Душа Пандоры

— Просто давай уже начнем.

Доркас вложила в руки Пандоры «молнии Зевса». Деми послушно бросала их один за другим в мишень. Не попала. Клинки, чьим прототипом было оружие самого бога неба, обиженно звякнули от столь неуважительного обращения и остались лежать на полу. Пару минут спустя к ним присоединились стрелы Артемиды.

— Пламенный клинок Гефеста, — торжественно сказала Доркас.

Меч вспыхнул, стоило только Искре Геи его коснуться. И погас, перекочевав в руку Деми.

— Попытайся сконцентрировать в нем свою силу. Попытайся его зажечь.

Она попробовала еще раз, и с тем же результатом. Верней, с полным его отсутствием.

— Никиас был прав, — с сожалением вздохнула Доркас. — В тебе ни капли огня.

Из всего оружия Гефестейона солнечные диски Гелиоса поразили Деми больше всего. Как же ловко управлялись с ними Искры! Несколько пассов, плавное скрещение рук с зажатыми в них дисками, и пространство взрывалось солнечным светом. Однако давать их Деми Доркас не спешила.

— Мне жаль это говорить, но…

— Я не боец, — краешками губ улыбнулась Деми. — Что я и сказала с самого начала.

— Зачарованное божественным дыханием оружие словно боится тебя… или ты его боишься. Как бы то ни было, я не чувствую в тебе божественных искр — ни Гефеста, ни Афины Паллады, ни Энио, ни Артемиды.

Сочувствия в глазах Доркас хватило бы на троих.

— Не страшно, — выдавила Деми. — Во мне могут быть другие искры. Алая Эллада полна магии, ведь так?

Вопрос повис в воздухе, пока Доркас не поспешила с ней согласиться.

— Верно. Есть ведь не только воины, но и колдуны… Кто знает, вдруг ты носитель силы стихии, как я — земли?

В молчании они добрались до пайдейи. Не слишком довольный порученной ему «ролью няньки» Никиас тенью следовал за ней с Доркас. Настроение разговаривать или любоваться величественным Акрополем или росписью на стенах пайдейи, у Деми иссякло. Она шла, глядя прямо перед собой, погруженная в свои мысли.

Едва перешагнув порог комнаты, что служила Кассандре чем-то вроде кабинета, выпалила:

— Как вы испытываете тех, кто не проявил себя в Гефестейоне? Как понимаете, какая в ком божественная искра?

— Чаще всего просто наблюдаю, — спокойно отозвалась Кассандра. Она сидела за украшенным рельефными узорами столом, изучая самый настоящий папирусный свиток и золотым стилусом делая пометки в лежащем перед ней полиптихе. — Дар рано или поздно заявляет о себе. Однако бывают и особые случаи. Когда я не могу распознать суть божественного благословения, но чувствую его в человеке, даю ему эликсир Цирцеи. Он связывает человека с его колдовской силой, заставляя почувствовать, проявить собственный дар.

— Вы можете дать этот эликсир мне?

— Что же, нам не повредит еще одна Искра. Даже если она окажется Искрой Гекаты.

Чтобы понять, что таилось за этим «даже если», пришлось расплести клубок памяти. Первая нить: Геката — богиня мрака и колдовства. Вторая — противница Гелиоса-солнца и Гемеры-дня. Третья — сторонница Ареса, противника Зевса.

Вот оно.

— Вы готовы принять в свои ряды человека, в чьих жилах — божественные искры ваших врагов?

Никиас и Кассандра заговорили одновременно, и оба, не колеблясь, сказали «да».

— Не происхождение определяет человека. И не божественная печать, — тихо произнес Никиас.

Деми задержала на нем взгляд. Даже Доркас казалась удивленной его словами.

Ждать пришлось недолго. Отлучившись из комнаты, Кассандра вернулась с миниатюрным фиалом[1] уже пару минут спустя. Деми заворожено смотрела на густую мерцающую жидкость серебристого оттенка. Помедлила лишь мгновение, чтобы откупорить пробковую крышку и выпить эликсир Цирцеи до дна. Нахлынуло странное чувство… не пустоты, но странного расщепления, словно душа рвалась на части — как тканевое полотно, что тянули в разные стороны десятки рук. Кассандра предупреждала, что ощущения могут оказаться неприятными, потому Деми, плотно смежив веки, терпеливо пережидала приступ тошноты.

