Кровь героев

Нина покивала головой, желая показать, как уважительно относится она и к покойному отцу Мехметова, и к его семье. Больше всего ей хотелось уйти отсюда, но она понимала, что сделать это может только с разрешения хозяина. А он, как видно, не торопился отпускать ее. Мехметов, точно угадывая мысли Нины, покивал головой и продолжал.

— Нэ слэши, — проговорил он все так же медленно и опять надолго замолчал. От духоты и непривычных запахов у Нины перехватило горло, она облизала и нервно прикусила нижнюю губу, а толстяк продолжал: — Мертвый ест мертвый, с него спрос нэт. С живой ест. А живой один ты остался и этот еще сынок его, Клымов. Я нэ хочу, чтобы и вы умэр. Я хочу, чтобы вы думал, гдэ дэнгы.

Мехметов замолчал, и Нина решила, что может теперь вставить слово.

— Я везде искала, Адыл Садыкович, — сказала она со всей искренностью, на которую только была способна. — Нигде нет ничего. В сейфе пусто. У Юры тайник мог быть где-то, но где, я не знаю, он в такие дела меня не посвящал.

— Правилно дэлал. Толко как зам его узнал про дэнгы, нэ пойму я?..

— Но… — Нина, еще больше сжавшись внутренне, внешне не выдала своего страха и с некоторым недоумением проговорила: — Но Влад… Владлен Валентинович был посвящен во многие вопросы, тем более что в отсутствие Юры ему приходилось заниматься всеми делами фирмы.

Толстяк покивал головой.

— Ладно, — произнес он после паузы. — Так он спыт, гавариш?

— Должен, — с уверенностью сказала Нина. — Я насыпала ему снотворного в вино.

Мехметов открыл было рот, чтобы задать Нине следующий вопрос, но в это время в гостиную вошел мужчина, такой же смуглолицый и черноволосый, как и все прочие сидевшие в комнате. Он почтительно поклонился хозяину и что-то сказал ему на непонятном Нине языке. Получив ответ, мужчина удалился, и хозяин вновь обратился к женщине.

— Харашо, поезжай дамой и дэлай всо, чтоби узнать, гдэ дэнгы, — сказал он и, заметив, как Нина шевельнулась, чтобы подняться, добавил: — Гасан с табой пайдот, в квартирэ будэт. Ахрана тэбэ нужен. С ным нычего нэ бойса, Нына. И помны, найдошь дэнгы — харашо будэт. Нэ найдошь… — Толстяк махнул рукой: — Иды.

Нина встала, чувствуя, что ноги ее стали ватными. Кошмар не кончился, Гасаном оказался тот парень, который бросал на нее столь откровенно жадные взгляды. Надо было что-то сказать Мехметову, но что? Она замялась, упуская нужный момент.

Толстяк еще раз махнул рукой, что означало — «аудиенция окончена». Нина, не понимая, куда идет, сделала несколько неверных шагов по мягкому пушистому ковру. И наконец, она сумела взять себя себя в руки. В конце концов, у нее в квартире еще и Климов, который, надо думать, со скуки выпьет всю бутылку вина и уснет крепким сном. Нет, никуда он не уйдет — некуда! Хотя того, кто убил мужа и его охрану, вряд ли остановят даже двое крепких мужиков. Здорово же она влипла. Видно, судьба такая — влипать во все на свете. Эх, уж чему быть, того не миновать. Отдавая себя в руки провидения, Нина вслед за своим кривившим рот в похотливой улыбочке провожатым покорно спустилась по лестнице и вышла на улицу.

Не успела «восьмерка» Нины Саранцевой отъехать от резиденции Адыла Мехметова, как место ее у обочины заняла черная «волга» с государственными номерами. Вышедший из машины человек быстрой и деловитой походкой направился ко входу, где его встретил один из помощников хозяина и проводил в гостиную, только что оставленную Ниной.

Нестерпимо яркий свет заливал комнату через квадратное окно. Климов не знал, не помнил, как давно и зачем пришел сюда. Он прикрыл глаза рукой, чтобы уберечь их от нестерпимого сияния, которое тут же стало слабеть, и когда Саша в очередной раз посмотрел в окно, то с изумлением отметил, что оно превратилось в экран телевизора, на котором вновь появились ведущая — Маша Оленина и ее собеседник — Анатолий Олеандров, которого она почему-то представила, как мага, чародея и белого колдуна Альфреда Мракобесова.

