Немая 2

— Не надо никуда ездить. Женщина должна сидеть у очага или у колыбели, а не по степи на коне мотаться, — недовольно проворчал Зеки-ага, а потом спохватился и попросил Ерофея: — Не переводи это. Скажи, что вряд ли после столь долгой разлуки отец отпустит её в степь.

— Ерофей, — поторопилась я мысленно предостеречь парня, — переводи, о чём он просит. Советник отлично понимает по-русски.

Судя по безмятежному лицу новоиспечённого посла, это был уже известный факт — или за время учёбы он хорошо научился скрывать свои эмоции.

— Зачем же вы тогда подарили мне такую прекрасную лошадку? — я качнула головой в неопределённом направлении за пределы кареты. — Кстати, как её зовут?

— Танели, — проворчал советник кагана. — По-вашему Ветер на Рассвете. А лошадь дарят в знак уважения. Никто не ждет от тебя, о прекрасная, что ты будешь на ней ездить.

— Хорошо. Если среди ваших людей нет достойных наставников, я попрошу помощи у посольских. — Я сделала вид, что не понимаю запрета.

От моего заявления бедного Зеки-агу чуть не перекосило. Он и так из всех сил старается огородить меня от лишнего, с его точки зрения, общения. Ерофея рядом со мной терпит только из-за его высокого статуса и в качестве переводчика. Наверное, старик уже тысячу раз пожалел о том, что прикинулся незнающим русский язык. Но переигрывать теперь поздно. Одним днём такие знания не появляются. Тут он сам себя перехитрил. На что надеялся, явившись ко мне без толмача? Должно быть, ополоумел от радости, увидев, что амулет поиска взял след давно утерянной Хранительницы.

— Хорошо. Выделю вам человека. Только когда учиться станете? Не на ходу же.

— Утром перед завтраком и вечером перед ужином. Начнём с получасовых уроков, а там видно будет.

Посланник нервно дернул шнурок связи с кучером. Карета остановилась, и Зеки-ага́ с нарочитым достоинством покинул наше общество.

Отодвинув оконную шторку, завистливо наблюдала, как он лихо, не касаясь стремени, вскочил на свою лохматую лошадку, подведённую кем-то из слуг. И то, как он хлестнул того по спине нагайкой, разорвав ударом ветхий халат до рубашки.

— Нашёл на ком злость выместить, — покачал головой Ерофей и вздохнул, сочувствуя. — Ну и родня у тебя, Даша.

— Родня у меня это Осей Глебович, Боянка с Силычем и Фома с Дунечкой. А эти… — я качнула головой в сторону окна, — пока они мне никто.

— Зачем же ты тогда согласилась ехать? — изумилась подруга, внимательно слушавшая наш разговор.

— Ох, Дуняша… — я потёрла пальцами виски, — трудно на это коротко ответить. Много всякого причиной было. Первое, точно знаю, если бы я не согласилась добром, увезли бы силой. Василий такого однозначно не потерпел бы: или погоню отправил, или приказал войскам в степь вторгнуться. Выручили бы меня или нет неизвестно, а вот то, что из-за этого могла начаться новая война, несомненно. Представь, сколько бы людей погибло. — Дунечка в изумлённом ужасе прижала ладошки к щекам. — Второе, верить или нет предсказаниям — выбор каждого. Но то, что лежит на мне груз ответственности, я чувствовала всегда. Только не понимала, какой именно. Пыха подобрала, деда опекала, Ерофею помогала, вас с Фомой от соседа ушлого отбила, Катю с девчонками приютила, сотника пригрела, Неёле работу дала — всё по потребности душевной было. Физически мимо несчастных пройти не могла. Думала, из-за того, что сама пережила страшное, а после слов советника там на площади, поняла, что в другом причина. Боги меня обязали. А с ними не спорят. Знаешь, сколько ночей я проревела от страха и нежелания бросать привычную жизнь? — Девочка слушала не перебивая, но было видно, как на её мордашке от слов моих меняются эмоции. — Вот ты сказала, что я Хозяйкой в степь еду. Надеюсь, заметила уже, сколько запретов на меня вешают? Думаю, готовят мне участь ангела-хранителя, но сидящего в золотой клетке. Какие там косы по ветру и скачки на быстрой лошадке…

Подружка бросилась мне на шею, уткнула мокрое от слёз лицо в плечо.

— Дашенька, прости меня! За зависть, за побег дурацкий, за то, что не понимала, какая ты… — девочка замялась, подыскивая слово.

