Страница 9 из 13
Несколько секунд Сомов колебался. Она была хороша, хотя и старше его, явно старше. Она подходила ему какой-то неуловимой внутренней сущностью. Все женщины, с которыми он делил ложе до сих пор, оказывались недостаточно сумасшедшими. Эта, похоже, далека от «недо», она, скорее, «пере»... ну так чудесно, очень хорошо, чего желать еще? И не то, что бы он опасался долгих знакомств. Все воспитание Сомова говорило ему: однажды, брат, ты должен осесть, утихомириться, завести семью и сделать детей. Но когда именно? И почему именно сейчас его посещают подобные мысли? Бывало, он проводил по году с какой-нибудь милой дамой и не задумывался над тем, какая судьба их ждет дальше. А тут... Одна ночь всего, а он лежит перед совершенно незнакомой женщиной, голый, нескладно кутаясь в одеяло, и внутренне прощается с эпохой вольности, странствий, приключений. Да почему? Может, задержаться? Что значит – задержаться? Ведь он в любой момент сможет освободиться, если надо... Женщина – не трясина, откуда столько тревоги? Но над всеми его прагматическими рассуждениями царило иррациональное убеждение в неумолимости происходящего. Придется, наверное, послать подальше и вольности, и приключения, и странствия. Вот женщина, которую судил ему Бог. Почему именно она, Бог и знает.
Так бывает иногда. Судьба является к тебе утром в пестром халатике и спрашивает, хочешь ли ты кофе, быть вместе и умереть в один день? Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться.
– Да, Катя. Во всех отношениях да.
Она заулыбалась.
– И вот что: твоего кофе будет недостаточно. Мы идем туда, где познакомились, заказываем пива и мяса. А потом портим твою фигуру шоколадным тортом. Честно говоря, столик я уже заказал по чипу. Надеюсь, ты не против?
– Да. Во всех отношениях да.
Она сделала паузу и добавила:
– А потом вернемся и начнем все сначала, но с большей... ммм...
– Раздумчивостью?
– Что ж, назовем это раздумчивостью.
За кофе она осторожно поинтересовалась:
– Меньше всего я хочу обидеть тебя. В самом начале... в баре... все получилось чуть-чуть сумбурно... Одним словом, как тебя зовут? Я забыла...
– Виктор.
– Ты простишь меня?
– Мне не за что тебя прощать.
Сомов прикоснулся к ее волосам. Длинные черные волосы. Прямые, блестящие, разумеется, крашеные и, скорее всего, поверх белых крупинок проседи. Угадав его мысли, Катя сказала, не теряя спокойствия:
– Мне тридцать пять лет.
– Отлично.
Ему было наплевать. У судьбы нет возраста.
Зато у судьбы есть чистая белая кожа. Случается иногда такая благородная бледность, для которой противоестествен любой загар. Еще у судьбы светло-карие глаза, мелкие, но правильные черты лица, высокий лоб и тонкие губы. Неровные, стремительные, грациозные движения, быстрая и ровная походка, мальчишеская фигура. Аристократические запястья.
Еще от нее веяло гордостью.
...В баре они болтали и смеялись. Разговор зашел о способах знакомства с особами противоположного пола. Виктор высказался в том духе, что он, по правде говоря, он не знает, как знакомиться с женщинами. Это всегда происходило как-то само собой. И, сказать честно, не особенно редко...
Она усмехнулась:
– У меня иначе. Я всегда сама выбирала. Да... Я выбирала сама. И была верна тому, кого выбрала. Почему они все оказались... такими слабыми?!
– Ну, не знаю. Разные люди бывают...
– Разные. Не подумай, я ни от кого не просила ничего особенного. Просто... для них моей любви бывало слишком много. Совсем недавно... неважно... уже это прошло... в общем, один сказал мне: «Будь легче. Расслабляйся. Не привязывайся всерьез».
– Ушел от тебя?
Она усмехнулась. Мол, зачем спрашивать, итак понятно. Потом заговорила вновь:
– Понимаешь, мне стало холодно. Я как будто вся задеревенела... Вчера такая тоска меня взяла! Почему я не могу расслабиться? Да все я могу. Или я не женщина? Все у меня получится. А если не получится, кончать надо с такой жизнью.
«Глупости какие. Видно поп ее приходской адскими сковородками не допугал до нужной кондиции».
