Страница 10 из 117
Мой соперник тем временем более-менее оклемался.
— Драться сможешь? — спросил у него Босяра.
Юрка кивнул и исподлобья глянул на меня:
— Ну, сука, убью!
Он попытался сразу же ринуться в бой, но Славка не дал и отвёл его в сторону для короткого инструктажа. Витёк на правах секунданта тоже вставил свои пять копеек:
— Ты, Санёк, лодочкой ладошку согни и постарайся ему попасть между ухом и шеей. Это будет двойной удар.
Вот сколько раз мне приходилось выходить один на один, Витька всегда одно и то же советует. Хотя я ни разу не видел, чтобы он сам этот приём на ком-нибудь применил.
— Готовы? — снова спросил Босяра. — Сошлись!
Напреев не зря проходил инструктаж. Мой соперник больше не лез на рожон. Он спокойно стоял в позе, похожей на стойку, и выжидал. Наверное, Славка ему посоветовал поработать вторым номером и попытаться меня подловить на сильный удар.
Я попрыгал вокруг него, спровоцировал пару атак. Юрка отстреливался одиночными. Бил он как-то не по-людски. Вместе с правой рукой выносил вперёд и плечо. В один из таких моментов я просто шагнул вправо и снова воткнул кулак в его голое пузо.
— Разошлись!
В этот раз Напрей оклемался намного быстрее.
— Что делаешь, падла? — выдавил он. — Куда ты всё время бьёшь?! А если я тебя так?
— Ну попробуй, кто ж тебе не даёт?
— Хорош, пацаны! — вмешался Босяра. — Мы уже полчаса тут валандаемся, а вместо драки одно название. Один за живот держится, другой на траве отдыхает. Давайте договоримся бить только по роже.
— И до первой крови, — добавил Витёк. — Согласны?
Я кивнул. Мне было всё равно. Юрка пробурчал типа того, что он тоже не возражает. В общем, мы снова сошлись.
Предыдущие два раунда ничему Напрея не научили. Он по-прежнему топтался на месте, изредка, наудачу, выбрасывая вперёд правую руку. Она у него становилась всё тяжелей. Я легко уходил вправо и бил раскрытой ладонью по его потному лбу. Не сильно, но так, чтобы щёлкнуло. Можно было, конечно, пустить ему кровь, но совесть протестовала. Слишком уж не равны были силы.
Наконец мой соперник врубился, что над ним просто-напросто издеваются, и рассвирепел. Ему уже было наплевать на защиту. Главное — попасть, хоть раз заехать в мерзкую рожу врага. Он махал своими клешнями, пока окончательно не выдохся. Глаза Юрка, действительно, закрывал, и это сыграло с ним злую шутку. На развороте его занесло, он споткнулся, упал и сильно порезал ладонь донышком битой бутылки.
Я думал, Напреев от злости заплачет. Нет, вид собственной крови успокоил его. Он осторожно поднялся, держа на излёте руку, чтобы не испачкать штаны.
— Разошлись! — запоздало скомандовал Славка.
Через пару минут мы уже хлопотали над раненым. Витька схватил пустую бутылку и побежал в депо за чистой водой. Я отыскал подходящий лист подорожника, развернул узелок с конфетами и разорвал платок на три лоскута. Босяра руководил.
Рана была неглубокой. Её промыли водой, наложили повязку.
Потом мы сидели на склоне оврага и поминали Лепёху. Ели конфеты с печеньем, запивая водой из бутылки.
Никто не смеялся, а Юрка вообще потух.
— Ни хрена себе, веники!.. — сказал он в раздумье. — Пята, получается, меня отхреначил. Вот уж от кого не ожидал!
— А я тебе давно говорил, — завёлся Босяра, — будешь во время драки глаза закрывать, скоро и Витя Григорьев навешает тебе звиздюлей. Дело даже не в том, что у тебя первого кровища пошла. Ты ведь ни разу в него по-хорошему не попал. А он мог бы тебе раза четыре сопатку разбить. Но почему-то не стал. Мне кажется, Пята втихаря где-то занимается боксом. Нет, как он через тебя перепрыгнул! — И Славка залился колокольчиком.
Прощаясь, мы с Юркой обнялись и пожали друг другу руки. Это тоже из дуэльного кодекса. Драки один на один не плодили врагов, если всё было по-честному.
Витёк провожал меня до двора. Нам было по пути.
— Слушай, как же Лепёха умудрился тебе приварить? — спросил он.
— Шёл, в небо смотрел и в спину его случайно толкнул. А он не заметил, что это я.
— Научишь меня?
— Драться, что ли?
— Ага.
— Научу, — согласился я, — если скажешь мне одну вещь.
— А я её знаю?
— Всегда говорил, что знаешь.
— Ну спрашивай.
И тут я решил проверить одну из своих гипотез:
— Сколько будет семью восемь?
— Сорок восемь! — отчеканил Витька на автомате и покраснел. — Ой, нет, погоди, сейчас посчитаю…
Он думал, что я засмеюсь, и приготовился психануть. А мне просто стало грустно. Таблицы умножения мой друг не знал и очень стыдился в этом признаться. Я обнял его за плечи.
— Спасибо тебе, корефан, что не соврал.
— Так научишь? — Витька смотрел на меня исподлобья, ожидая подвоха.
— Без базара! — Я чиркнул, для верности, ногтем большого пальца по верхним зубам. — Завтра же и начнём. Только сначала ты мне расскажешь всё, что знаешь про умножение на один.
— На один?! Ха! Да я хоть сейчас могу!
— Нет, завтра. Послезавтра расскажешь на два, ну и так далее. Спрашивать буду вразброс. Если не выучишь, тренировки не будет.
— Какой-то ты, Сашка, стал не такой, — возмутился Витёк, — вредный, как мой пахан. Ну где я тебе найду эту таблицу? Тот учебник давно уже в печке сгорел.
Я достал чистую тетрадь в клеточку, ткнул пальцем в последнюю страницу обложки:
— А это тебе что?
Витька проследил за моим пальцем и разродился своей знаменитой фразой, почерпнутой у своего отца:
— Крову мать!
На том мы и разошлись. Перед тем как войти во двор, я ещё немного посидел у калитки. Послушал, как лает Мухтар. На смоле у сторожки жгли грязную паклю. Просквозил на своём газончике дядька Ванька Погребняк. И всё. На улице было пусто. Жара. Пацаны, наверное, все на речке.
Погода моего детства радовала теплом. Без рукотворного Кубанского моря климат был совершенно другой. Купальный сезон у нас, пацанов, начинался в конце зимы. Февральские окна — это десять дней полноценного лета. Глубокие рытвины на разбитой грунтовке, которую бабушка называла не иначе как прохвиль, наполнялись талой водой. Под солнечными лучами они исходили паром. В субботу и воскресенье у лесовозов был выходной, и вода в колее отстаивалась до нормальной прозрачности. Для мелюзги — самое то! В самых глубоких местах можно было даже нырять.