— Так ты полагаешь, он сумел заставить «Зеркало» действовать, как ретранслятор? — Я вскочил и нервно заходил по комнате. — Вот уж действительно — не было бы счастья…
— Именно. — Она кивнула. — Ладно, по дороге обсудим. Ступай в душ, и надо собираться. А я пока схожу к Шарлю и Ленке, договорюсь насчёт машины. Отсюда до Куру километров сто, дорога отличная, вмиг домчим!
— Ты на их «Корвете» ехать собралась?
— Ну да, а что? — она недоумённо глянула на меня. — Можно, конечно, взять «фольксваген», который тут дают напрокат отдыхающим, но на этой банке с болтами мы два часа будем ковылять. К тому же, он без кондиционера, а жара — сам видишь…
Я восхитился — вот что значит, привыкнуть к хорошему! Попробовала бы она у нас, в СССР (даже в нынешнем СССР, а не в том, откуда я родом) заикнуться о кондиционере в подержанной малолитражке!
— Нет, ничего, за исключением того, что он у них двухместный. Или ты меня в багажник собралась запихать, вместе с чемоданами?
— Правда? — она пожала плечами. — В самом деле, я и забыла… Можно, конечно и в багажник…
— Ну уж нет, дорогая, не дождёшься! — я изобразил возмущение. — Сам поведу, а машину там оставим, на стоянке, Шарль потом заберёт. Не развалится, небось…
Из дневника
Алексея Монахова.
«4 февраля 1978 г. Ну, вот я и в Москве — уже целые две недели, и только сейчас неимоверным усилием заставил себя открыть дневник. Как и раньше — никакой бумаги, заветная пятидюймовая дискета, на которую я каждый раз переношу текст, после чего тщательно удаляю из памяти компьютера все следы набранного текста. А как иначе? Непроста ты, доля попаданца…
Но — к делу. Мы прилетели с Куру не через Европу, а прямым рейсом, на стратоплане — новый вид суборбитального транспорта, не так давно запущенный в коммерческую эксплуатацию оборотистыми французами. Это тоже один из экономических «выхлопов» Проекта «Великое Кольцо» — их постепенно становится всё больше, и бывшие гиганты мирового ВПК вроде «Локхид-Мартин», «Дженерал Электрик» и «Марсель Дассо» уже выстраиваются в очередь за технологиями, чтобы внедрять их в обиход сугубо мирной жизни планеты.
Стратопланы же в буквальном смысле квинтэссенция подобных новинок: средних размеров реактивный самолёт, вмещающий полсотни пассажиров и небольшой запас топлива, разгоняется, как в древних, ещё сороковых годов, фантастических фильмах, по наклонной эстакаде, на конце которой закреплен бублик «орбитального «батута» — и, словно нитка сквозь игольное ушко, проскакивает сквозь «горизонт событий». Материализуется он в верхних слоях атмосферы, почти в космосе, на высоте около семидесяти километров — и тут же начинает снижение, заходя на посадку. Финиш-точка такого рейса рассчитана так, что до ВПП оставалось не более двухсот километров по прямой; затраты на перелёт сводятся к скромному расходу топлива и совсем не скромному — электроэнергии для срабатывания «батута», Сам же стратоплан гораздо дешевле, что в разработке, что в постройке не то, что «Конкорда», но даже и обыкновенного дальнемагистрального джета вроде «Боинг-707» — а потому в ближайшие годы по всему миру ожидается взрывной рост числа предназначенных для них «батутодромов». Пока же «стратосферные» маршруты связали всего пять точек на карте: мыс Канаверал, космодром Куру, Байконур, парижский Ле-Бурже, недавно переоборудованный под «батутодром», и, конечно подмосковный Королёв. Туда мы и прибыли всего через полчаса после того, как заняли места в стратоплане.
Не стану вдаваться в подробности и пересказывать, как меня встречали — мама, дедуля с Бабулей, Бритти, Скрипачка Мира, которая по-прежнему живёт в нашем подъезде на пятом этаже. Скажу только, что домой, в московскую квартиру, я попал только спустя двое суток после возвращения. Выйдя из стратоплана мы с Юлькой кинулись в ЦУП, где нас уже ждали, и я закидал отца тысячей вопросов. Не только его, впрочем — вскорости к беседе присоединился и дражайший наш Евгений Петрович, он же И.О.О. (ждал ведь заранее, наверняка ждал!) и разнообразные сведения посыпались на нас с Юлькой, как из рога изобилия.
Для начала — «Резолюшн» скоро отправится к «Лагранжу», причём в беспилотном режиме. Вернее сказать, не к самой станции «Лагранж», а в систему Сатурна, где она сейчас предположительно находится. На борту корабля спешно монтируют новый ретрансляционный комплекс, питаемый от сверхкомпактного ядерного реактора — если людям с «Лагранжа» удастся установить с ним связь, радиообмен с Землёй будет постоянным и устойчивым — с учётом, разумеется, неизбежной задержки, от тридцати пяти до пятидесяти минут на прохождение радиоволн.
И… если эту связь к тому моменту ещё будет, кому устанавливать. Что происходит на «Лагранже», сколько там осталось живых, как обстоят дела с припасами, с жизнеобеспечением, с энергией — вот далеко не полный список того, о чём сейчас приходится только гадать. Тот сеанс связи — короткий, почти случайный, настолько, что кое-кому он показался мороком, слуховой галлюцинацией смертельно уставших от постоянного вслушивания в эфир радистов — так и остался единственным. Именно поэтому «Резолюшн» отправляется в этот полёт без людей; все три «тахионные торпеды» будут израсходованы для того, чтобы добраться до системы Сатурна, а что же касается возвращения — то шанс на него имеется лишь в том случае, если получится запустить «Батут» на «Лагранже». И, судя по тому, что это до сих пор не сделано — шанс этот весьма и весьма призрачный. Доставить же туда новый «батут» — скажем, прицепив его к «Резолюшну» так же, как буксировали в своё время «Эндевором» злополучный «звёздный обруч» — это из области фантастики. Никто и никогда не пробовал проводить действующее, хоть и не активированное устройство, создающее «тахионное зеркало» через другое такое же — зато у нас уже есть печальный опыт того, что случается, когда одна такая штуковина срабатывает поблизости от другой. Так что — нет, придётся искать другие решения, не столь радикальные.