Страница 132 из 147
Но он, отерши слезы, непрестанно из очей его лиющиеся, и взяв за руки старца и Селиму: «Коль несносно мне разлучитися с вами! — рек он. — Но когда юный Исаак, един будучи у Авраама, возлег на жертвеннике кротко, то есть ли какое еще бедствие, коему бы я с радостию себя не подвергнул для избавления вашего от глада? Я объиму колена сего славного мужа и молити его буду, чтоб позволил он мне с вами оплакивать смерть моего брата, и надеюсь обрести благодать пред лицом его».
«Сын мой возлюбленный!— возопил Иаков. — Надежда во мне обновляется: ангел спас Исаака. Ангел господень направит такожде стопы Вениамина». Рек он, но Селима еще слезы проливала.
Наставшу дню отшествия Иаков берет Вениамина из рук отчаянной Селимы; он орошает слезами сына своего, возводит на небо очи свои и призывает бога отцов своих; все умолкают, и рыдание прерывается; потом вручает он отрока своего Рувиму. Вениамин в слезах, подав единую руку старейшему из братий, а другую Неффалиму, выходит из сени. Все сыны Иаковли окружают его при очах огорченного старца; они удаляются. Иаков и Селима последуют за ним очами и препоручают еще Рувиму сей залог драгоценный. В сию минуту печальное воспоминание представляет им тот лютейший час, в который зрели они удаляющегося Иосифа; они изображают взором сие чувствование, и слезы их с большим стремлением лиются.
Между тем, Иосиф с нетерпением ожидал своих братий. Как по страшной буре наслаждающийся блаженной тишиною пловец ощущает с веселием дыхание ветров, несущих его к отечеству, усматривает наконец башни того града, где родился, и, трепеща от радости, узрев дражайшую свою супругу, пришедшую на брег его прияти, простирает к ней руки своя, но вдруг страшный треск, исшедши из глубины океана, поражает слух его, день в единую минуту в нощь пременяется, вихри, раздирая воздух, обновляют бурю, корабль далеко от пристани отревается, и башни сокрываются купно со брегом и нежною супругою, — тако Иосиф зрит удаляющуюся минуту своего блаженства и чает иногда быти с своими разлучен навеки. Во смятении души своей шествует он в поле и громким гласом созывает он свою братию. Смущаяся паче судьбою Симеона, страшится отчаяния, в которое он повержен быти казался; возвестили ему, что он не соединился с сынами Иакова; вопрошает себя, кто отвещати им будет, когда придут они свое обещание исполнить. «Несчастный! — возопил он. — Неужели и ты у отца похитил сына!»
Во единый вечер, когда погружен он был в сие печальное размышление, Итобал восхищенный к нему приходит. «Мой друг! — рек он ему. — Ты сокрыл от меня таинство свое, оно мне уже известно... Добродетели твои равны величеству зол твоих...» Удивленный Иосиф словам его внимает.
«Недавно, — продолжает Итобал, — недавно вошел во храм наш некий странник, бледен, смущен, как бы мстящим некиим божеством гонимый и носящий на челе своем вид злодеяния и раскаяния, которое следует за тем обыкновенно; изумлен и трепетен, не может он возвестити нам, кто привел его в сие священное жилище; он оставлен в чертогах, назначенных для тех, кои должны от тяжких грехов очищатися; по некиих днях вопросил я его, он нарек имя свое: он брат твой Симеон...»
«О, весть приятная! — прерывает Иосиф. — Мой друг! не знаешь ты, коль сильного смущения меня ты избавляешь; иди, направи стопы моя, да объиму несчастного Симеона...»
«Постой, — отвещает Итобал, — и чти устав, самим преданный тобою. Ты ведаешь, что преступник, к нам пришедши, равно как и всякий, желающий в наше внити таинство, осужден бывает на долговременное уединение и молчание. Симеон поведал мне о всех своих злодеяниях, они привели меня во ужас; он терзается отчаянием, но надлежит, чтоб, раздраживши добродетель и священнейшие природы узы, исторгнут был на некое время от сообщества людей; когда станет он тебя более достоин, я приведу его к тебе; друг твой возвратит тебе твоего брата. Но я требую того, чтоб ты и тогда открыл себя не вдруг: ты знаешь злобу победити; я испрашиваю у тебя большия жертвы; удержи нежность свою и принуди сердце свое вселити страх в души братий твоих: сие последнее им будет наказание; необходимо быти тому должно, чтоб глас раскаяния сильнее поразил Симеона и чтоб ты сам был оному свидетель; надлежит, чтоб все сынове Иаковли добродетельми своими стали некогда утешением его старости». Иосиф соглашается неволею с намерением Итобала и препоручает ему облегчити несчастную судьбину Симеона.
