Страница 6 из 28
— И пожалуйста, зови меня Томмасо, я уже привык и мне, — в этот момент он посмотрел мне в глаза, а мое сердце сделало кульбит, а затем подскочило, куда-то в район горла, — мне хотелось бы, чтобы я был для тебя особенным, насколько это только возможно.
Тут мне безмерно захотелось сказать что-то глупое и корявое, что-то, что могло бы испортить этот волшебный момент, но я просто не смогла.
В его словах была столь невыносимая боль и сладость, что слезы непрошенными ручейками потекли по моим щекам.
— Мими не плач! Только не плач! Я знаю, что мы не сможем быть вместе, но просто поверь мне, что я сделаю все, все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.
Мои слезы уже начали переходить в судорожные рыдания. Я даже больше злиться на него не могла, просто сидела рядом и плакала.
Томмасо молчал.
И только плотно сжатые скулы говорили мне о том, что ему не все равно.
— Давай поднимем тебя и осмотрим твою рану, заодно и покормим, — прошмыгала я, когда, наконец, смогла хотя бы немного успокоиться. Томмасо тут же совершил попытку сам подняться с постели, вот только лицо его скривилось от боли и он вновь обессиленным упал на подушки.
— Гений, — пробормотала я, не скрывая своего осуждения, — давай, переворачивайся набоки я помогу тебе.
Пускай это было совсем не просто, но я все же смогла помочь ему встать. Оставалось совсем немного, довести моего шефа до зеркала, чтобы он сам смог осмотреть свою рану.
— Паршиво, — суммировал сын императора, осматривая себя в зеркало, — помереть, я, конечно, больше не помру, но будет все же лучше, если мы найдем лекаря, — суммировал Томмасо, а мое сердце судорожно сжалось.
— Я не знаю ни где мы, ни как далеко находимся от города, — пробормотала я виновато, хотела было уже добавить, что даже, если бы знала, то все равно соваться туда опасно, но решила промолчать. Мы абсолютно точно не сходилось во мнениях по поводу поведения его старшего брата, а тратить его силы на ссору, которая точно не заставит меня изменить мое мнение, мне совершенно не хотелось. Это просто бесполезно.
— Тогда давай сначала поедим, что ты там приготовила, потом обмоем рану, а затем подумаем, — легко и с улыбкой согласился мой шеф, а у меня от этой его улыбки защемило сердце. Я только закивала головой и вновь кинулась на поиски тарелок.
Вот только найти мне удалось только одну потрепанную миску со сбитым краем и одну кружку, у которой отвалилась ручка.
— Что ты предпочитаешь? Кружку или плошку? — поинтересовалась я. На нашу удачу ложек все же было две, более того, они даже были одинаковые.
— Впечатли меня своими навыками сервировки, — отозвался Томмасо, а я не удержалась и фыркнула. Это было самое близкое к смеху, из всего за последние несколько дней, и от этого становилось намного легче. Просто от понимания, что даже в этих непонятных условиях, несмотря на то, что мы голодные и еще не оправившиеся, мы все же не утратили способность шутить и подзуживать друг друга.
Не прошло и нескольких минут, как я с важным видом поставила перед ним кружку с ложкой, в которой было совсем немного похлебки.
— Какая эффектная подача, — не удержался он, а я в ответ показала язык.
— И заметь размер порций соответствует уровню, — поддакнула я. Тут уже настал черед Томмасо фыркать.
Именно так мы и поедали эту бобовую похлебку. Раненные, но не убитые, и совершенно точно не сломленные. А еще удивительно счастливые, я буквально чувствовала этот яркий лучик радости от него и щедро делилась обратно своим.