Страница 41 из 79
VI
Я не сразу заметил, как ожили системы скафандра. Сначала зашуршали в наушниках помехи, потом начали прорываться сквозь них обрывки фраз — по большей части, недоумённых, а то и испуганных. Быстрый взгляд на запястье — ага, датчики действуют, но всматриваться в их показания некогда. Ракеты продолжают взлетать над гребнем, но уже гораздо реже — видимо, устроители фейерверка, кто бы они ни были, извели запасы потешных огней. Так, стоп, горячку в сторону, надо остановиться и, наконец, подумать, а не продолжать этот бег двух тараканов по раскалённой сковороде…
Что я и сделал. Пьер последовал моему примеру — до него было метров десять, и он принялся размахивать обеими руками. Я постучал пальцем по правому запястью, где у «Мун хауберга» располагалась панель управления связью, француз хлопнул себя перчаткой по шлему и принялся тыкать пальцем в рукав. Почти сразу сквозь эфирную трескотню прорвалось сначала его прерывистое дыхание, а потом и голос:
— Алексис, слышалль мень-я?
— Слышу, слышу… — отозвался я. — С воздухом как, порядок?
Система жизнеобеспечения моего скафандра ожила вместе с радио, и теперь я с удовольствием ощущал струйки тёплого воздуха, обтекающие тело. Сколько она не действовала — три минуты, пять? Ещё примерно столько, и это могло бы стать проблемой.
— Хорошоь-ё вё-оздухх, порьядок. Что тьеперь делайтт?
— Если системы скафандра действуют, то и багги тоже должен заработать. Возвращайся скорее, попробуй завести — и, если получится, сразу догоняй меня.
— А ты есть… идти дальщье, уи?
— Уи. Поднимусь на гребень, может удастся связаться с куполом. А то у меня сплошной треск.
Так оно и было — из того, что удалось расслышать в дикой мешанине помех я разобрал лишь, что на «Ловелле» изрядно перепуганы и не очень понимают, что происходит. А значит, на помощь их рассчитывать пока не стоит — ни нам с Дюбуа, ни тому, что продолжает подавать сигналы из-за гребня. Вот ещё две ракеты — красная и белая, взвились с трёхсекундным интервалом и рассыпались удивительно красивыми искристыми вспышками. Салют в честь Первомая — только вот, боюсь, праздником там и не пахнет…
Пьер тем временем приступил к исполнению полученного приказа — повернулся и длинными прыжками направился к багги. Как бы он не споткнулся, забеспокоился я, это ведь только кажется, что вниз по склону бежать легче, кем вверх. На самом деле, всё ровно наоборот. А если упасть — запросто можно приложиться выпуклым забралом о камень — тот самый, с повышенным содержанием анорита, вон из сколько под ногами — хлопот потом не оберёшься. Нет, конечно, закалённое, особо прочное стекло не расколется — а вот микротрещина вполне возможна, и придётся тогда нашлёпывать на забрало липкую герметизирующую заплатку, после чего ни о каком продолжении поиска речи уже не будет, успеть бы доставить пострадавшего назад, на «Ловелл» до того, как потеря воздуха приобретёт опасные масштабы…
— Пьер, как слышишь? Умерь пыл, осторожнее.
— Уммьерь… что? Не понимайт…
— Полегче, говорю! Незачем нестись, сломя голову!
Молчание, потом неуверенный голос в наушниках
— Ты говорилль непонятно, Алексис. Мне надо что-то сломайт?
… вот ведь, одно слово — француз! Но я тоже хорош, забыл об элементарных правилах радиообмена…
— Дюбуа, приказываю передвигаться медленнее, шагом. Доложите, как поняли?
— Медленно идти, уи? Понялль!..
Действительно, его ярко-белая фигурка с оранжевыми полосами катафотов, поблёскивающих на рукавах, плечах и спине, перешла с «кенгуриных скачков» на скользящий, вперевалочку, шаг. Я прикинул — до багги ему осталось метров пятьдесят, не больше.
— Отлично, действуй. Я поднимаюсь на гребень, буду ждать тебя там.
— Уи, Алексис, я есть исполняйт…
До гребня — изломанной полосы, напоминающей драконий хребет, оставалось ещё метров двести. Я хотел, было, воспользоваться встроенным в правый рукав «Мун хауберга» радиодальномером, но передумал — незачем, быстрее дойду. Конечно, здесь, на поверхности Луны расстояния обманчивы, но если я и ошибся, то ненамного.
Но стоило мне подняться на зубчатую гряду и бросить в сторону каверны с «обручем» один-единственный взгляд, как я моментально забыл и о Пьере Дюбуа, и о лунном багги, и даже о намерении связаться с «Ловеллом» — забыл, и покрылся ледяным потом от того, что открылось мне там, внизу.
Удивительно, но я сразу понял, что это такое — хотя, казалось бы, где пустыня Гоби, а где Море Спокойствия? На луне, где ж ещё ему быть — и, тем не менее, именно здесь, из зеркально-ртутного блеска в глубокой черноте каверны расползались веером огромные то ли черви, то ли пиявки. Каждое из них имело в длину не меньше трёх метров, и ползли они странно, рывками — замирали, сокращались, от чего их кольчатые тела сильно разбухали, а потом — вытягивались, распрямлялись вперёд, истончаясь при этом чуть ли не втрое. Потом снова замирали, как бы «собирая» себя в отвратительные пухлые бочонки, но уже впереди, на расстоянии в несколько метров. За существами тянулись следы, неестественно прямые, отличие от тех извилистых полосок, что оставляет, скажем, в пыли дождевой червяк. А ещё они были как бы прерывистые — эта иллюзия возникала из-за того, что через каждые несколько метров в ровной борозде просматривалось расширение — места, где гадины распухали, чтобы сделать очередной «шаг» И эти следы расходились из общего центра — того, где продолжало ртутно сиять, — огромным веером; я насчитал их не меньше восьми.