Страница 35 из 74
Глава 11
Ласковый, весенний ветерок, повеявший со стороны леса и донесший до меня неповторимый аромат пробудившийся земли, только-только освободившейся из-под снега, приятно обдал кожу лица, словно погладив ее. Это было очень приятно, и всего на мгновение — короткое, неуловимое мгновение — охватившая меня скорбь при виде парусов отдаляющихся от берега новгородских ладей, отступила…
Но уже секундой спустя вновь сжала мое сердце.
Нельзя, чтобы меня таким видел хоть кто-то, разве что Оля… Но она итак знает и понимает мое душевное состояние. Лишь с ней я могу поделиться своими трудностями, рассказать правду о том, что меня действительно мучает, заставляет сомневаться и беспокоиться. Однако уход новгородцев был давно известен, не раз обсуждался нами наедине, и потому даже с любимой я не хочу сейчас видеться, и делиться тем грузом, что лег на сердце. Итак давно уже все было сказано, да и не раз…
Со вздохом я оглянулся по сторонам, опустив глаза с башни-«донжона» вниз. Вид небольшой, но хорошо укрепленной (по местным меркам) крепостцы, метко прозванной эстами «Медвежьей берлогой», меня чуть-чуть успокоил. Да, мы не сидели зимой без дела…
Собственно говоря, сразу после захвата пиратского городища, встал вопрос о собственной базе: оставаться в поселение, максимально его укрепив, или же строить что-то свое. Свое строить, было конечно не с руки — зима близилась! Однако при трезвом размышлении становилось очевидно — после неизбежного ухода новгородцев, городище нам не удержать, банально не хватит сил. И потом, порой то, что видится легким в теории, на практике может обернуться гораздо большими трудностями, чем изначально казавшееся более сложным… Учитываю довольно-таки значительную протяженность стен городища, их укрепление на деле получилось бы значительно более трудозатратным, чем постройка пусть и новой, но небольшой крепости.
Так что уже на следующий день после победы, стройка началась. Поделив людей на четыре смены (одна отдыхает, помогая с уходом раненых, вторая несет боевое дежурство, третья рубит лес вблизи городища, четвертая занимается «строительством»), я приказал начать предварительные работы на левом мысу гавани. Он довольно удачно (для моих планов) вдается в море, обладая формой изгиба, более всего похожего на крюк, и имеет небольшой подъем… Так вот, в самой высокой точке мыса мы начали жечь костры, где подсушивающие раскисшую землицу, а где-то уже и размораживающие ее. А заодно запалили огонь по всей линии примыкания мыса к берегу. Пламя жадно глодало толстые плахи всю ночь — а следующим утром мы начали живо копать легко поддающуюся землю, сразу тремя сменами (оставив последнюю на боевом дежурстве). Вскоре был готов ров, отделивший мыс от суши, и обширная земляная яма — а днем спустя ее принялись спешно обкладывать камнем и засыпать дно песком, одновременно начав жечь костры за сто шагов от первого рва… Затем выкопали второй ров — а поверху бровки из земли, извлеченной с его дна, поставили частокол. А затем что над первым, что над вторым рвами срубили мостки — правда, пересекающие их не на всю ширину, а покрывшие лишь на две трети. Оставшуюся треть по моему замыслу, должны были закрыть перекидные мостки — вот мы и начали рубить одновременно две воротные башни. А уже после и центральную, самую высокую башню-«донжон» крепости, над выложенным камнем погребом…
Крепость строили поэтапно, остаток осени и начало зимы. Свежесрубленное дерево конечно по уму бы нужно высушить — но времени не было, я ждал ответного хода эстов, и потому спешил как можно быстрее создать готовое к обороне укрепление. Правда, когда «восточные викинги» собрались с силами, ничего толком готово как раз и не было…
Две тысячи. Две тысячи воев в начале ноября явилось под стены поселения и спешно строящегося замка, на территории которого были готовы первая казарма на восемь десятков воинов, две воротные башни и два ряда однодревного частокола на каждом из земляных валов, отрыт колодец. Поразмыслив, я построил новгородцев у крепостного тына, а собственную дружину — у берега, так, что за их спинами высились высокие борта дромонов с артиллерийскими площадками на носу. В итоге получилась ломаная, вогнутая по центру линия воинов, за спинами которых, однако, все же имелись какие-никакие укрепления.
Правда, я очень сильно рисковал, оставив городище — в сущности, эстам требовалось лишь сжечь его, чтобы обеспечить себе необходимое преимущество, лишив нас крыши над головой в приближающейся зимней стуже… На этот случай, я, впрочем, готовился атаковать, перестроив воинов клином и надеясь, что удара опытных бойцов с исландцами на острие будет достаточно, чтобы отогнать войско, половину которого составляют или безусые юнцы, или уже пожилые, быстро устающие в сечи мужи.
Мой расчет оправдался — лишь половина явившихся на битву викингов состояла из боеспособных ратников. Но, даже считая лишь зрелых, крепких бойцов, противник имел двукратное преимущество в численности, уступая, впрочем, качеством подготовки воев. И все же я не решился бы ставить на успешный для нас исход битвы, учитывая, что эсты осознали, с каким врагом придется рубиться, что в этот раз они пришли не проучить наглецов, посмевших напасть на остров и пожечь корабли — нет, они пришли драться за собственную свободу!
И именно потому я более всего надеялся на успешные переговоры, именно потому строил тактику битвы от обороны, чтобы выиграть лишний шанс пообщаться с вождями или старейшинами эстов прежде, чем начнется сеча. Именно потому я вышел вперед воинов с ближниками, Сбыславом и Олей, воздев над нашими головами вытканный любимой же стяг с медведем на зеленом полотнище. Это был жест, вполне понятный «восточным викингам», жест, приглашающий противника к обсуждению «проблемы» прежде, чем прольется кровь.
Все последующие события отпечатались в памяти так четко, что встают перед глазами, словно наяву…
— Дюжину переговорщиков отправили. Вдвое больше супротив нас.
Я коротко переглянулся с супругой, улыбнулся ближникам и новгородцу:
— Каждый из вас стоит двух викингов в схватке, ты Сбыслав, и вовсе троих! Не ожидал от тебя подобной лихости в сече, не устану о том повторять! Подумай, хорошо подумай над моим предложением вступить в дружину мою, вместе много славных дел свершим!
Обеспокоившийся численностью переговорщиков противника «голова» купеческих гридей аж зарделся от похвалы — главное, заслуженной! — а я, между тем, продолжил: