Страница 44 из 52
— Плюс индейцы. Они тоже присягали графу. Перидор решил, что «кучка разрисованных дикарей» не нужна ему в качестве поданных. Он не глупый, просто довольно ограниченный человек. Всё ещё мыслит Меровией в старых границах, а Юг воспринимает как ресурсный придаток, типа колонии. Между тем, основная Меровия уже несколько лет как там. Если перерезать сообщение между севером и югом, например, взорвав туннель, то Юг без Севера выживет, а вот Север без Юга — нет.
— Но ведь до нас он как-то выживал?
— Той Меровии уже нет, — безжалостно констатировала доктор Ерзе, — мы её разрушили. Традиционное сельское хозяйство почти уничтожено, потому что оно нерентабельно на скудных почвах в холодном климате. Гораздо выгоднее растить еду на юге и завозить её. Промышленность Севера сверхконцентрирована и работает на сырье и заготовках Юга, от той распределённой ремесленно-мануфактурной системы, что была ранее, ничего не осталось. Отрежь сейчас Юг — и все фабрики встанут.
— Армия окажется с тем оружием, что на руках, и теми боеприпасами, что на складах, — добавил генерал Корц. — оружейные заводы и пороховые фабрики здесь, но сырьё и материалы для них идут с Юга. Заменить их на Севере нечем.
— Крестьяне больше не делают себе одежду, не лепят горшки, деревенские кузнецы вымерли как класс, — сказал Фред. — Кому они нужны, когда посуда, рубахи, гвозди и подковы продаются на вес в «михайловских лавках» и стоят, относительно прежнего, сущую ерунду? Прогресс — дорога в одну сторону. Если его отменить, то общество падает не до прежнего уровня. Оно валится сразу в каменный век.
— Благодаря прививкам и медицине, — сказал Мейсер, — новое поколение значительно многочисленнее предыдущего. Меровия пятнадцатилетней давности не прокормила бы столько молодёжи. А ведь самое позднее через пять лет эти миллионы сегодняшних подростков, которые выжили благодаря нам, дадут следующее, ещё более многочисленное поколение. Привыкшее к железным дорогам, промышленной одежде, керосиновым лампам, паровому отоплению, ежедневным газетам и лёгким коляскам на пневматическом ходу. Кстати, покойный граф уже был близок изобретению велосипеда!
— «Безвременно-безвременно», — мрачно прокомментировал я. — Так что там с личным подданством?
— Формально это можно уладить, — кивнула Джулиана, — автоматически оно перейдёт на твою дочь. А потом и переприсягнуть Перидору можно. Однако есть проблема идеологического характера — это население, лояльное лично тебе.
— Меня же все ненавидят и ждут, когда я, наконец, сдохну?
— Это здесь, на Севере. На Юге пара миллионов мигрантов, которых ты спас от мучительной смерти в гибнущем срезе, и почти столько же индейцев, которые беспредельно уважают тебя за личную доблесть и предоставленные возможности. Вон как ты Нарнию лихо завоевал. Как все эти люди отреагируют на церковный интердикт и твоё убийство, не может предсказать даже Антонио.
— А ещё проблема молодёжи, — мрачно добавил Мейсер. — Все, кто вырос в «михайловских ученичествах», практически молятся на тебя. Они мало чтут авторитет церкви, зато годами сидели на уроках под твоими портретами. И все эти годы им говорили: «Вы не просто люди. Вы люди графа!» Они этим гордятся больше, чем аристократы своими титулами. И тут вдруг церковь объявляет тебя исчадием зла. Их мир если и не рухнет, то определённо покосится.
— Социальной напряжённости не избежать при любом раскладе, — признает Джулиана, — но чем раньше мы прикончим графа, тем легче всё пройдёт.
— Нет, — сказала Катрин. — Я не согласна. Имя графа Морикарского не должно быть втоптано в грязь! Ты слишком много сделал для Меровии.
Джулиана талантливо создала медийный образ графа. Даже принцесса под влиянием, путает маску с её носителем.
— Граф Морикарский сделал своё дело, граф Морикарский может уйти, — сказал я примирительно.
— Нет! — твёрдо ответила принцесса. — Ты мой паладин. Я не отдам им тебя! Мы приняли обеты защищать друг друга. Ты спасал меня много раз, теперь моя очередь!
защищать друг друга. Ты спасал меня много раз, теперь моя очередь!
Мне и самому немного жалко графа Морикарского. Привык я к нему как-то. С другой стороны, может, оно и к лучшему — не слишком ли глубоко я увяз во всём этом? Граф, паладин, принцесса, от которой аж в груди больно… Пора вспомнить, что я просто старый, потасканный участковый педиатр, который вместо того, чтобы лечить детей, полжизни латал огнестрельные раны. Единственная ценность, которую я условно представляю для Мироздания — это дочь. Да и та не моя.
В конце концов, это просто работа.
Желание принцессы избавить своего паладина от столь печальной участи понятно, но решает не она. Перидора этот план более чем устроил. Я ему с самого начала был несимпатичен, а в последнее время он ещё и откровенно ревнует к моему неоднозначному, но яркому имиджу. Меровия сейчас ассоциируется больше с графом, чем с императором. Более того, во всём мире разделяют точку зрения принца Джериса: Его Величество является всего лишь марионеткой на троне. Куклой, надетой на руку графа Морикарского. Повод избавиться от меня, попутно решив кучу других проблем, он воспринял с таким восторгом, что Катрин ничего с этим поделать не смогла. Он даже слушать её не стал.
Официально интердикт Меровийской церковью будет объявлен к вечеру, граф Морикарский доживает последние часы полноценным членом общества, а не «креатурой Разрушителя». Но слухи уже поползли, так что придворные смотрят на меня со злорадными улыбочками, перемигиваются и перешёптываются. Сегодня граф Морикарский падёт так же низко, как высоко взлетел. И поделом ему!
Ну почему меня никто не любит? Я же хороший…
Только принцесса Катрин, как всегда сидящая возле трона, не поддерживает этого тщательно сдерживаемого предвкушения. Девушка мрачна как ночь и одета в чёрное, как будто уже в трауре по ещё живому паладину. Мы успели перекинуться парой слов до начала приёма. Она сказала, что потребовала встречи с иерархами церкви.
— Я объясню им, что они ошиблись, — сказала принцесса упрямо. — Ты не можешь быть «креатурой Разрушителя».
— Думаю, они это знают, — ответил я. — Это просто политика, лучше пожертвовать мной, чем раскол.
— Ты не понимаешь, — качает головой принцесса, — ты не знаешь, что такое наша церковь. Ты видишь только внешнюю сторону — налоги, записи, обрядность. Но Церковь Искупителя всегда стояла на страже нашего мира.
— Даже тогда, двести лет назад, когда отлучила сына твоего предка?