Страница 5 из 60
Съемное жильё в советских фильмах упоминалось, как правило, вскользь и без подробностей. Но уже студент Шурик отдавал бабуле-сторожу сорок полнокровных рублей за месяц обитания в одной из комнат её дома. Правда, с шестидесятых цены не выросли, старик оказался человеком щедрым, а мне удалось сохранить большую часть премии, которую он дал за перегон «двушки». К тому же после возвращения меня ждала стипендия в кассе института и перевод от родителей на почте, которые ещё нужно было забрать, но формально я был почти богачом – особенно по студенческим меркам. Почти четыреста рублей в 1984 году имели на руках далеко не все граждане СССР, но в приложении к жилью их хватило бы на съём какого-нибудь пенала в коммуналке, да и то примерно до Нового года.
Аренду отдельной квартиры я не тянул с любой стороны – платить по сотне и больше за месяц я мог совсем недолго; к тому же такие квартиры, похоже, были большой редкостью. Поэтому от идеи снимать жилье я отказался. Менять одну из комнат в квартире с родной бабушкой своей девушки на такую же комнату в квартире с посторонними людьми, наверное, не стоило. Бабушка хотя бы не выгонит нас на улицу за незнание каких-то неписаных правил, да ещё и подкормить сможет в случае нужды.
Оставалась только покупка собственного жилья. Рассчитывать на попадание в жилищный кооператив мы с Аллой не могли, но вот прикупить что-то на вторичке были способны. Самое привлекательное тут было то, что сейчас квартиры стоили чуть ли не дешевле автомобилей. Впрочем, и таких денег у нас сейчас не было.
***
Заработать деньги во все времена не было большой проблемой – вопрос стоял только в величине этих заработков. У студента возможностей, конечно, имелось поменьше, во всяком случае, официально, но какие-то варианты всегда присутствовали в поле зрения. Можно было пойти лаборантом на кафедру – если кафедра, конечно, была согласна на такое совмещение работы и учебы и у неё имелась свободная ставка; платили там какие-то крохи, но это было неплохой прибавкой к стипендии. У нас кто-то этой опцией даже пользовался, но на более старших курсах; нужно было иметь хорошие отношения с преподавателями и аспирантами, которые могли намекнуть на открывающуюся вакансию.
Ещё студентов брали на окрестные заводы – тоже на половину ставки и, как правило, на вечерние смены. Это было не такое расслабленное занятие, как у лаборантов, но ничего сложно там не было. Заработки тоже были так себе – для сдельщины студентам не хватало мастерства, а почасовая оплата немногим отличалась от подачки. Но, в принципе, это тоже могло помочь слегка увеличить стипендию, хотя и лишало привычных вечерних развлечений вроде преферанса или пива.
Летом студентов официально брали в стройотряды – и ходили слухи, что кто-то там неплохо зарабатывал. В первой жизни этой стороной учебы в институте я не интересовался, но на этот раз ничто не мешает мне хотя бы попробовать.
Многие бывшие студенты в радужные воспоминания о годах учебы включали разгрузку вагонов, где платили сразу и наличкой, без утомительного оформления различных документов. Но это было опасно – можно было доразгружаться до проваленной сессии и отчисления, поскольку после ночи, проведенной наедине с вагоном угля, ни о каких лекциях речи быть не могло в принципе.
Иногда, для поддержки штанов, это допускалось – мы с Жасымом на втором курсе изредка ходили на станцию, до которой было удобно добираться от общаги; особенно это было актуально, если мы хорошо сливали очередную партию в преф парням с другого факультета. Но уже тогда нам было понятно, что грузчиками нам быть не суждено. Там требовалась особая сноровка и выносливость, а кантовать двухсотлитровые бочки, например, мы так и не научились.
