Страница 12 из 100
И Дрожжин, и Леонов работали в литературе уже тогда, когда творчество «самоучек» привлекало к себе довольно широкое вни мание и сочувственный интерес к нему на какое-то время даже вошел в моду у разных кругов, — примерно с середины 80-х годов до начала нового века, когда «писатели из народа» уже организаци онно укрепились и стали чувствовать себя в современном обществе уверенней и прочней, чем в свое время Суриков с товарищами.
Сочувствие, интерес, пробужденные как раз Суриковым и его ближайшим окружением, в значительной мере достались уже на долю их преемников, то есть и Дрожжина и Леонова, хотя опять-таки по-разному, поскольку очень различны были их индивидуальности, их жизненные пути.
Жизнь Спиридона Дмитриевича Дрожжина пришлась на время многих значительнейших перемен в русской историй. Когда было отменено крепостное право, ему шел уже тринадцатый год. Октябрьская революция застала его почти семидесятилетним стариком, а умер Дрожжин в один год с Маяковским.
Долгие годы — с детства — он работал преимущественно в городах, но старался не порывать вовсе связей с крестьянским трудом, родной деревней. Последние три с половиной десятилетия жиз ни он в основном провел в деревне. Все эти обстоятельства не раз служили основанием для того, чтобы объявлять Дрожжина чуть ли не единственным в русской поэзии истинным «поэтом от сохи». Дрожжин был заметной, колоритной фигурой, в силу ряда причин он считался в течение нескольких десятилетий, так сказать, классическим образцом «поэта-самоучки». Он был образованнее других «самоучек», любил читать и читал много, с годами завязал обширные литературные знакомства: от Льва Толстого до Райнера Марии Рильке.
Дрожжин стал печататься с 1873 года. Однако широкая известность пришла к нему после обнародования его автобиографических записок. Ими — «Записками-автобиографией» (с отрывками из дневника) на 82 страницах — поэт открыл первый сборник своих стихотворений, который был издан в 1889 году. Впоследствии записки не раз перепечатывались, биография Дрожжина пересказывалась в различных изданиях для народа. Читатели воспринимали его поэтическое творчество в контексте всей своеобразной его судьбы.
Поэзия Дрожжина в основном посвящена быту, делам, чувствам крестьянина. Он писал о горькой стороне крестьянского житья, о бедности, тяжком труде, о пьянстве. С болью поэт замечал:
Дрожжин посвящает свои стихи и здоровым, радостным мо ментам в жизни крестьян; красноречивы уже сами названия: «Довольство крестьянина» (1906), «Счастливая доля» (1908), «Радость пахаря» (1912) и другие.
Явно следуя в своем творчестве за Кольцовым и Суриковым, Дрожжин вместе с тем более определенно учел творческий опыт Некрасова, прежде всего свойственную ему широту в подходе к теме народа и народной жизни, теме родины. Такие «некрасовские» заявки делает Дрожжин в стихотворениях «Честным поры вам дай волю свободную...», «Родина», «Родине». От Некрасова идет линия программно-гражданственных стихов и автохарактеристик поэта, однако здесь Дрожжин, пожалуй, всего слабее и безличнее. В 70—80-е годы он создает поэмы из жизни крестьян («Дуняша», «Исповедь матери»), бурлаков («Привал на Волге»), то есть осваивает материал народной жизни в жанре, опять-таки реформи рованном Некрасовым.
О своем восторженном отношении к поэзии Некрасова Дрожжин заявлял не раз. После выхода в свет некрасовских «Последних песен» Дрожжин написал стихотворение «Н. А. Некрасову» и послал его по почте адресату. Великому поэту посвящены также стихи «На смерть Н. А. Некрасова» (1877—1878), «Памяти Н. А. Некрасова» (1880).
Отразив некоторые факты и настроения крестьянской жизни, имевшие важную общественную основу, Дрожжин в общем оста вался далек от активной, боевой постановки современных проблем. И в годы нарастания революционного движения в стране он по-прежнему ограничивался привычной для него сферой отвлеченно-моралистического толкования смысла жизненных явлений. Дрожжин проявлял специальный интерес к размышлениям этического плайа, немалое место уделив им, в частности, на страницах своего дневника. Он проповедовал идеи трудолюбия, личных добродетелей, терпения:
Важность народного просвещения поэт подчеркивал много кратно. «Чтобы без горя в мире жить, народу нужно просвещенье», — утверждал он в стихотворении «Старое и новое время» (1903). Крестьянская революционность, народное бунтарство не отразились достаточно сильно в самом духе его поэзии (хотя, например, поэма «Исповедь матери» рассказывает о крестьянской мести помещику-насильнику). В этом отношении Дрожжин несравним и с Есениным, своим младшим современником.