– Не-ет. Это ты про меня глупости думаешь. Нервы у меня крепкие. Просто я подумала: «Все что можно – продать. Уехать отсюда. Скитаться, сколько получится. Либо найти место, где меня примут такой, какая я есть, либо попробовать жить иначе. Только не здесь». Первый раз в жизни я знакомилась у стойки бара. Загадала на того, кто будет рядом со мной: если все получится хотя бы сносно, останусь здесь. Может быть, попытаюсь измениться, хотя очень не хочется. Если не получится... что ж, тогда и уеду.
– Я у тебя был вроде орла и решки?
– Я должна извиниться? Если должна, – извинюсь. Мне не жалко. Я ведь не знала тебя.
«Ты и сейчас меня не знаешь... А я – тебя». Впрочем, это не играет роли. Он разглядел в ней судьбу, и Катя, как видно, тоже отыскала в нем нечто. Она едва-едва запомнила его имя, не имеет представления о его работе, склонностях и привычках, дурном и добром в его характере... Но безо всего этого чувствует куда более важную вещь: им не разойтись больше, как двум случайным прохожим на контркурсах. Вчера не чувствовала и не знала, а сегодня – знает и чувствует... Изменилось больше, чем кажется.
– Должна. Только совсем за другое.
– Позволь догадаться. Я слишком много ем и слишком много болтаю. Ты прав. Извини.
– Извини и ты. Потому что мы слишком много болтаем.
Она рассмеялись одновременно.
– Виктор... я все никак не могу определить, что при тебе делать можно, а что нельзя. Прилично ли выйдет если то, и если се... Ты даже представить себе не можешь, до какой степени я готова поторопиться.
Сомов оставил купюры на столике, прижав их пепельницей. Намного больше чаемой суммы. Ему слишком не хотелось возиться со счетом.
...Вначале это было очень медленно. Невероятно медленно. Им обоим доставляло наслаждение сдерживать страсть почти до самого конца. А потом Катя шепнула:
– Давно со мной не было никого достойного. Придется кое-что вспомнить...
Взрыв.
Еще один раз – ближе к вечеру. Еще один – поздно ночью. И еще один – утром.
Он отправился на работу прямо от нее. Небритый, как неандерталец.
Их первое свидание произошло три месяца назад. Бог весть, в какой именно день Сомов понял, что любит ее. То есть, когда первый раз внятно подумал: «Люблю», – одновременно сообразил, насколько давно любит... Но сказать все не получалось. Какая глупость – эта самая инверсия!
Сегодня придется сказать, дольше тянуть невозможно. Дотянул до самого неудачного дня, какой только можно вообразить.
Виктор Сомов был лучшим строителем космических кораблей во всем русском секторе. Более того, в негласном реестре Терранской ассоциации корабелов он твердо стоял на первом месте. Говорят, с приличным отрывом от остальных умельцев... Вот уже три года, или около того, как Сомову поручали самые сложные, самые крупные и самые дорогие заказы изо всех, какими только заняты были верфи планеты. Тем не менее, он никогда не чувствовал особой любви к своей профессии. Просто у него легко получалось то, к чему другим приходилось прикладывать все силы. Наверное, от Бога ему дан был этот дар, и Сомов ценил его очень мало. Гордился своим положением – да, разумеется, но какой мужчина свободен от гордости за все то, чего добился он сам, своими руками и своей головой, ну, может быть, еще с Божьей помощью?
Теперь гордость его оказалась задета. Во всей истории Терры-2, Внеземелья, а может быть, и самой Земли, не было корабля важнее того, что достался не ему. Разве только далекий легендарный «Восток»...
Кажется, вся планета прознала о его позоре... Ну, если не вся, то уж профессиональный цех корабелов с родней и знакомыми – точно. В 23-м году на периферии, едва освоенной, но теоретически входившей в подконтрольную зону русского сектора, нашли актиний. Вещество, запросто гробящее металл, пластик, резину, губительное для живого тела и приводящее в состояние тихого слабоумия любую технику. Полгода спустя гениальный физик Марина Нестерова чисто теоретическим путем вывела чисто теоретическую возможность использовать переработанный актиний как топливо для космических кораблей. О, это, конечно, открывало небывалые перспективы, – актиний занял бы в 17000 раз меньший объем по сравнению с традиционным топливом фотонных звездолетов, добавил бы скорости и позволил бы сэкономить целый океан металла на топливных резервуарах, – но, к сожалению, Нестерова не оставляла ни единого, даже самого гипотетического шанса на постройку такого корабля. Двигатель, работающий на веществе-киллере? Даже не смешно. Чем его добывать? В чем перевозить? Чем от него экранировать технику? Весь планетоид знал об актинии.