Том 7. Ахру

С. 338. В Москве в 40-х годах прошлого века жил доктор Гааз... — Старший врач московских тюремных больниц Федор Петрович Гааз (1780—1853) был известен своей благотворительностью и самоотверженным трудом, направленным на улучшение ухода за больными и заключенными.

С. 340. ...на картине Гольбейна... — Речь идет о картине Ганса Гольбейна Младшего (1497—1543) «Мертвый Христос» (1521).

С. 343. ...не Прокопий, не Иоанн, устюжские чудотворцы... — Юродивые Святой, праведный Прокопий Устюжский († 1303; день памяти 8 июля) и Святой блаженный Иоанн Устюжский († 1494; день памяти 29 мая), почитаемые в народе как чудотворцы.

...зеленая Истар... — В мифология ассиринян Иштар, дочь богини Луны, богини брака, совокупляющей все твари — то же, что и Астарта.

С. 345. бусурная и стильная — дрянная и холодная.

С. 346. ...зазыв на юмористический журнал «Ералаш»... — Подразумевается «Ералаш. Легонький сборник веселеньких статеек и уморительно-курьезных рисунков» (СПб., 1874).

МАРТЫН ЗАДЕКА. Сонник

Впервые опубликовано: Мартын Задека. Сонник. Париж: Оплешник, 1954. 103 с.

Печатается по изданию 1954 г.

