Подготовка смены

Вот таким примерно манером мы людьми из Лужи пополняемся, пользуясь для этого, мягко говоря, не самыми респектабельными из явлений античного мира. Что есть в окружающей нас объективной реальности, тем и пользуемся. Не мы их в эту жопу сунули, мы их из неё как раз вытаскиваем. Не всех, конечно, даже далеко не большинство из них, а только то небольшое меньшинство, которое нам подходит. Для некоторых, знаете ли, и на коленях постоять — немалый прогресс после прежнего стояния на четвереньках, но эту цивилизаторскую миссию есть кому в Луже выполнять и без нас. Мы — снимаем сливки.

— Опять женщины будут недовольны, когда у нас в порту выгрузится очередная партия, — хмыкнул Фабриций, — Шесть десятков лигурок, три десятка сардок и два десятка корсок, и добрая половина без мужей и женихов — полсотни соперниц нашим кошёлкам, и для худших из них замужество теперь под вопросом. Опять будет визг, опять истерики.

— И опять жаловаться уже на тебя побегут ко мне, — ухмыльнулся наш монарх, — Не впервые уже, как-нибудь переживём.

Строго говоря, избыточные невесты — это не столько для его царства подспорье, сколько для не принадлежащих ему даже номинально колоний. Из числа понаехавших или коренные, без разницы. Тем из них, на кого не хватит женихов, или в колонии подаваться, перекос в них исправляя, или в шлюхи. Худшие по тому или иному признаку, капризные и тяжёлые на подъём из процесса размножения таким манером выдавливаются. И чаще это будут не понаехавшие, отбираемые жёстко по высокой планке, а те коренные, которые до той планки не дотягивают. Если бы это делалось большими порциями, беспорядки были бы нехилые, но тут каждая конкретная порция — гомеопатическая, потому как на передоз подходящих невест извне банально не набрать. Низкопримативных баб и так-то меньше, чем низкопримативных мужиков, а планка — она же не только по примативности. Нужны не всякие, а молодые, бесхозные, здоровые и смазливые. В идеале хорошо бы, чтобы и не дуры, потому как примативность и интеллект, к сожалению, не одно и то же. Есть умные обезьяны, а есть и ушибленные на голову низкопримативные. Не большинство их таких, хвала богам, но встречаются. Вот с учётом всех этих факторов откуда тут до хрена таких невест подходящих набрать? Поэтому — да, дозы гомеопатические, и пострадавших мало, на серьёзную бузу не набирается. Не швыряем лягушку в кипяток, а варим на медленном огне. Берём и пары, и семьи с детьми, если обезьяны в них отсутствуют как явление. Из Мавритании продолжаем хорошее пополнение понемногу брать, из Карфагена. Хорошего — его везде мало, так что и при желании хрен разгонишься. По капле заменяется ущербная генетика полноценной, заодно и ассимилируя эти добавки в титульной нации. Процесс на века, но капля — она ведь и камень точит. И не все эти капли в колонии утекают, часть и в метрополии оседает. А избыток невест не страшен, потому как низкопримативных парней больше, и найти их в нужном количестве гораздо легче.

— Вы бы лучше вот этих набранных по другим странам на эти свои острова хоть всех вывозили, — заметил Рузир, наследник нашего венценосца, регулярно участвующий в совещаниях правительства метрополии без права решающего голоса, но с полным правом совещательного, дабы вникал в вопросы управления государством и понимал, насколько оно непросто, — Вы с отцом из-за наших турдетан с бастулонами то и дело препираетесь, а вам даже один только Карфаген сколько угодно своих переселенцев даст, если вы только отбирать их не так придирчиво будете. Чем вам карфагеняне плохи? Ладно бы ещё дикари какие были, но ведь культурнее же наших.

— Именно тем, сияющий, что они финикийцы, а не турдетаны и не бастулоны, — ответил ему Фабриций, — К их культурному уровню претензий нет, и хотелось бы, чтобы и наши крестьяне как можно скорее достигли хотя бы уж его. Но это ведь не наш народ и не наша культура, а нам нужны наши. Да, наши острова — это другие страны, и государство на них другое, но народ — тоже турдетанский, и мы хотим, чтобы он и впредь оставался турдетанским. Будут, допустим, накапливаться небольшие отличия, но народы останутся братскими и дружественными друг к другу. Как сейчас турдетаны и конии, например, оба народа бывшие тартессии. Конии сейчас сливаются с турдетанами в один народ, как это и было в прошлом, а за морем будет немного другой народ, но тоже турдетаны и потомки тартессиев. Может, и не один, а два или три, но все свои, собратья-турдетаны.