Часы и дни в бездну веков погружаются. Наконец возвещают Иосифу о прибытии чужестранцев, кои, покрыты еще потом и пылию, хотят его видети. Он повелевает их к себе ввести в ту же самую минуту. Они входят с принесенными дарами. Узрев Иосиф свою братию, восхищается веселием; нежные очи его устремляются на Вениамина, который прежде взирает на него робкими очами, а потом в приятном восторге.
Рувим, неся в единой руке злато и держа другою юнейшего брата своего, предшествует всем сынам Иакова; все они упали ниц пред Иосифом, который вопросил их: «Жив ли еще отец ваш и Селима?»
«Они живы, — отвещает Рувим, — и отец мой посылает к тебе с сими дарами сугубое количество злата, прежде нами к тебе принесенного; мы не ведаем того, каким случаем оно на верху наших вретищ обретено; возврати нам Симеона: мы исполнили веление твое, мы привели к тебе юнейшего сына Иаковля». В то же время предложили они ему и дары своя.
Иосиф, устремя очи свои неподвижно на Вениамина: «Чадо, — рек он нежным гласом, — бог да будет милосерд тебе!» И вышел от них сокрыти слезы своя. Вениамин возмущается и вопрошает себя, почто он более нежности, нежели страха ощущает.
Но Иосиф единого из служителей своих к себе призывает: «Поди, — рек он ему, — спеши ко Итобалу, скажи ему, чтоб он жертвовал мне несколькими днями и не удерживал более известного мне странника, что пришли его братия, что они ожидают его... что я, равно с ними, желаю его видети, наконец, скажи ему, что если он не придет ко мне на помощь, то невозможно мне будет соблюсти устав, от него предложенный».
Изрекши сие веление, входит он к братиям своим, и скоро Итобал приводит Симеона, который стремится в объятия сынов Иаковлих. Иосиф, свидетель их восторга, хощет и оном участии прияти; сей был первый раз, в который ощутил он некую зависть к своим братиям; но взоры Итобала его остановляют и не позволяют ему еще себя явити.
Между тем, великолепное пиршество приуготовляется, два стола поставляются: единый для Иосифа и друга его, другий для братиев его, кои по старшинству своему места свои прияли; Вениамин угощается с большим рачением. «Ах, почто, — рек он, — не можем мы разгнати страх Иакова и Селимы и возвестити им о благости правителя Египта!»
При сих дражайших именах, произнесенных устами Вениамина, смущается дух Иосифов. Итобал берет его за руку и приемлет участие в тех чувствованиях, которые он укрощает. Они внимали их беседе, и, взирая на них тщательно, остановляли они очи свои с веселием на младом Вениамине, который един, в сонме их, изъявлял радость, приятную невинности спутницу.
Наступает нощь, и с первыми лучами Авроры сынове Иаковли, желая прекратить страх отца своего, готовы были к отшествию. Иосиф, по совету Итобалову, дает тайное служителям своим повеление. Вениамин, разлучаясь с ним, не мог удержати слез своих, и если б не остановляем был почтением, то устремился бы он в его объятия.
Сынове Иаковли удалялися от Мемфиса и приближались к полю, беседуя о благосклонном принятии правителя Египта и о веселии, которое отец их ощутит, узрев Вениамина и всех своих сынов; вдруг Симеон остановляется. «Нет, — рек он им, отчаянным взирая на них оком, — нет, я твердо предприял, я не последую за вами в дом Иакова. Влекомый как некиим умом небесным, шествовал я во храм священный, где царствует добродетель и где, поверите ль сему? гдо обрел я служение превечному. Я хотел отвергнуть от себя бремя моих преступлений, и я открыл им оные; я зрел их ужасом объятых; они вели меня в жилище отдаленное и осудили меня на уединение и молчание; тамо беспрепятственно одно раскаяние терзало сие злодейское сердце. Сии добродетельные мужи сжалились наконец о моей судьбине: вседневно приходили они ко мне утешати меня, но, вместо облегчения моего страдания, умножили они его, призвав меня к добродетели, и я чувствую, что мне дотоле еще терзатися должно, доколе не воздам возмездия за мое злодеяние.