История создания книги «Мартын Задека» ведет свое начало с публикации первых циклов миниатюр, получивших жанровое определение «сны». К ним относятся три одноименных цикла «Под кровом ночи. Сны», появившиеся в 1908 г.: семь снов в журнале «Всемирный вестник» (№ 3), двадцать пять снов в журнале «Золотое руно» (№ 5), семь снов и послесловие в журнале «Весна» (№ 8). Эти тексты, связанные общим заголовком, в отличие от последующих циклов снов, не имели самостоятельных названий и обозначались лишь цифрами и были композиционно объединены либо вступлением, либо послесловием. Эти краткие авторские пояснениия можно считать первыми попытками Ремизова создать собственную «гипнологию», которая позже получит развитие в его очерках «Полодни ночи» и «Тонь ночи» в книге «Мартын Задека». На этот весьма оригинальный жанр сразу обнаружился спрос среди редакторов ведущих периодических изданий. В письме к Ремизову 28 октября 1908 г. З. Н. Гиппиус, рассчитывая получить новые «Сны» для журнала «Русская мысль», отзывалась: «Очаровательны ваши “Сны” в Зол<отом> Руне! Не видали ли еще каких, для нас?» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. № 88. Л. 22). Следующий цикл снов под названием «Бедовая доля», который был написан уже в конце 1908 г., о чем сообщалось в анонсе «Золотого руна», в разделе «Вести отовсюду» (1908. № 11/12. С. 89), был предложен Ремизовым «Русской мысли». Однако, несмотря на помещенное на страницах ноябрьского номера журнала объявление о предстоящей публикации цикла снов под названием «Глупые ночи», новые «сновидения» Ремизова не произвели ожидаемого впечатления ни на заведующего литературным отделом журнала Д. С. Мережковского, ни на его жену З. Н. Гиппиус, принимавшую деятельное участие в составлении портфеля издания. Гиппиус писала Ремизову 22 ноября 1908 г., склоняясь отказать от публикации вообще: «Считали мы, рассчитывали на Ваши “Сны”, а вы отдали настоящие в Руно, нам же дали поддельные» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. № 88. Л. 23). В конечном итоге цикл из 16 снов под названием «Бедовая доля. Ночные приключения» все-таки появился в майской книге журнала, и был предварен авторским вступлением. В следующем году цикл, состоящий уже из 47 снов, пополненный новыми текстами и разделенный на две части, с посвящением Л. Шестову, был включен Ремизовым в состав книги «Рассказы» (СПб.» 1910), а спустя год самая полная редакция «Бедовой доли» была представлена в третьем томе его «Сочинений». Впоследствии из 50 текстов «Бедовой доли» в книгу «Мартын Задека» не вошло только 18 снов. Новый цикл «С очей на очи» появился в 1913 г. в составе сборника «Подорожие». Из семи текстов этого цикла варианты трех были включены в состав «Мартына Задеки». Создание больших «сновиденных» композиций в творчестве Ремизова закончилось публикацией цикла «Кузовок. Вещь темная», который первоначально появился в третьем номере альманаха «Сирин» (1914), а затем в дополненном виде был перенесен автором в сборник «Весеннее порошье» (1915) под названием «Кузовок». В книгу «Мартын Задека» из этого цикла также вошли отнюдь не все сны: 21 «сновидение» осталось за рамками «Сонника». В эмиграции Ремизов лишь дважды реализовал стремление создавать, «сновиденные» циклы. В 1925 г. он подготовил к печати еще две подборки снов, под названием «Мои сны литературные» и «Мои сны», которые были связаны с именами реальных писателей, поэтов и художников. Отчасти же эти тексты являлись литературной обработкой снов жены писателя С. П. Ремизовой-Довгелло. Рукопись и наброски некоторых из них отчасти сохранились в Собрании семьи Резниковых (Париж) и в тетради Ремизова «Мои сны исторические» (ЦРК АК). Из переписки Ремизова с кн. Д. А. Шаховским (редактором журнала «Благонамеренный») следует, что в конце 1925 г. Ремизов безуспешно пытался пристроить свои тексты в это издание: «Не возьмете ли несколько моих Литературных снов: Вячеслав Иванов. <...> Сологуб. Савинков. Рерих. З. А. Венгерова. Сны никому не обидные, снившиеся мне в разные годы моей жизни и очень характерные для снившихся» (Шаховской И. Биография юности. Париж, 1977. С. 223). Тем не менее сны «Вячеслав Иванов», «Сологуб», «Савинков», «Рерих», «З. А. Венгерова», « Jean Pougny» впервые появились в рижской газете «Слово» (1925. 11 ноября. № 11). Другой, также отличающийся тематическим единством цикл, озаглавленный «Мои сны» («Блок», «Брюсов», «Бальмонт», «Кузмин», «Философов», «Лев Шестов», «Мережковский», «Щеголев», «Алексей Толстой»), был напечатан в журнале «Звено» (Париж. 1925. 26 октября. № 143). Несколько «снов» из этого цикла по материалам парижского архива писателя опубликовала А. Пайман (См.: Pyman. A. Petersburg dreams // Aleksej Remizov. Approaches to a Protean Writer / Ed. by G. N. Slobin // UCLA Slavic Studies. 16. 1987. P. 51—100). Отметим, что многие литературные сны сохранились в ремизовских тетрадях 1925—1930-х гг. наряду с записями реальных сновидений писателя, впоследствии подвергшихся литературной обработке: «Книга потерь и утрат», «Клади в мешок — дома разберем. Сны» (Бахметьевский архив). Значимой формой создания литературных снов стали также графические дневники писателя конца 1930—1940-х гг., в которых он зарисовывал свои настоящие «сновидения» (См.: Каталог. С. 13—14). На протяжении всей истории формирования ремизовского «Сонника» необычный жанр, основанный на реальных сновидениях, принципиально соединяющих факты, имена, события действительности и неконтролируемый рассудком поток сновиденной фантазии, вызывал противоречивые мнения. Категорически отрицательные оценки нового литературного опыта Ремизова (Биржевые ведомости. 1908. № 10629; 1910. № 11663) перемежались с вдумчивым анализом нового для беллетристики художественного явления. Д. В. Философов, отзываясь на ремизовские «Рассказы» (1910), писал о том, что сны поразили его своим соответствием современной действительности: «Есть своя логика в сонной чепухе. Чепуха, главным образом, в нелепой последовательности, в извращенной причинности. <...> Но что же скрывать? Мы все видим такие сны... даже наяву. <...> Сон на то и сон, чтобы быть нелепым. А вот то, что было до сна, то, что записано, как протокол, как самая что ни на есть правда, — вот это ужасно. В сне ты — да и никто — не ответственен, а просыпаясь, инстинктивно веришь, что входишь в мир разумной воли или столь же разумной необходимости. Но бывают времена, что эта естественная вера колеблется, а иной, сверхъестественной, нет. Реальный мир превращается в бессмыслицу, а за реальностью ничего нет, пустота. <...