Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 87

— А что, есть сомнения, что стал? — прямо спросил я, и целитель не нашёлся, что ответить.

Цензурного.

— Аристарх Павлович, вы мне лучше другое скажите. То, что я перестарался, и так понятно. Это сильнее меня было, понимаете? Не мог я остановиться. Если бы вы не пришли, там бы и умер, — польстил я мужчине. — Поэтому спасибо вам. Но вопрос у меня есть. Я в столице человек новый, всего ничего тут. Скажите, нормально это, что в уличных разборках, пусть и массовых, боевые техники паразитирующего типа применяются, с каналом, который перегоняет жизненную силу людей к хозяину пиявок?

— Замолчи, — резко сказал Аристарх Павлович, обжигая взглядом. — Если тебе надоела лечебница и хочешь попасть в казематы, то болтай, конечно, — в голосе появился сарказм. — Потому что подросток шестнадцати лет может обладать талантом, но не познанием в боевых техниках.

— Поэтому я и задаю вопрос вам, Аристарх Павлович. Потому что меня очень обеспокоило, что такое произошло аж в столице.

Целитель наградил меня очень выразительным взглядом. А я что. Мне терять уже нечего. В смысле, есть что, но перед этим человеком — ничего не осталось.

— Это всех обеспокоило, — проговорил он медленно, продолжая меня внимательно изучать. — Раз уж ты поднял тему, то слушай внимательно и запоминай, что и как ты будешь говорить людям князя…

Аристарх Павлович присел рядом на койку и дальше наставлял шепотом, какую именно правду мне нужно говорить безопасникам из тайной службы.

Человек с мертвым взглядом, в черном пальто и такой же кепке, явно из дорогой шерсти, пришёл тем же днем.

По совету Аристарха Павловича я должен был минимум неделю изображать из себя тяжелобольного, который чудом выжил. То есть не носиться по лечебнице, не исцелять, не фонтанировать энергией и не разводить кипучую деятельность. Молодой, но плохо обученный талант, который разорвался, и перспективы его туманны — вот моя роль.

— Спасибо, Аристарх Павлович, — сказал вошедший мужчина целителю, который у него за спиной остался. — Дальше я сам. Олег Павлович Васильев? — посмотрел он на меня.

— Да… — ответил я тихом голос, прокашлялся и ответил чуть громче. — Он самый. А вы…

— Можете обращаться ко мне — Эдуард Олегович, — ответил он прохладно, окинул взглядом палату, задержался на мне и уселся на стул.

Я же в этот момент пару Капель Крови по телу равномерно распределил, воздействуя на организм успокаивающе.

— Чем обязан, Эдуард Олегович? Вы ведь не из больницы… — заметил я, разыгрывая непонимание, кто ко мне пришёл.

— Вы правы, Олег. Я не из больницы. Пришёл сюда по делу, связанному с трагедией на студенческой площади.

— Это которая несколько дней назад была? Когда много раненых привезли?

— Да, речь про неё. Но не только, — поправился он.

Мужчина сел странно. Плечи его были опущены, сам он сутулился. На колени положил портфель, с которым пришёл. Верхнюю одежду не снял. Хоть его и заставили накинуть белый халат, но от этого он выглядел ещё более нелепо. Я отметил полопавшиеся капилляры, синяки под глазами, общую бледность. Кто-то мало спал в последнее время и напряженно работал? Или он алкоголик с хроническим недосыпом?

Пришлось поубавить своё любопытство, а то слишком пристально разглядываю. А зачем безопаснику знать, что я наблюдательный?





Уж не знаю, хорошо это или плохо, но в прошлой жизни я с людьми его профессии не сталкивался. Как-то очень быстро стало понятно, кто свой, кто чужой. Адепты смерти не могли работать с чистой Кровью, поэтому быстро выявлялись. Допросы и следственная работа были не нужны. До войны мы жили мирно, поэтому я даже не знал, имелись ли подобные службы или нет.

Поэтому сейчас мог опираться только на наставления Аристарха Павловича.

Когда Эдуарду Олеговичу надоело меня разглядывать, он открыл портфель и достал оттуда папку. В которую и заглянул.

— Шестнадцать лет. Сирота. Сбежал из приюта, под Петербургом. Почти год провёл с кочевниками. В столицу прибыл две недели назад. Это всё про вас, Олег? — посмотрел он поверх открытой папки.

— Да, — коротко ответил я.

Аристарх Павлович сказал, что меня могут допросить и чисто формально, но, скорее всего, будут давить и обвинять. Серьезно давить. А могут и вовсе подставить, выкрутить дело так, что только одна дорога — на виселицу или добровольцем в армию. Грехи искупать. Вины за мной никакой нет настоящей, но сделать плохо талантливому целителю, а потом сделать хорошо, чтобы завербовать — это вполне в духе аристократов.

— Девяносто шесть подтвержденных операций во время трагедии, — продолжил читать он из досье на меня, — воскрешение умершего человека…

Мне даже стараться не пришлось, чтобы закашляться.

— Чего? — выдал я всё доступное мне удивление.

— Девяносто шесть проведенных операций, которые не ограничились только базовым очищением, — повторил он, посмотрев на меня, снова поверх бумаг.

— Откуда столько? — спросил я. — Что-то в ваших бумагах сильно преувеличено. Да и что значит — воскрешение?

— Одному из пострадавших была диагностирована смерть. Но вы вмешались и воскресили его, — пояснил мужчина, продолжая внимательно разглядывать меня.

— Я вас не понимаю, — сказал ему.

— Что же вам непонятно? Вы сделали большое дело. Спасли столько людей, — улыбнулся Эдуард Олегович. — Совершило чудо.

А я понял, что если сейчас поведусь на эту примитивную лесть, то попаду в расставленную ловушку.

— Я, конечно, рад, что оказался полезен, — сказал ему. — Но воскрешение? Это возможно? Я же даже не обученный целитель! А про какие операции вы говорите? Очищение я проводил. Иногда раны обрабатывал, чтобы люди продержались до помощи хирурга.

Аристарх Павлович предупредил, что в лечебнице есть как минимум один человек, который сливает информацию князю. А как максимум — их десяток. Поэтому что-либо скрыть не получится, даже и думать не надо. От другого стоит играть. Я необученный, ничего не понимаю, сделал не так уж много. То, что я там творил, не каждый здешний целитель может понять. А те, кто могут, не все находились в коридоре. Обычные же медсестры и врачи — они тем более не разбираются в целительстве. Поэтому информации у людей князя может быть много, но насколько точной — неизвестно.

— То есть… — проговорил мужчина медленно. — Девяносто шесть операций вы не проводили?