Страница 44 из 135
Она улыбнулась. Продолжала смотреть на меня. В купе зашла Софья. Я был один. Оля ушла к Кире. Анна была в радиоузле. Илья так же ошивался возле радиорубки.
— Софья? — Посмотрел на неё вопросительно.
— Марк. Посмотри на Люсю.
Я посмотрел. Ничего необычного. Такая же майка до колен.
— А что с Люсей не так?
Софья вздохнула и села рядом с девочкой. Потом подняла её майку. Под ней, на Люсе были надеты шорты.
— Однако! И как? Не пытается снять?
— Нет. Но, согласись, Марк, что это уже прогресс⁈
— Однозначно. Так глядишь, Люсе понадобятся в скором времени и кружевные трусики. — Я засмеялся. Софья тоже.
— А что в этом плохого, Марк? Что бы там не было, а Люся всё равно остаётся девочкой.
— Я рад такому прогрессу, Софья.
В купе зашёл Стас.
— Как двигаться будем, Марк?
— Доходим до Томусинской, там соскакиваем влево по ветке. Добегаем до Новокузнецка, оттуда сворачиваем на север. Доходим до Трудармейской, она узловая, как и Новокузнецк. С неё опять уходим на лево по ветке и идём полным ходом на Барнаул. К сожалению, Барнаул обойти не удастся. Придётся его проходить. А это крупный железнодорожный узел.
— Думаешь, там что-то может быть?
— Дело не в этом. А если там все пути забиты? Но это полбеды. А если при этом там будут те, кто очень не захочет нас пропускать?.. Вот то-то, Стас. Поэтому я и не люблю узловые станции, со множеством путей и веток. Гораздо лучше идти по двухколейному пути и желательно по чистому полю, где всё видно на много километров вокруг.
— Ишь ты, чего захотел⁈ — Засмеялся Стас. — Извини, но такая прогулка нам явно не светит.
Когда зашли на Томусинскую, около здания вокзала увидели мужчину. Он спокойно стоял и спокойно смотрел на проходящий мимо эшелон. Мы шли медленно. В общем-то ничего такого здесь не ожидали. На путях стоял только один состав, с углём и всё. Я сказал Георгичу тормознуть. Эшелон, лязгнув сцепками вагонов, остановился. Посмотрел на Люсю. Она вела себя спокойно. С любопытством, как мне показалось, смотрела в окно на мужчину. Он был в кирзовых сапогах., камуфляжных штанах, штормовке и на голове кепка. За спиной виднелся приклад, скорее всего СКС. Не разобрать было.
— Поговорить хочешь? — Спросил меня Артём.
— Хочу. Пойду один.
— Почему один?
— Он один и я один.
— Он может быть и не один. А если это ловушка, засада?
— И где засада спряталась? Вот в этом маленьком здании вокзала? Нет. Пойду один. Вы наблюдаете.
Я открыл дверь броневагона, так как все находились при прохождении таких станций, укрывались за бронёй. Люся хотела выскочить со мной.
— Люся. Пожалуйста, оставайся здесь. Я только поговорю, и мы поедем дальше. — Она смотрела мне в глаза. И конечно ничего не сказала. Я вышел. Люся осталась в броневагоне. Умница какая. Соображает. Мужчина спокойно смотрел на меня. Я прошёл к нему, прямо по путям. Остановился метрах в двух. У него был СКС, это я понял, подойдя ближе.
— День добрый, уважаемый.
— И тебе добрый день, мил человек. — Он внимательно смотрел на меня. Увидел, как его губы дернулись в улыбке.
— Вы знаете, первый раз вижу, чтобы кто-то вот так стоял и смотрел на наш эшелон. То есть, стоял открыто.
— Вы такие агрессивные?
— Мы нет. Мы вообще предпочитаем ни с кем не сорится. Просто агрессивных много развелось, хотя людей осталось очень мало. — Он кивнул мне. Но промолчал. Продолжал смотреть на меня. — И всё же. Как Вас зовут?
— Пётр. Петр Фадеевич. — Ему было 55–60 лет. Где-то так.
— А меня Марк.
— Из далека идёте?
— Из далека. — Сказал откуда. Он покачал головой.
— Да, далековато забрались. Лет 10 назад, бывал у вас там. А куда идёте, если не секрет?
— На юг. К морю. Туда, где нет зимы и где проще выжить.
— Тоже верно.
— Почему Вы всё-таки вот так стоите?
Он улыбнулся.
— Давно здесь поезда не ходили. Месяц назад проходил один состав. Небольшой. Тепловоз, несколько вагонов и платформа. На платформе зенитка стояла, спаренная. Из крупнокалиберных пулемётов. ЗПУ-2. Я когда срочную служил, у нас такие были.
— Пётр Фадеевич, извини за вопрос, а ты один здесь живёшь?
— Нет. Полина со мной живёт. Она схоронила своих то, как и я. Вот мы и сошлись. Ещё с нами дед Михаил живёт. Совсем старый, 90 лет. Все умерли, а он живёт, вот такие дела.
— Если вас трое, так может с нами пойдёте?
— Нет, Марк. Мы здесь останемся. Всю жизнь здесь прожили. Здесь и умрём. От вируса не умерли, от старости умрём.
— Может вам помочь чем? Продукты какие? Или лекарства?
— Нет. Спасибо, Марк. Еда у нас есть. Огород большой с Полиной посадили по весне. Урожай хороший собрали. Две коровы есть, бычок. Две свинки и хряк. Вот в ноябре колоть будем свинку одну. Пасека есть, а значит мёд. Даже мерин есть. Я на нём землю весной пахал в огороде. И сено косил для коров то. Благо конную косилку нашёл, сломанную правда, но починил.
— Может лекарства какие нужны?
— Тоже нет. Какие лекарства, Марк? От простуды медом лечимся, да чаем с малиной.
— А чай то есть у вас? — Я улыбнулся.
— А как же. Летом то его много растёт. Иван-чай. На Руси то его пили, пока англичане индийский не навязали. Так что лекарств не надо. От старости лекарств ещё не придумали. А с остальным справимся. А не справимся, так значит срок пришёл.
— А из оружия у вас что есть? Может подкинуть?
— Из оружия, карабин у меня есть. Ещё охотничье, горизонталка тульская, 60-х годов ещё выпуска. Хорошая. Полина у меня может и из карабина стрелять и из туляка. Деду оружие уже не нужно. Он всё равно плохо видит. Нам хватает оружия. Зачем нам ещё?
— Логично. Тогда может патронов подкинуть?
— Почему ты мне предлагаешь это, Марк?
— Не знаю. Странно как-то это всё. Вас увидел, вот так стоящего и дежавю появилось, словно не было ни какого кошмара и мегапандемии.
— Патронов то? К тульской не надо. У меня гильзы есть, капсюлей хватает, пыжи и пороха достаточно. Так что к гладкостволу не надо. Сам снаряжу. А вот к карабину если есть, можно было бы. Сотню?
— Хорошо. Я Вам цинк дам к карабину.
— Цинк? А не жаль?
— Мы от него не обеднеем. А Вы, я вижу человек хороший. Почему не помочь?
— Добро. Я тогда вам мёда принесу.
— А вот за мёд спасибо.
— Тогда жди здесь. Я скоро.
— Пешком что ли?
— Почему пешком? Там за вокзалом, УАЗ стоит. На нём приехал.
— Ладно, ждём.
Я вернулся назад. На меня смотрели вопросительно.