Вирши

Тепло относившийся к Симеону царь Федор Алексеевич, сменивший в 1676 г. на престоле своего отца Алексея Михайловича, повелел Сильвестру Медведеву составить достойную эпитафию, каковую «указал на двух каменных таблицах вырезать, позлатить и устроить над гробом иеромонаха Симеона своею государскою казною, из Приказа каменных дел»[6].

Эпитафия в окончательном варианте открывалась словами:

Хронологически все поэтическое творчество Симеона Полоцкого может быть разделено на два периода — белорусский и московский, которые заметно отличаются друг от друга в стилистическом и жанрово-тематическом планах. Стихи белорусского периода, в свою очередь, имеют отчетливую градацию во времени да и в самой их языковой основе. Они распределяются на польско-латинские вирши времени обучения Симеона в Киево-Могилянской коллегии и Виленской академии и белорусско-церковнославянские вирши, созданные молодым стихотворцем в течение последующих восьми лет учительства в братской школе Полоцкого Богоявленского монастыря. Стихотворения московского периода не имеют между собой столь заметных различий, хотя и они, в принципе, могут быть разграничены январем 1676 года, когда один царственный покровитель Симеона сменился другим— еще более милостивым и щедрым — его недавним воспитанником. В самом деле, при царе Федоре Алексеевиче возросла независимость Симеона от «всевидящего ока» церковной цензуры, увеличилось его влияние на главу русского государства. С другой стороны, известная набожность нового царя должна была заставить Симеона отказаться от драматической поэзии, от некоторых излишне курьезных поэтических форм и обратиться к более тщательной разработке в своих стихах философско-богословской тематики.

Значительная часть польско-латинских стихотворений Симеона принадлежит к схолостической «ученой поэзии» (poesiae doctae). Успешно осваивая роль «толкователя всей школьной учености», каким, по утверждению Лаврентия Корвина и других авторитетных теоретиков литературы XV—XVII вв., должен быть настоящий поэт[8], Симеон, кажется, не обошел своим вниманием ни одного предмета, изучавшегося тогда в академических классах. В данной связи особо примечательно его стихотворение «Siedm nauk wyzwalonych» («Семь свободных наук»), где кратко характеризуется каждая школьная дисциплина, как входящая в гуманитарный «тривиум» (грамматика, диалектика, риторика), так и в естественно-научный «квадривиум» (арифметика, геометрия, астрология, музыка). При этом диалектика названа «матерью всех наук»[9]. Большое внимание молодой поэт уделял астролого-астрономической тематике, которая нашла отражение в таких его произведениях, как «Siedmiu planet znaki i ich operatie następują» («Знаки семи планет и характер их воздействия»), «Miesięci 12 następują» («Следуют 12 месяцев»), «4 przemagające complexie», («4 преобладающих темперамента») и др. Названные произведения принадлежат к весьма экзотическим для современного читателя жанрам — zodiacum, horoscopium (поэтическое предсказание по небесным светилам и явлениям), или, скажем,— genethliacon (стихотворный отклик на рождение человека с нередко астрологически «обоснованным» прогнозом на будущее). Генетлиакональными являются, например, стихотворное «Благоприветствование царю Алексею Михайловичу по случаю рождения царевича Симеона» (1665), включающее «Беседу со планиты», и позднейшие «Вирши на рождение царевича Петра Алексеевича» (1672), написанные совместно с Епифанием Греком (Славинецким).

В этих «Виршах», между прочим, говорится:

Особую тематическую группу составляют ранние стихи Симеона Полоцкого, посвященные вопросам природоведения. Сюда прежде всего относятся эпиграммы «4 części dnia» («4 части дня», позднее переработано под заглавием «День и нощь»), «О czterech części rocu pogody) («О четырех временах года), «4 żywioły y skutki onych» («4 стихии и их действия», поздний вариант— «Стихии четыре»), «Nowoznaleziona rzeczy» («Новооткрытия»). Дальнейшее развитие природоведческая тематика получит в церковнославянской поэзии Симеона, широко представленной в сборнике «Вертоград многоцветный».

