Страница 47 из 55
Глава 11. Маркиза Карабаса!
— Ваша дочь её рисовала? — первым делом спросил Теконис.
Я рассказал ему о странностях вокруг принцессы. Наверное, потому что если императрица считает злым колдуном меня, то я — его. В общем, между нами, колдунами…
— Я передал ей вашу просьбу не делать этого, — ответил я обтекаемо. — А что, может быть связь? По крайней мере, я рисовал её многократно.
— Я не могу сказать с уверенностью, но не исключаю такой вероятности. Вы столкнулись с трудностями при её лечении и сами охарактеризовали ваше ощущение: «Мир не видит её живой». Вам пришлось забрать девочку в другой срез, чтобы вылечить. Несмотря на субъективность и неточность этого определения, оно имеет право на жизнь — возможно, существование принцессы Катрин действительно противоречит генеральному вектору роста этого фрактала. Поэтому вероятности постоянно сходятся так, что она должна умереть. Вопрос в другом — что именно не даёт ей погибнуть? Я бы предположил воздействие вашей дочери, поскольку её способности работают именно так. Она вполне способна фиксировать своими рисунками состояние малых вероятностей. Но возможно, что и ваши потуги оказали своё действие… Может быть, я недооценил ваш потенциал?
— И что с этим делать?
— Ничего, разумеется, — удивился Теконис, — будь у меня больше свободного времени я бы изучил этот интересный феномен, но лишь из научного любопытства. Просто не вмешивайтесь больше в её судьбу и напомните о запрете своей дочери. Понятия не имею, почему фрактал отторгает принцессу, но если это случится — так тому и быть. Не стоит без веских оснований нарушать цепочки причинности, наша деятельность и так требует точнейших вероятностных расчётов. Если девочка заболеет снова — лечите её, пожалуйста, только таблетками.
— Значит, это всё я натворила? — спросила Нагма.
— Агась, — подтвердил я.
— Это мой «агась»! Не трогай его!
— Я разок.
— Ладно, попользуйся, но потом положи на место.
— Агась.
— Но, пап, — сказала она, подумав, — получается, что, если бы я Катю не рисовала, она бы умерла?
— Не исключено. Но вообще это тонкие материи, мне кажется, даже Теконис не вполне уверен. Но просил напомнить, чтобы ты этого ни в коем случае не делала.
— Да щазз! — возмутилась Нагма. — А если она, и правда, жива только благодаря моим рисункам?
— Это не точно.
— Но ведь может же быть, да?
— Теконис считает так. Но ему, мне кажется, вообще нет дела до девочки.
— Пап.
— Что? — спросил я, уже зная ответ.
— Я буду её рисовать.
— Я знаю.
— Плевать, чего там этот мир не хочет. Аллах смотрит моими глазами!
Стоит, бровки нахмурила, губки надула, упрямая и своевольная, как коза. Ждёт, что я её буду отговаривать. А я не буду. Не знаю, «стоит ли мир слезинки ребёнка», и знать не хочу. Но я бы поступил так же. Всегда поступал. Детей на свете много, ну так и мир не один. Может быть, мы об этом ещё пожалеем, но…
— Рисуй, колбаса.
— От сардельки слышу!
— Ты будешь рад это слышать, уверен, — сообщил мне Фред за вечерним бокалом.
— Что именно?
Мы сидим в его комнате, пьём. С нами Лирания, тихо наигрывающая несложную мелодию на гитаре, и Нагма, рисующая не то её, не то Фреда, с моего места не видно.
— Мы запускаем программу вакцинации от Красного Мора. Уже в следующем году от него останутся разве что редкие очаговые вспышки в глухих деревнях.
— Ого, — удивился я, — а как же все те страсти, что ты рассказывал? Ну, бунты, голод, всё такое?
— Эти пять лет не прошли даром. Во-первых, у нас есть надёжный исполнительный аппарат, «дланники». Для народа они почти святые, их авторитетом и воспользуемся. Во-вторых, у нас теперь есть куда деть лишних детей, пока прирост населения не стабилизируется на новом уровне.
— Неужели и производство вакцины успели развернуть? И каков процент осложнений от местной? — заинтересовался я.
— Не угадал, — смеётся Фред. — Мы же не обязаны играть по правилам. Поэтому в прошлый раз выделили здешнюю культуру кори (кстати, ты был прав, она действительно более агрессивная, чем наша) и заказали партию вакцины на Альтерионе. Альтери берут дорого, но фармакопея у них сказочная, десяток миллионов доз для них не проблема. А главное, она не инъекционная, а аэрозольная, устойчивая к кислороду и ультрафиолету. Это иголками в младенца тыкать не всякий даст, а причастить его при крещении — дело святое. Ну и остальных членов семьи, как же без этого. Церковь тут дохловата, не то, что у нас была, но всё же обрядность в основном соблюдается.
— И что, церковники согласились прыскать на причастие… Чем тут, кстати, причащают? Вином?
— Хлебом. Что-то вроде специального печенья. Монополию на его производство Император на днях торжественно даровал своей Длани. Чтобы, значит, поддержать организацию финансово.
— Втёмную, значит, развели?
— А что, кто-то обещал играть честно? У нас нет времени ждать, пока идея микробиологии и иммунитета прорастёт в заплесневелых бошках местных эскулапов. Однажды они получат эту технологию или додумаются до неё сами. Но это потом. А рост населения нам нужен ещё вчера. Онли бизнес.
— Так ты же сам мне объяснял, что взрывной рост населения — это катастрофа!
— Только если у вас нет таких умных ребят, как мы! — засмеялся уже слегка захмелевший Фред. — Угадай, куда мы денем лишний десяток детишек с каждой семьи?
— Боюсь даже предположить.
— Помнишь, я тебе говорил, что модель промышленного развития включает в себя четыре условия: общенациональный рынок, внешние таможенные тарифы, инвестиционный капитал и массовое образование?
— Помню, — кивнул я.
— Про рынок и таможню я тебе разъяснил, про капитал как-нибудь при случае напомни, а сейчас черёд массового образования!
— Школы, что ли, откроете?
— Нет, во-первых, в школу крестьяне детей не пустят. Нечего ерундой заниматься, надо по хозяйству помогать. Никакого применения образованию они не видят, да его пока и нет. Какой смысл учить ребёнка читать-писать, если на три деревни один писарь при храме, и больше не надо? У писаря свои дети есть, он их и научит. Ну а во-вторых, кто в этих школах преподавать будет? Где найти учителя в каждую деревню, когда читать умеет один из трёхсот? А даже если найти — кто его кормить будет?
— Но вы, конечно, всё продумали.
— Разумеется. Прозит!
Мы выпили, и Фред продолжил: