Страница 35 из 90
Самолет сделал новый заход и опять сбросил пачку бомб. Две из них разорвались впереди на дороге. Павел круто положил машину налево и с ловкостью эквилибриста провел ее на полном ходу по узкому перешейку между еще дымящимися воронками. На миг он будто окунулся в серую осязаемую мглу. Обдало мелкой галькой и песком.
И тот час же сзади ударил оглушительный взрыв. Это не могло быть только бомбой…
Павлу нестерпимо захотелось затормозить, выскочить из машины, и броситься к Андрею. Но он не сделал этого. Какая-то сила удерживала его за рулем. «Андрей, дорогой друг…» На несколько секунд Павел ощутил себя страшно одиноким и был близок к тому, чтобы заплакать, как младенец. Там, на дороге, остался Андрей, веселый, близкий, бесстрашный человек, дружба с которым была освящена огнем и кровью. Под огнем познал Павел ее, эту дружбу, под огнем потерял…
Опять появился бомбардировщик. Израсходовав бомбовый запас, он пустит сейчас в ход пулеметы.
Проклятый!
Усилием воли Павел заставил себя позабыть о том, что осталось позади. Он помнил только об одном: там ждет батарея…
Одинокий грузовик, преследуемый самолетом, с бешеной скоростью проследовал по шоссе до деревни, свернул на луг и, проделывая головоломные петли, исчез за пригорком.
…Лейтенант Логовой озабоченно отнял от глаз бинокль. Без сомнения, противник опять готовился к атаке. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня вражеская пехота скапливалась на исходном рубеже. Несмотря на то, что косые лучи вечернего солнца слепили глаза, лейтенант явственно различал в высокой траве черные точки, перебегавшие от куста к кусту. Эх, ударить бы по ним картечью! Но мало снарядов. Последние на исходе. Нужно сберечь их к тому критическому моменту, когда начнется атака.
Бойцы, лежа в укрытиях, готовые каждое мгновение занять свои места у орудий, молча ждали повторения попыток врага опрокинуть нашу оборону.
Ждать пришлось недолго. Завыли мины, с угрожающим ревом рвались снаряды, предвестники атаки. Огонь нарастал с каждой минутой. Но труд был напрасен: гитлеровцы никак не могли обнаружить хорошо замаскированную батарею Логового и бесцельно растрачивали боеприпасы. Вся эта разрушительная сила ложилась вне пределов батареи безо всякого вреда для обороняющихся.
Внезапно обстрел прекратился. В наступившей тишине донеслись обрывки чужой команды, глухо затакали пулеметы. Гитлеровцы поднялись и пошли вперед.
Лейтенант Логовой расчетливым взглядом окидывал поле сражения. Пусть подойдут поближе, тогда ни один выстрел не пропадет даром.
Из леска вынырнули четыре танка. Ого, значит, немцы получили подкрепление! Лейтенант тревожно оглянулся: а снарядов все нет.
Танки быстро приближались. В промежутках между ними, пригибаясь, бежала пехота. Уже можно рассмотреть лица солдат…
— Огонь!
Деловито заговорила батарея. Две громыхающие железные махины были подбиты первыми же выстрелами и мгновенно превратились в пылающие факелы. Снаряды рвались в гуще наступающих. Видно было, как фигурки в голубовато-зеленых мундирах, будто вздернутые за нитки марионетки, взлетали и падали, чтобы больше не встать. Секунда замешательства — и уцелевшие танки повернули назад. Оставшаяся без поддержки пехота крепилась недолго. Не обращая внимания на крики и ругань офицеров, солдаты валились в траву, пытались ползти и, не выдержав, бежали назад без оглядки.
Атаку отбили. Которую уже за этот нескончаемо долгий, непередаваемо трудный день! Лейтенант вытер с лица пот, засек время. На лугу догорали фашистские танки, слышались стоны раненых.
— Долбанули славно, — переговаривались артиллеристы.
А снарядов нет и нет… У лейтенанта защемило сердце. Но лицо, голос оставались по-прежнему невозмутимы, точно все это предвиделось заранее и никакой угрозы для защитников рубежа нет. На командира смотрят бойцы: спокоен он — спокойны и уверены они.