Вполне самостоятельный раздел «ученой поэзии» Симеона образуют стихотворения с философско-богословским содержанием: «Aenigma» («Загадка»), «Sokrates» («Сократ»), «3 prawa...» («3 права...»), «Czistości stróżów 6» («Чистоты стражей 6»), «Triumph cierpliwości...» («Триумф терпения...»), «Fiat mihi secundum verbum tuum» («Да последую слову твоему») и ряд других. Это и не удивительно, ибо в системе средневековой схоластики богословию принадлежало самое почетное место. Однако в центре внимания ученого поэта неизменно стоял Человек, вопросы его природы, его воспитания и обучения. В эпиграмме «Widok żywota ludskiego» («Картина человеческой жизни») излагается схема деления человеческой жизни на пять шестнадцатилетних периодов, и по каждому периоду дается практическое наставление: чем следует заниматься, о чем думать, к чему стремиться. Желавший воспользоваться этими рекомендациями получал универсальную программу действий — от первых шагов до смертного часа. Развернутая эпиграмма «Początkowi zabiegaj» («Старайся пресечь вначале») содержит подкрепленное примерами и сравнениями рассуждение о необходимости самого серьезного отношения к изначальному обучению и воспитанию детей. Естественно, важнейшими тут оказываются проблемы нравственности, этики поведения. Они же становятся ведущей темой стихотворений типа «Nobilitas гага» («Благородство редкостно»), «Parentibus par gratia reddi nequit» («Родителям равной любовью плати, негодник»), «Na leniwca» («На лентяя»), «Na pijanice» («На пьяницу»), «Na grzesznika» («На грешника») и прочих. Их особенностью является некоторая абстрагированность в трактовке поэтом этического идеала. Со временем, когда основным объектом дидактики Симеона сделаются царственные ученики, этот идеал конкретизируется по принципу сословной иерархии и для самой высокой ее ступени будет выражен в духе идеологии просвещенного абсолютизма.

Школьная поэтика XVII века допускала использование для передачи «серьезных» идей шутливого тона, замысловато-забавных форм. Главное, чтобы проповедуемые идеи доходили до сознания читателя («sic movere et delectare, ut docere» — «увлечь и усладить так, чтобы научить»). И Симеон охотно использовал шутку, шутливую притчу, решая дидактические задачи. Сравним стихотворения «Trudno wszystkim ugodzić» («Трудно всем угодить»), «Pieszczota dziatek» («Ласкание детей»), «Wzgarda godności i czci pragnienie» («Презрение достоинства и почета желание»). Обращался он также к стихотворным курьезам, составляя вирши-палиндромы или «перевертыши («Cancer» — «Рак», вирши-асиндетоны, основанные на накоплении многих значений ключевого слова («Homo» — «Человек») и т. п. Правда, в ранней польско-латинской и, в целом, в ученой поэзии Симеона изысканные формы представлены весьма слабо. Что же касается ее стиля, то можно сказать, что он неровный: некоторые ученические стихотворные произведения написаны поэтом в совершенно классицистическом духе, таковы — «4 świata wieku» («4 эпохи»), «О czterech części rocu pogody» («О четырех временах года»), «8 dziwów świata» («8 чудес света») или «Rzemiosła zrzędne, a uczciwe» («Ремесла строптивы, но достойны уважения»). Между тем к традиционной барочной образности приближаются польские эпитафии Симеона. И уже подлинный образчик барокко являет стихотворение «Czasu odmiana y różność» «Переменчивость и многообразие времени», где в символико-аллегорических подробностях обрисован «воз (точнее, тележный поезд) жизни», а античные мифологические персонажи сведены с библейскими и с героями средневековых рыцарских романов. С названным стихотворением тематически перекликается меньшее по объему и потому не столь перегруженное аллегориями «Odmiany wszech rzeczy ludzkich» («Перемены всех дел человеческих»). Высказываемые здесь мысли о «желанности мира» среди непрекращающихся войн, которые усугубляют всесокрушающее действие времени, созвучны настроениям многих барочных писателей XVII в.

6

ГИМ, Синод, собр., № 130, л. 243.

7

См.: Татарский И. Симеон Полоцкий... С. 328—329. Ныне каменные скрижали со стихами Сильвестра Медведева хранятся в филиале ГИМ.

8

Ertner Н. Zum Dichtungsbegriff des deutschen Humanismus./ / In: Grundpositionen der deutschen Literatur in 16. Jahrh. B., 1972. S. 370.

9

В древности диалектика мыслилась, как лишенная словесных украшений «чистая» риторика, т. е. логика.

10

Цитируется по публикации: Голубев, И. Ф. Забытые вирши Симеона Полоцкого./ / ТОДРЛ. Л., 1969. Т. XXIV. С. 258—259.