— Это и в наших интересах, Рузир, — добавил царь, — Заметь, я спорю с нашими друзьями, а иногда даже и ругаюсь с ними только из-за количества наших переселенцев. Но слыхал ли ты хоть раз мои возражения против самой политики отплытия турдетан на острова наших друзей? Сильный друг и союзник за пограничной речкой — это-то, конечно, хорошо, но разве не лучше, когда за морем есть ещё один сильный друг и союзник одного с тобой народа? Свои-то разве не надёжнее будут?

— Ты, сияющий, тот хлебный бунт ещё в той финикийской Оссонобе вспомни, — заметил Велтур, — Так ты думаешь, это был кошмар? Нет, по сравнению с Карфагеном это была детская шалость. Вот там был настоящий кошмар для жителей Старого города, и я не жалею о том, что наблюдал за ним из безопасной Мегары.

— А нам как солдатам и пострелять там тогда пришлось, и мечами поработать, и жертв было во много раз больше, чем здесь, — припомнил я,

— Было дело, — хмыкнул Васькин, — И приятного было мало. Финикийский бунт без крови не обходится, а в большом городе и кровь льётся большая.

— И причины были те же самые, — продолжил я начатую шурином мысль, — В то время случились трудности с хлебом, и хлеботорговцы тут же усугубили их, чтобы цены взвинтить и на беде своих же сограждан нажиться. Фмникийские торгаши — они такие, и своего же собрата финикийца оберут при случае. А что им тогда чужаки-турдетаны?

— Ну так я же не о торгашах карфагенских говорю, а о крестьянах и мастеровых.

— А какая разница, сияющий? С чего ты взял, что и из их среды не выдвинутся точно такие же торгаши? Это же финикийцы! И наш торгаш барыша не упустит, но он и понимание имеет, как не делается, а финикиец — нет. Так кого ты за морем предпочтёшь?

— И ещё один есть маленький пустячок, — ухмыльнулся Фабриций, — И из Бетики приток людей снова вырос, и дети наших здешних турдетан вырастают, и всем им нужна земля. Уже из родившихся здесь и достигшим совершеннолетия наделы нарезаем, так это ещё есть на них свободная земля, а что мы будем делать, когда она кончится? Вырастут и нынешние сопливые мальчишки, и где мы возьмём землю для них? Мы рассчитывали на что? На то, что за счёт зажима негодного отребья сдержим рост нашего населения, и новая земля понадобится тогда, когда и лузитаны дадут законный повод к завоеванию нижнего течения Тага. А что получается? Лузитаны угомонились, и Ликут удерживает их в рамках порядка, а без них не выступают на юг ни веттоны, ни северные лузитаны. А кельтиберов вполне устраивают условия Гракхова мира. И скорее всего, мир так и будет продолжаться, пока у них у всех не вырастет новое неприкаянное поколение хулиганов. Нет у нас повода для маленькой победоносной войны на севере, а без неё нет и земли для подрастающего и вступающего во взрослую жизнь поколения. Так куда мы девать его будем, сияющий?

— И что, обязательно на ваши острова? Нет повода для войны, так создать его!

— Не так-то это просто, сияющий, — ответил наш главный мент и госбезопасник, — Мелкую провокацию организовать нетрудно, но для серьёзной войны нужен серьёзный и неоспоримый повод, если мы хотим, чтобы нас правильно поняли в Риме. А дикари разве дураки такой повод нам давать? Их вожди ведь тоже всё понимают. Рим сейчас ввязался в войну с Персеем Македонским, и туда направляется консульская армия Публия Лициния Красса, два легиона и союзники. Второй консул, Гай Кассий Лонгин, тоже с консульской двухлегионной армией, направлен на север Италии против лигуров и на тот случай, если через Альпы вторгнутся союзники Персея бастарны. Ещё четыре легиона находятся возле Рима в распоряжении сената, и это не пустая предосторожность. И Крассу подкрепления могут понадобиться, и Лонгину, и на Сардинии с Корсикой снова может заполыхать. Хлеб для македонской армии Красса выколачивается с сицилийцев и с них. Даже в Испанию не два претора назначены, а один, который будет управлять обеими провинциями, поскольку одному из преторов поручен флот. Риму сейчас нужен мир в Испании, и если мы нарушим его в такое время, трудно будет объяснить нашу военную активность сенату.