Желанная

– Я уезжаю из Сент-Фоя, – продолжал Питер, и Дейн пристально посмотрела на брата. Он покачал головой. – Я не фермер, Дейн. И мне придется увезти этот кусок дерьма из Сент-Фоя, прежде чем она попытается разрушить еще чью-нибудь жизнь. Я отправляюсь в путь со своей компаньонкой, а Флинт позаботится о Монтелете и будет посылать мне мою долю прибыли. Таким образом, моя красавица Дейн, мы все будем довольны и счастливы.

– Я согласен, – сказал Флинт и протянул Питеру руку.

– Я чертовски рад, что это ты женился на моей сестре. – Питер с чувством пожал руку Флинту.

– Тем не менее нам придется составить кое-какие документы.

– Насчет бумаг это верно, – сказала Найрин. – Надо послать письмо моей матери и сообщить, что Гарри умер.

– Мы и это тоже сделаем, – сказал Питер. – Мы сделаем все, а потом когда-нибудь вернемся и нанесем визит.

Дейн кивнула.

– Хорошо.

И все же она никак не могла примириться с тем, что Найрин сумела украсть у нее и отца и брата.

– Что это у тебя в руках? – спросила Найрин, и Дейн посмотрела на металлическую банку так, будто впервые ее видела.

– Я нашла это в хижине, – слабым голосом сказала Дейн. – Оливия ударила ее ногой, и там что-то зазвенело. Но там ничего не могло быть, потому что Клей перевернул все банки. – Однако Дейн чувствовала некоторую тяжесть в руках.

Клей повторял какие-то слова из считалки, что сообщила ему Мелайн. Что-то о том, что сладким приходит на стол.

Единственное, что может быть поставлено на стол, кроме тарелок...

Она перевернула канистру и потрясла.

– Я думаю, там что-то есть. Глаза Флинта блеснули.

– У меня при себе нож.

Он взял банку и воткнул острие в дно.

– Двойное дно?

Флинт воткнул острие поглубже и сделал надрез к краю.

– Ага, выходит...

Он перевернул канистру на ближайшем столе, и оттуда посыпались драгоценности – бриллианты, рубины, сапфиры, – камни, за которые было отдано четыре жизни.

Работа на плантации продолжалась. Ему требовалось время, чтобы залечить раны. Ему требовалось время, чтобы утихла скорбь о матери, что провела горькую жизнь и. ожидала награды. Чтобы утихла скорбь о брате, который думал, что все в жизни достается легко.

К июлю тростник поднялся высоко и колыхался над головами рабочих. Поля превратились в бескрайнее зеленое море. Настало то время года, когда все усилия сосредоточены на подготовке к сбору урожая.

Работать приходилось много, но физическая работа тем и хороша, что может довести до изнеможения, когда просто не можешь думать о прошлом – только о настоящем и будущем.

Но время придет. Время приближалось. Работа очищала душу и делала его человеком цельным.

Флинт скорбел об Оливии, и он нашел свою душу.

Не Флинт!

Все эти дни она считала, что Флинт предал ее, но это оказался не Флинт. Дейн была подавлена. Она не знала, как жить дальше.

Но выжила. Работа стала ее спасением. Работы было очень много – и в Монтелете, и в Бонтере. Флинт с головой погрузился в дела. Она очень мало видела его.

Он похоронил мать, брата и сестру с почтительностью, которой они не заслуживали в жизни, и если он и скорбел по умершим, то делал это наедине с собой, а она скорбела о том, как неправильно, как плохо все они жили.

Когда Агус привел ей Боя, она почувствовала, что круг замкнулся. Времени печалиться не было. Работа на плантациях продолжалась. Надо было готовить припасы, шить одежду, набивать тюфяки, выбивать ковры, ремонтировать мебель, делать свечи, солить мясо к зиме.

Она погрузилась в работу, и труд лечил ее сердце и помогал найти в жизни смысл.

В сентябре Бой принял участие в скачках в Сент-Франсисвилле. Он боялся толпы, шарахался и кусался, и с ним у них было еще много работы.

В сентябре земля в Бонтере дала небывалый урожай. Надо было собирать последние овощи лета и сеять новые, которые дадут урожай поздней осенью.

Дейн казалось, что у них с Флинтом уже никогда не будет того, что было прежде. Но к осени Флинт, кажется, пришел в норму – примирился с прошлым. А она никак не могла свыкнуться с тем, что не доверяла ему. Дейн скорбела о его ужасных потерях и хотела ему помочь.

Когда им пришлось забирать обгорелые тела из хижины, они нашли оправы, из которых Селия вытащила камни. Серьги, кольца – все это было спрятано в матрасе. Дейн обнаружила золото случайно.

Флинт собрал оправы и камни и похоронил Оливию вместе с ними, чтобы после смерти у нее было то, что не давало ей покоя тридцать лет жизни. Но когда июльская жара сменилась относительной сентябрьской прохладой, Дейн начала думать, что он сделал это, возможно, потому, что сам себе не доверял.

Возможно, Флинт на самом деле хотел ее так отчаянно, что заключил эту дьявольскую сделку с ее отцом для того, чтобы обеспечить наследством не себя – ее.

Как мог он после всего того, что у них было, просто стоять и смотреть, как ее отец отдает ее Клею? Особенно если принять во внимание то, что собой представлял его брат.

Может, Флинт действительно хотел ее спасти, хотел на ней жениться и никаких других соображений у него не было.

Их было только двое, предоставленных самим себе, только двое на две большие плантации. Иногда он оставался спать в Монтелете, когда очень уставал, работая там. Но чаще всего проводил ночь в своей спальне в Бонтере.

Дейн прекрасно знала, что он там, рядом. Не только знала, но чувствовала, и чем больше осознавала его присутствие, тем больше душа ее и тело выздоравливали, освобождаясь от чувства вины и чувства утраты. Она начала осознавать свое тело, к ней вновь вернулась уверенность в движениях, уверенность в поступках. Иногда ей казалось, что Флинт наблюдает за ней, иногда, когда они ужинали вместе, она замечала знакомый огонек в его глазах.

Дейн чувствовала, что наливается соком, что зреет, как урожай в поле и садах, что вот-вот она будет готова. И тогда ей стало казаться, что без его ласки она зачахнет и умрет, засохнет, как неубранный плод.

Она чувствовала себя так, как будто она – Ева, Ева на пороге открытия своего сада, своего Эдема. Она отправилась повидаться с мамой Деззи.

– Мама Деззи, хочу поговорить.

– Тебе ничего не надо, миз Дейн. У тебя есть все, что нужно. У тебя есть земля, есть муж. О чем ты говоришь? Этот мужчина тебя любит. Я видела это, когда он на тебе женился.

– Нет... – Она знала, что он испытывает к ней – желание утолить свою страсть в ее теле. Они были как животные, оба, не желавшие ничего, кроме того, чтобы спровоцировать друг друга на соитие.

Она и сейчас этого хотела. И хотела еще чего-то гораздо большего, но не знала, чего именно.

– Ничего не происходит, мама Деззи.

– На все нужно время, миз Дейн. Время лечит.

– Я знаю, знаю. – Но ведь они были тут вдвоем, только они, и больше никого. Почему нет?

– Шляпа должна подходить к голове, миз Дейн.

– Знаю, знаю.

– Нет смысла просить цыплят, чтобы снесли яйца. Потерпи, и ты их получишь.

– Мама Деззи...

– Я дам тебе кое-что, но ты должна будешь пойти в курятник и найти этого старого петуха...

Она не была в Оринде с тех пор, как обнаружила там тело Мелайн, и вдруг ею овладело желание отправиться туда, взять с собой траву, что дала ей мама Деззи, и высыпать ее в воду, чтобы очистить от зла, что проникло в нее.

Сладкие ароматные травы, чтобы привлечь любовь и защитить от сглаза. Гвоздика и кардамон, лимонник, фиалка и лаванда, смешанные с овсом и лавром.

– Брось их в воду, – сказала мама Деззи. – Принеси любовь и мир туда, и мир и любовь вернутся в твою душу.

Она стояла на берегу, под деревом, с которого свисали клочья испанского мха, и думала о короткой и полной отчаяния жизни Мелайн и о том, что она наконец свободна. Дейн вытащила мешочек с травами и посыпала ими воду, словно то был пепел усопшей.

Была ночь, жаркая и душная, и тело ее было горячим и покрытым испариной, и его сводило от невыносимого желания.