Противник стал опять накапливаться для атаки. Все-таки фрицы во что бы то ни стало хотели сломить сопротивление упрямой батареи.
…На этот раз они положительно решили смести с лица земли ненавистную батарею. Они молотили с упрямством методическим, чисто немецким, постепенно перемещая огонь по большому пространству.
Эта бесцельная молотьба даже вызвала улыбку на бесстрастном лице лейтенанта. Все же это очень забавно: таким количеством боеприпасов можно было бы разгромить целый полк, уничтожить долговременные укрепления.
Но снаряды, снаряды… Жаль, невыносимо жаль уступать неприятелю место, которое обороняли так самоотверженно. И очень удобная позиция — укрытая, незаметная и с широким обзором. За целый день боя — всего двое раненых.
Вражеская мина с пронзительным воем плюхнулась рядом со снарядными ящиками. Ящики вспыхнули. Последний боевой запас! Наводчик Нефедов, молодой парень из приволжской деревни, выскочил из укрытия и сбил пламя песком и водой.
В это самое время началась новая атака.
Залп! Залп! Подбит еще один танк, рассеяны большие группы пехотинцев. Однако остальные движутся, подгоняемые бранью офицеров. Лейтенант Логовой чувствует, как все нервы у него напрягаются до предела. Он ждет самого страшного, ждет — и слышит:
— Снарядов! Снарядов!
Нет больше снарядов. Вот оно, самое страшное — артиллеристу остаться без снарядов — пришло…
И тогда полный, холодной, непреклонной ярости, он командует своим обычным, может быть, лишь чуть-чуть изменившимся, так хорошо действующим на сознание бойцов голосом:
— Пулеметчики, к бою!
Нет, они не отдадут этого места, которое уже полито их кровью. Есть еще ручные пулеметы. А потом — гранаты. И еще есть мужество, которым вооружен каждый — от рядового до командира.
Батарея молчала, говорили пулеметы. Но разве сравнишь пулемет с хорошей пушкой? Фашисты догадались, почему затихла батарея, и это сразу придало им храбрости.
Посуровевшие, с застывшими лицами, артиллеристы били по врагу из винтовок. Иные уже ощупывали гранаты. А наводчик Нефедов быстро перетягивал бечевочкой связку гранат — гостинец для немецкого танка.
И в эту минуту послышалось фырканье автомобильного мотора. Из-за кустарника на полной скорости вывернула затянутая брезентом машина. Шофер, высунувшись из кабины, махал пилоткой и кричал:
— Снаряды, снаряды привез!
Этот крик возвращал к жизни. Теперь дудки! Еще посмотрим, господа фашисты, кто кого!
И опять готовы орудия разить врага. Но лейтенант не торопится. Пусть подумают враги, что батарея беззащитна.
Ошалевшие от неожиданной удачи, гитлеровцы шли, как на параде. Танк вырвался вперед и мчался, мчался — только мелькали гусеницы.
— Прямой наводкой — огонь! — весело закричал лейтенант.
Зычно рявкнула батарея. Артиллеристы, деловитые, с разгоревшимися лицами, работали, как черти. Залп сливался с залпом. Танк вспыхнул, поднялся на дыбы и опрокинулся, точно смертельно раненное животное. Столб черного дыма взметнулся к небу. Гитлеровцы шарахнулись, побежали. Раненые уползали вслед за бегущими.
Маленький усталый шофер с забинтованной головой сидел на подножке своей машины, отмеченной во многих местах пулеметными пробоинами, вперив глаза в землю, безучастный ко всему. Лейтенант Логовой направился к нему. Шофер вскочил, сделав руки по швам.
— Спасибо за службу! — отчеканил лейтенант.
— Служу Советскому Союзу, — четко ответил боец-водитель.
— Почему грустный вид, товарищ?
Лейтенант сделал жест, чтобы шофер снова сел.
Павел часто-часто заморгал, как бывало у него всегда в минуты большого душевного волнения. Казалось, он сейчас расплачется.
— Товарищ у меня остался там… Вместе сюда ехали… Герой! — едва слышно уронил он, продолжая стоять, и голос его осекся.
— Понимаю, — твердо сказал лейтенант и, взяв под козырек, вытянулся, как на карауле.
На батарее стало торжественно-тихо.