У меня была ещё вялая надежда на продолжение взаимовыгодного сотрудничества с Михаилом Сергеевичем, но пока что встреча с ним откладывалась на неопределенный срок. Когда я позвонил ему, чтобы подтвердить визит в воскресенье, старик сослался на обстоятельства непреодолимой силы и пообещал перезвонить, когда обстановка прояснится. Я дал ему номер, чтобы он не искал меня через всяких там Врубелей, и на этом мы распрощались. Я – не очень довольный, а в каком настроении пребывал он – не знаю. Голос у него был сухой, он активно употреблял всякие казенные обороты, которыми я вполне насытился за время, проведенное в библиотеке, но привет Алле всё-таки передал и о здоровье девушки справился. Товарищ Смиртюков всё ещё оставался для меня загадкой.
Можно было и не особо заморачиваться собственными заработками, хотя приток новых дензнаков стоило обеспечить в любом случае. У меня с Аллой имелось в наличии старшее поколение, которое достигло определенных высот в советской иерархии и получало за свой труд нормальные деньги. Кажется, строителям БАМа зарплата шла с северной надбавкой, – и если у отца Аллы ещё не образовалось новой семьи, он мог поучаствовать в обустройстве жизни единственной дочери и любимого зятя. Во всяком случае, я надеялся с ним подружиться – в нём был стержень, который он пронес через годы и бережно сохранил. Таких людей всегда лучше держать на своей стороне.
Кроме того, у меня были смутные воспоминания о том, что как раз в эти годы мои родители активно копили деньги, и к концу восьмидесятых у них на книжках лежали достаточно крупные суммы. Они крутили какие-то мутные для меня-тогдашнего схемы, чтобы увеличить своё благосостояние, ввязывались в сомнительные предприятия, но в итоге пролетели и с машиной, и с кооперативной квартирой, а в начале девяностых их сбережения превратились буквально в пыль.
Я не помнил, сколько денег они потеряли во время павловской реформы и при гайдаровском подорожании. Не помнил я и точных графиков их накоплений – меня никогда в эту кухню не посвящали. Именно в 1984-м у них могло ничего и не быть. Но, возможно, уже сейчас они имели столько сбережений, что хватит на небольшую однушку в столице.
Я помнил, что потеря с таким трудом скопленных денег сильно подкосила отца. Разумеется, он никогда не подавал виду, что это так, но с возрастом я всё отчетливее понимал, что он испытывал определенную вину именно передо мной и считал, что я остался в Москве не из-за женитьбы и ребенка, а из-за его просчета с инвестициями. Мол, если бы они успели провернуть свои схемы, то мы бы с моей москвичкой сразу поехали бы в наш уральский городок жить в новой квартире и кататься на новом «Москвиче-2140». Это, разумеется, было не так, но мы с отцом ни разу об этом откровенно не говорили.
Правда, я пока не знал, как обосновать родителям необходимость отдать мне всё, что они заработали своим трудом. Но в любом случае делать это я должен был лично, а не по телефону – междугородняя связь сейчас была не слишком надежной, на линии всегда висели операторы, а я как-то уже приноровился держать свои знания будущего при себе. То есть этот разговор откладывался до июля, когда я сдам сессию и повезу Аллу знакомиться с моей семьей. В том, что это произойдет, я не сомневался – если к тому времени у нас обоих сохранятся серьезные намерения.
***
– С деньгами, надеюсь, получится решить, хотя и не быстро, – я старательно обошел тему ребенка. – Во всяком случае, я буду очень стараться.
– Тебе тут всё-таки не нравится, – Алла надула губки, чтобы показать, что обиделась.
Но по её глазам было видно, что насчет моей нелюбви к совместному проживанию с бабушкой у неё уже сложилось определенное мнение. Мне оставалось только поддержать его.
– Ал, я в общаге почти год прожил, – напомнил я. – А до этого долго обитал у родителей. А ещё до этого – у нас была комната в заводском общежитии, с душем и туалетом на этаже. И каждое лето я проводил у родственников в деревне, где мы с двумя двоюродными братьями спали вповалку на одной кровати, которая осталась от бабушки, а на соседней койке храпел дед. У меня обширный опыт совместного проживания с самыми разными людьми. И, возможно, именно поэтому я так хочу свою собственную квартиру, чтобы там всё было по-моему. Ну и ты можешь поучаствовать.