— Невероятная, — подсказал Ерофей, словарный запас которого был в разы богаче.

— Да ну вас! — отмахнулась я и сменила тему. — Дуняша, тебе учиться надо. И не только на лошади ездить. Язык учи. Каждый день, каждую минуту. Если поехала со мной, то не развлекаться, а помогать будешь. Ерофей не сможет следом толмачом ходить, не по статусу ему, да и не везде его пустят. В женские шатры хода мужчинам нет. Сама я почти всё понимаю, но говорить-то тебе придётся. Ещё я травник с собой захватила, вместе станем изучать. Знания эти полезные. И вот… — я достала из дорожной сумки клубок ниток и иглу. — На стоянке найди того бедолагу и зашей ему халат. Я бы и сама могла, да боюсь, не позволят мне, а если настаивать стану, ему ещё больше нагорит.

Подруга понимающе кивнула.

Остаток дня, выпроводив из кареты Ерофея, мы шили компаньонке штаны. Мои, что я ещё дома приготовила, Дуняше не подходили. Она была немного ниже меня ростом и основательно шире в бёдрах. Крепенькая девушка выросла из моей подружки. А я всё такая же тонкая и звонкая.

Комплект для верховой езды кроили по принципу амазонки. Не ходят в это время и в этом мире женщины в штанах. Мало что не поймут, могут и камнем запустить или куском навоза. Потому поверх портков, заправленных в сапожки, надевалась юбка с запахом. Блузка могла быть любая, но по утрам и вечерам было ещё свежо, потому дополнили наряд жилетами.

Разглядывая Дуняшу, примеряющую обновки, подумала, что не хватает ей высокого головного убора с вуалью. Представила, отмахнулась и забыла. Что-то часто всякая непонятность в голову лезет.

И вот стоим мы с компаньонкой такие нарядные у шатра моего, ждём, когда нас верховой езде учить начнут, и видим, что ковыляет к нам тот самый слуга, которого Зеки-ага́ нагайкой отходил.

— Чего он? — хмыкнула подружка. — Догадался, что собираюсь халат ему заштопать?

А тот уже у ног в траве валяется:

— Милостивая госпожа, — бормочет на чисто русском языке, — Хозяин приказал учить вас.

— Учи, но прежде встань.

— Условие есть, — кряхтя поднялся с земли мужичок. — Если вы откажетесь от меня, то он отвесит мне десять горячих нагайкой по голой спине.

— А если нет?

— То отсечёт голову, коли не сумеете до конца пути самостоятельно своих коней обихаживать и ездить на них.

— И чего ты хочешь?

— Откажитесь от меня. Вы такие юные, слабые, не сможете ни седло на спину лошади закинуть, ни подпругу затянуть, ни вычистить коня толком. Не говорю уже о том, чтобы в седле уверенно держаться. Времени мало.

Хитёр советник кагана. Откажемся у этого учиться — другого не даст. А зная, что закладом жизнь человеческая стоит, как принять такое условие? Вдруг и впрямь не справимся.

— Что делать будем, Дунечка? — мысленно спросила подругу.

Та только плечами пожала, а потом спросила конюха:

— Ты хорошо учить будешь?

— Насколько позволите, барышни.

— Это как?

— Можно после каждого слова кланяться и просить почтительно что-то сделать, а можно… — мужичок вздохнул и махнул рукой. — Но с вами так нельзя.

Я улыбнулась и крутанула головой, понимая, что имел в виду конюх. Другая учёба была куда как жестче. Тут и слово крепкое будет, и подзатыльник при случае прилететь может. Это и объяснила Дуняше.

— Я бы взялась, — фыркнула подруга. — Что я, не слышала, как Силыч работников костерит?

— Я тоже берусь. Мне это просто необходимо.

— Ну что ж, девоньки, — почесал затылок конюх, — тогда не обессудьте. Голова моя на кону, поэтому спуску не дам.

— А что будет, если мы за время пути мало-мальски обучимся всему, что требуется? — озвучила Дуняша мой вопрос.

— Зеки-ага́ обещал отпустить меня.

Мы с недоумением уставились на мужичка. А тот оттянул высокий ворот рубахи и показал кабальный ошейник. Конюх был рабом. Дела… То, что в Южно-Русском царстве есть холопы, новостью не было. Но холоп не раб. Зачастую это люди, на время взятые за долги в бесплатные работники. Срок отработки определял старшина, к которому и обращались в таких случаях. Отслужив положенный срок, а то и раньше, если откупиться сможет, человек вновь становился свободным и мог идти куда пожелает.