Беспристрастное знакомство с поэзией Дрожжина заставляет сделать вывод об ориентации поэта на идеалы, которые в предреволюционной атмосфере выглядели достаточно благоразумными и мирными.
Не случайно в дореволюционную пору предпринимались разнообразные попытки представить Дрожжина этаким «идеальным крестьянином», в меру просвещённым и чувствительным, в меру жизнерадостным и деятельным.
Можно говорить о своеобразной борьбе за Дрожжина, в которой его деятельность трактовалась реакционными кругами тенденциозно, односторонне. Так, великий князь Константин Константинович Романов (он претендовал на роль законодателя путей и вкусов в искусстве, сам писал стихи, подписывая их псевдонимом «К. Р.» в своем отзыве для Академии наук о сочинениях Дрожжина отмечал их «жизнерадостное настроение», «бодрость духа»; он ставил Дрожжина в пример «многим воображающим себя поэтами, но умеющим только ныть без всякого на то права». Особенно радо вало высокопоставленного рецензента то обстоятельство, что Дрожжин — поэт, не «заражающийся модными течениями». [1] Академия наук дважды отмечала стихотворения Дрожжина почетными наградами. Подобные факты, естественно, не следует воспринимать как вполне объективную, беспристрастную и бескорыстную оценку трудов поэта. Все же они косвенно свидетельствуют о консервативном характере его демократизма.
Несмотря на все рассказанное здесь, у читателя не должно возникнуть представления о совершенно гладком и благополучном пути Дрожжина-поэта. Все обстояло значительно сложнее. Наряду с поддержкой одних существовало ироническое неприятие других: скажем, в романе М. Альбова и К. Баранцевича «Вавилонская башня» (он представляет собой юмористическое повествование об одном из московских литературных кружков конца прошлого века) Дрожжин, выведенный под именем Горшкова, постоянно «сидит в уголку, изнемогает в испарине и беспрестанно кашляет в горсть». [2] Из этих строк явствует несомненная' драматичность существования Дрожжина в «хорошем обществе», в том числе и в литературном, его напряженность и ощущение «чужедомья» вокруг. Конечно, ему были свойственны внутренние сомнения, страсти, живое и сильное страдание (обо всем этом свидетельствуёт, в частности, впервые публикуемое в настоящем издании стихотворение «Поэт и читатель»).. Однако его поэтические произведения далеко не всегда открывают читателю реальный облик автора, его подлинные мысли и волнения.
Какова же художественная природа поэзии Дрожжина?
Большинству стихотворений свойственно парадоксальное сочетание простонародности и эстетизма, развивавшееся и обострявшееся с годами. Поэт, как кажется, не бессознательно или по неумению прибегает в своих произведениях к приемам чужого твор чества (так было у Сурикова), а как бы нарочито предлагает воспринимать написанное в привычном эстетическом ряду поэзии кольцовского направления. В стихах Дрожжина легко различимы элементы принципиальной вторичности, рассчитанной стилизации. К ним относятся и постоянное употребление таких оборотов, как «добрый молодец», «красна девица», «душа-девица», «ретивое», «тоска-кручина» и т. д., и некоторые герои, ритмы, жанры (например, «Думы»), воспринимаемые в стихотворном наследии поэта как откровенные цитаты. Для его поэзии характерны своего рода словесные клише, то есть слова, за которыми нет живого исследования действительности или хотя бы попытки к тому. Поэт не только подхватывает сложившиеся формы специально «поэтической» фразеологии, но и сам создает соответствующие новые фразеологизмы.
1
К. Р., Критические отзывы, Пг., 1915, с. 341, 353.
2
М. Альбов и К. Баранцевич, Вавилонская башня (Юмористический роман), М., 1896, с. 311 и др. О том, что Горшков — это Дрожжин, пишет И. А. Белоусов в «Литературной среде» (М., 1928, с. 74).