакомый номер.

— Стас, скотина, верни пузырь.

— Мая не понимать, начальник.

— Паскуда, там же формалин, траванетесь сволочи.

— Да ладно, начальник, мы ваш розовый нектар уже три года пьем. Ни разу даже ни заурчало.

— Стас, я знаешь, что этим спиртом мыл? Яйца бомжа, от нехорошей болезни умершего, кожной. Не страшно?

— Начальник, в спирте никакая зараза не живет. Не ругайся, помянем мы бомжика. Первая рюмка за упокой.

Разговаривать дальше похоже смысла не было, – Ладно, Стас, я предупреждал, чтобы больше без спроса спирт не брали? Лови дружеское пожелание – «Чтоб ты скотина обосрался».

До прихода смены оставался час, вполне можно было заняться бумажной работой, но я немедленно сдернул с вешалки боевой фартук, поджег неизменную беломорину и приступил к вскрытию, проговаривая диктофону каждую мелочь.

— Труп пожилого мужчины худощавого телосложения. Кожа лица, туловища и видимые слизистые оболочки синюшны. Между париетальной и висцеральной плеврами фиброзные спайки, в просветах около литра прозрачной серозной жидкости. Слизистая оболочка языка, мягкого неба бледно-красная. Миндалины увеличены, бледно-красные, несколько отечные на разрезе. Щитовидная железа на разрезе темно-красного цвета…

Телефон зазвонил требовательно, я прижал плечом кнопку, активируя гарнитуру. Звонить на этот номер в рабочее время мог только начальник следственного комитета или доставщик пиццы. Судя по воплю в трубке, это была совсем не доставка.

— Боря, что по жмурику свежему?

— Шеф, в чем шухер, работаю. В одной руке скальпель, в другой карандаш. Утром заключение будет.

— Начальство водителя фуры телефон оборвали, Магнат, продуктовая сеть, скандалы им, видите ли, не нужны. На самый верх звонили.

— Да ладно, Петрович, травма таракальная, открытая. Множественные переломы ребер. Гемоторакс, разрыв легочной артерии, травматическую асфиксию и повреждения костного скелета. По-русски? Грудь расплющило, органы в кашу, сердце всмятку, а осколки ребер даже в жопе. Кровь что? Результат завтра к обеду, но тут алкоголь в концентрации, близкой к смертельной, причем сомнительного качества.

Говоривший в телефоне расслабился, — Алкоголь хорошо. Сам под колеса бросился и точно пьяный. Мне это дело быстро и без этих твоих штучек надо.

— Не просто пьяный, синий как пупок. В желудке сивухи полтора литра. Только сам под колеса бросился не мог. Мышцы мне не нравятся, окоченение трупное полностью завершено, а такое в нашем климате не раньше, чем через восемнадцать часов. Его по протоколу три часа назад подобрали. Не мог он раньше умереть? Первая мысль – готовый труп под фуру.

— Да ты что, Боря, воду не мути. Спрячь эту свою мысль, знаешь куда. Целое кафе свидетелей, из кустов сам выскочил и своим ходом под МАН. Руками размахивал и дичь орал. Ты это с окоченением не торопись. Очень серьезные люди на контроль взяли. Напиши аккуратнее. Ускорение окоченения от чего произойти может?

Я на пару секунд задумался, подбирая слова, — Бывают, поражение электротоком, яды разные. Еще состояние нервной системы, типа каталепсии. Пятна трупные тоже не характерные. На кистях и в области стоп, а это я постоянно у висельников вижу. Но следов асфиксии никаких. По уму надо полный разбор, анализ крови, тканей.

— Боря, дери тебя за ногу, тебе до пенсии два месяца. Не надо так глубоко вникать, сделай красиво, хоть раз.

— Петрович, ты же меня знаешь...

В телефоне загудел отбой, я продолжил работу, периодически перематывая и прослушивая свой голос. На память не жалуюсь, но небольшой возврат дает время обдумать мелочи, уловить нюансы, не замеченные сразу.

Пересмотрел контейнеры с содержимым желудка. Дорогой обед для простого бомжа, остатки морепродуктов, кальмары, мидии, белая рыба с кедровыми орешками. И все залито морем алкоголя. На запах любую барматуху определяю, а тут сомнения.

С этим трупом явно что-то не так. Интуиция, которая выручала сотни раз, сегодня не просто шептала, а орала дурным голосом. Снова натянул фартук, перчатки, подошел к телу и поднял ногу, рассматривая огрубевшие ступни. Такие ноги я видел в Афганистане, у мальчишек, никогда не видевших обуви. А здесь, в Москве? Кеды по размеру, не новые, растоптанные, но явно видно, эти ноги привыкли ходить по голой земле.

В едва заметной трещинке приметил несколько песчинок. Соскоблил на предметное стекло, посмотрим, где это ты босиком ходил.

Дальше произошло то, что было невозможно в принципе. Труп дернулся, вырвав ногу, я развернулся и опешил от прямого оценивающего взгляда. Пациент поднял голову, держащуюся на лоскутах кожи. Хлопнул в ладоши, выводя меня из секундного оцепенения. Смачно, просто и со вкусом плюнул мне в лицо.

Защитная маска вспыхнула, пластик мгновенно оплыл, обжигая кожу. Я нырнул под стол, прижимая руки к глазам. На полу извернулся, захватывая ножку стола, попытался вскочить, опрокинуть. Может и успел бы, лет двадцать назад. После ранения одна нога не сгибается, вторая не разгибается. Я, в сущности, поэтому с трупами и вожусь.

Стены качнулись, тело охватил холод, мгновенно сковавший до костей. Показалось, что голова взрывается тысячей осколков. Пропали звуки, свет, меня закрутило и потянуло в неизвестном направлении.