> Ремизов очень просто, а потому и глубоко, выражает скорбь современной души, тоску по “реальнейшей реальности”, как выразился бы Вячеслав Иванов». (Философов Д. В. Старое и новое. М., 1912. С. 25—28). В. Пяст, один из немногих, кто не подверг сомнению подлинность ремизовских «сновидений», в статье «Стилист-рассказчик» высоко оценил их литературную обработку и высказался за издание в виде самостоятельной книги: «“Сны” А. М. Ремизова тоже следовало бы издать отдельно. Они — такие коротенькие, такие чудные. Это ведь тоже не рассказы: это фотографии с действительных снов автора. <...> Правда, эти ремизовские сны подозрительны: слишком много глубокого, неожиданно смелого в них, чтобы не обвинить бодрствующую фантазию автора в соучастии. Впрочем бывает ли фантазия бодрствующей? Так или иначе, это незаурядные “сны”. Если нам таких снов не увидеть, то и не выдумать нам таких снов. Иные, как “Двери”, достигают глубины и напряженности настоящих “поэм в прозе”» (Вестник литературы. 1910. № 3. С. 82—83). Прямо противоположный взгляд на цикл «Бедовая доля», вошедший в состав третьего тома «Сочинений» Ремизова, высказал А. А. Измайлов: «В какой час ослепления, — писал он, — беллетрист мог принять мысль огласить, как литературное произведение, причудливые записи своих диких снов! <...> Это, очевидно, в Ремизове одно из чудачеств, которых у него не занимать <...> В этом именно жанре пишутся произведения в палатах № 6 <...> Все это, разумеется, должно отпасть со временем от Ремизова, как шелуха» (Измайлов А. Пестрые знамена. Литературные портреты безвременья. М., 1913. С. 98—99). В статье «Противоречия» (1910) А. Блок продолжил тему, затронутую ранее Философовым: «...мы <...> не имеем права сетовать на Ремизова, показывающего нам <...> весьма реальный клочок нашей жизни, где все сбито с панталыку, где все в невообразимой каше летит к черту на куличики» (Блок А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 408). В рецензии А. Долинина справедливо отмечалась связь нового жанра с другими произведениями писателя: «Здесь сгусток, квинтэссенция его обычных восприятий жизни; здесь собраны вместе все странные и страшные символы его, которые мы встречаем во всех его произведениях и в которых он обычно воплощает свое отношение к жизни и к миру, воспринимаемому им как нечто огромное, бессмысленное, жестокое и безобразное» (Речь» 1912. 17 июля. № 163. С. 2). Сон как непременная-составляющая поэтики всего творчества Ремизова в целом стал объектом внимания критика А. Рыстенко: «...важно для характеристики особенностей таланта и литературной физиономии Ремизова отметить связь “Бедовой доли”, в отношении отличающих эту пьесу моментов, именно сна, со всеми другими произведениями его. Ремизов любит рассказывать о снах, о сонных мечтаниях действующих лиц своих произведений, и эти сны являются ярко просвечивающей чертой его пьес» (Рыстенко А. В. Заметки о сочинениях Алексея Ремизова. Одесса, 1913. С. 39). Первоначально мысль о создании отдельной книги снов посетила Ремизова еще в 1908 г., когда «Русская мысль» на время отказалась от печати его первого цикла. В письме от 28 ноября, адресованном владельцу издательства «Шиповник» С. Ю. Копельману, Ремизов, предлагая свой проект, следующим образом охарактеризовал новый жанр: «Я написал ряд фантастических рассказов. Занимает лист (приблизительно). Объединены общим названием Бедовая доля. Ночные приключения. В них много глупости. (“ Sattisc”), есть непристойности (не влекущие 1001 ст<атьи>), есть то, что в поэзии можно было бы назвать “ Le goutant”, да так, кажется, и называется у французов. Похожие рассказы были напечатаны в З<олотом> Р<уне> <...>, которыми в начале осени много занимались Московск<ие> газеты, а в Петербурге Бир<жевые> вед<омости>, Буренин и еще, не помню, кто. Я не хочу вам давать, не предупредив о их содержании и некоторой “скандальности”» (ИРЛИ. Ф. 485. № 21. Л. 2—2 об.). Оставшийся нереализованным замысел отчасти воплотился в последовательном включении раздела снов в авторские сборники 1900-х гг. Идея вновь стала актуальной в 1938 г., в Париже, когда Ремизов обратился к В. В. Кандинскому с предложением иллюстрировать его сны. Как следует из ответа художника, этот проект уже прорабатывался им в 1923 г. в Берлине и даже был осуществлен в нескольких гравюрах. Принимая предложение писателя, Кандинский писал 11 ноября 1938 г.: «1) Я еще должен поискать клише, что́ не так просто и 2) наизусть хорошенько не помню, для каких “снов” я сделал “иллюстрации”. Ведь с тех пор прошло 15 лет! Для меня было бы очень большим удовольствием увидеть свои рисунки рядом с Вашими чудесными текстами» (ЦРК АК). Однако и это издание, несмотря на заинтересованность не установленного нами издательства (от имени которого переговоры с автором вела некая M- me Bucher), так и не состоялось. Окончательное формирование книги «Мартын Задека», ее деление на пять глав, подбор эпиграфов и композиционное обрамление двумя автобиографическими очерками, пришлось на 1950-е гг. Учитывая своеобразие жанра, обусловленного поэтикой неразрывности, одновременности и абсурдизма, присущей сновидению, запись которого напоминает автоматическое письмо сюрреалистов, в настоящем томе в основном сохранены особенности авторской пунктуации и внесены исправления только в тех редких случаях, когда непосредственно рядом в тексте найдены прецеденты аналогичной расстановки знаков препинания. Сохранены также и некоторые особенности старого или авторского написания слов и фамилий («матерьял», фамилия «Бахрак» и др.). В целом орфография приведена в соответствие с современными правилами, корректировке подверглись также очевидные опечатки (к ним относим, например, написание фамилии «Лорионов» и название сна «Загвозка»). Указывая сведения о печатной истории текстов «Мартына Задеки», только в редких случаях (когда в последнюю редакцию внесены реалии 1940—1950-х гг.) поясняется, что все они являются вариантами или даже новыми редакциями по отношению к первым публикациям в периодических изданиях и сборниках Ремизова 1910-х гг. Для сравнения в «Приложениях», помимо текстов, не включенных в книгу «Мартын Задека», публикуются другие редакции текстов, вошедших в книгу «Мартын Задека» («На луну» / «Домовые»; «По-дружески» / «Савинков»; «Черт и слезы» / «Сологуб»). Текстология книги требует дальнейшего специального исследования. Многие черновые автографы снов находятся в виде вариантов или других редакций в составе тетрадей, сохранившихся в зарубежных архивах (ЦРК АК; Бахметьевский архив; Собр. Резниковых). В виду невозможности сверки текстов, при указании информации о рукописных источниках даются только сведения, касающиеся вариантов названий.