А потом осторожно приоткрыла глаза.

Никиас все понял по ее лицу.

— Ну что, великая колдунья, и какой стихией ты умеешь управлять? Что, всеми четырьмя? — Он наклонился к самому ее уху, прошептал издевательски: — А как насчет стихии разрушения? Разрушаешь та мастерски, и притом в мировых масштабах.

Ей бы гордо вздернуть подбородок, однако на это нужна не только дерзость… но и вера в саму себя. А внутренний резерв Деми оказался пуст. Черпать из него было нечего.

— Что там? — прошептала Доркас.

— Ничего, — стеклянным голосом сказала она, пытаясь избавиться от горечи, порожденной словами Никиаса. — Темнота. Тьма без конца и края.

Доркас покусала губы. Казалось, она старательно пытается подобрать слова, которые могли бы успокоить Деми. Но растерянность на ее лице говорила о том, что в утешениях она не сильна.

— Ты сама сказала, Алая Эллада полна магии… Ты не какая-нибудь там смертная, ты — первая женщина, созданная Гефестом по велению Зевса. Может, ты как Кассандра или Ариадна? Ведь их дары — не от богов. Их источник — магия самой Эллады.

— Ты не понимаешь. То, что ни эликсир, ни тренировки в Гефестейоне не показали ничего, означает лишь одно: боги забрали дары, которыми когда-то наградили мою — Пандоры — душу. Ведь так?

Последний вопрос она адресовала уже Кассандре. Красота и шарм — от Афродиты, а с ними — и способность обольщать. Сладкоречие и коварство — от Гермеса. От Афины — способности к рукоделию. И еще много других даров, которые и дали Пандоре имя.

Если какие-то иллюзии — или пустые надежды — в ней еще и оставались, Кассандра поспешила их развеять.

— Да, — помедлив, ответила та. — Думаю, так.

— Как обидно, правда? — Голос Никиаса обжег арктическим холодом.

Деми шумно выдохнула воздух через ноздри. Он даже на минуту не позволял о себе забыть.

— Ты ведь только-только начала считать себя нашей Избранной, которая спасет от вселенского зла Алую Элладу.

Доркас покачала головой.

— Никиас… Наконец нашел, на кого выплеснуть свой яд, от которого сам вот-вот захлебнешься?

Подавшись к ней совсем близко, он процедил:

— Думай, с кем говоришь.

— Тебе меня не запугать, — Доркас медленно приподняла подбородок, сложив на груди крепкие, натренированные руки. В полускрытое маской лицо впился диковатый, непокорный взгляд серых глаз. — Ты как собака на цепи — больше лаешь, чем кусаешься.

Из горла Никиаса вырвался короткий рык, а Доркас победно усмехнулась.

Деми едва их слышала, едва понимала, что вокруг происходит. В сознании билась в агонии одна-единственная мысль.

Боги отвернулись от нее, отняв все, чем когда-то ее одарили.

[1] Фиал — сосуд из стекла, употреблявшийся в Древней Греции для культовых и бытовых нужд.

Глава десятая. Сестра Медузы Горгоны

— Я нашла ребенка асклепиады, — радостно сообщила вошедшая в комнату Ариадна.

Ее улыбка поблекла при виде мрачного лица Деми.

— Что-то слу?..

— Все в порядке, — плохо слушающимися губами сказала она.

Ничего не было в порядке, но сейчас не время и не место это обсуждать. Деми старалась не подпускать правду к сердцу. Если позволить себе думать об этом, можно попросту возненавидеть себя… Пандору. А в Алой Элладе и без того достаточно кандидатур на эту роль.

— Хм-м… Так вот, ребенок. Я нашла его в садах Хлориды[1]. Бедный малыш страшно перепугался. Лепетал, что какая-то «жуткая женщина с ужасно длинными когтями» его чуть не увела. Она возникла из ниоткуда, хотя дверь в их дом была заперта.

— Гелло… — с помрачневшим видом произнесла Кассандра.

— Похоже на то.

Заметив вопросительный взгляд Деми, Ариадна объяснила:

— Демоница. Известна тем, что похищает детей и вредит роженицам. Она ненавидит младенцев и, по слухам, даже их… — Она замялась, так и не став продолжать.

— Ест?! — ахнула Деми.

Ариадна с усилием кивнула.