— Стойте, стойте, я же вас выключил, — запротестовал Климов, — Я на кнопку нажал…

— Хм, — покачал головой Олеандров — Мракобесов, обращаясь не к Саше, а к ведущей, — вот типичный случай, люди полагают, что происходящее не с ними, их вовсе не касается. Они ошибаются. Ошибаетесь! — Радостно завопил Мракобесов и безумными глазами уставился в телекамеру. — Все ошибаются, кроме меня!

— Извините, Альфред Пафнутьевич… — попыталась вставить слово ведущая, но «маг» перебил ее.

— Альберт Парфенович, — гордо произнес он и, не обращая внимания на протесты Олениной, продолжал: — Многих это ставит в тупик. Я имею в виду не только мои имя и отчество, но и фамилию, на обсуждении которой, я полагаю, следует задержаться, чтобы внести некоторую ясность. Прежде всего, столь необычная и для многих кажущаяся неблагозвучной фамилия моя образовалась тогда, когда мой дальний предок приехал на Русь из Флоренции, то есть еще в конце пятнадцатого века, и стал верою и правдою служить великому князю Ивану Васильевичу.

Звали моего пращура — Марко Бессо, и имя и фамилия его, слившись в прозвище, более привычное русскому слуху, стали символом достойного служения его новому народу.

— Извините, Альф… Альберт Паф… Пафрё… нович, — пролепетала ведущая, краснея, — хотела бы напомнить, что темой нашей беседы является…

Не слушая лепета журналистки, Мракобесов продолжал:

— Среди моих предков были и русские, и украинцы, и татары, и, если хотите, даже евреи. Да, я не боюсь обвинений в участии в сионистском заговоре. Ни один народ не может долго существовать, так сказать, внутри самого себя, без прилива новой крови. Посудите сами, живя и размножаясь в ареале расселения одного только народа, люди рано или поздно приходят к генетической неполноценности, женясь и беря в мужья своих, пусть и дальних, но все же родственников. Пусть в шестнадцатом, пусть в тридцать втором, в двести пятьдесят шестом колене… Разница не велика. Загадки, которые готовит нам генетика, неисчерпаемы. Только люди, несущие в себе всю мудрость мира, способны впитать идеи, недоступные отдельно русским, отдельно немцам, отдельно… неграм. Я уже вижу, как на месте старого, обессилевшего, умирающего этноса, нарождается новый суперэтнос, могучий народ, состоящий из сверхлюдей. Господа, граждане, товарищи, если вам дорога судьба ваших детей и внуков, не позволяйте им жениться на девушках из соседнего двора, пусть отправляются в дальние странствия. Пусть русский возьмет в жены испанку, шведку или негритянку. Мы будем проводить отбор, создавать нового человека. Сверхчеловека, который, который…

Климов в ужасе потянулся рукой к пульту дистанционного управления, чтобы выключить гигантский неумолкающий телевизор, прекратить поток жуткого бреда, но пульта нигде не было. Голос не умолкал, а, наоборот, становился все громче и громче. Обладатель его призывал, требовал, чтобы все те, кому дороги судьбы свои собственные, а также будущее детей, как один проголосовали на выборах за кандидата в президенты Африкана Персифалевича Мракобесова, достойного потомка флорентийца Марко Бессо.

Климов в отчаянии метался по комнате, ища контроллер, которого нигде не находил. Сашины глаза, казалось, ослепли, потонув в ярком сиянии источаемого экраном излучения, оставалась одна лишь надежда, на пальцы, не утратившие еще чувствительности. И — о чудо! — Александр нащупал на диване какой-то предмет, показавшийся ему знакомым. Его Саша не держал в руках уже очень давно, но, ощутив разгоряченной кожей успокаивающий холод металла, понял, что надо делать. Он щелкнул затвором, вскидывая автомат.

— Исчезни, гад! — заорал Климов и, не слыша звуков своего голоса, нажал на курок. Ответом на возглас стали настойчивые и ритмичные толчки отдачи…

— Эй, Саша, ты что, спать сюда пришел? Давай, просыпайся. Ну, Саш. Ну, очнись же ты.

Климов открыл глаза, над ним склонилась улыбавшаяся Нина, которая, теребя своего гостя за плечо, убеждала его проснуться.

— Я что, заснул? — глухим голосом спросил Саша, приподнимая тяжелую, точно похмельную, голову и, свесив с дивана ноги, добавил: — Извини… И долго я спал? — Не дожидаясь ответа, он посмотрел на часы и присвистнул: — Ого! Вздремнул, минуточек шестьсот.