Страница 38 из 111
— Вот вообще ничего не говори! Ваши — изуверы и узурпаторы! Один ты нормальный!
— Так, брейк! — рассмеялась я. — У меня вопрос… — Ведь, в сущности, об истории «крушения баланса» и войне Гарэм не рассказал практически ничего нового. Меня больше интересовали именно нюансы. — Почему же тогда Темные не воспользовались возможностью делать ну-очень-сильных Темных магов, когда началась война?
Гарэм поглядел в сторону, кажется, ему не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Тьма не позволила, — неожиданно ответила вместо него Грасерия. — Тьма сочла, что это слишком сильно сдвинет баланс в Ее сторону.
— А ты, извини, откуда знаешь, что подумала Тьма? — удивилась я. — Откуда вообще можно знать, что «думает» Стихия?
— Так это известно, — пожал плечами Гарэм. — Тем, кто знает историю, известно, что Темные пытались это сделать, но в тот раз Тьма не позволила. А когда они к ней воззвали, дала ответ, что не дарует подобное преимущество в войне.
— Ох! — теперь уже вздохнула я. — Ничего не понимаю с вашим миром! Свет совершает темные поступки, а Тьма ведет себя так, как по идее должен вести себя Свет — справедливо и милосердно.
— А кто сказал, что истинное милосердие — это прерогатива Света? — искоса поглядела на меня Грас. — Опять вы путаете добро и Свет, зло и Тьму. Вообще-то истинное милосердие дается пониманием себя и других, а это — от Тьмы. Лишь истинно Темные способны понять чужой страх, чужую боль, не закрывая их от себя высокими Светлыми идеалами! — она победно поглядела на Гарэма, словно одержала верх в давно длившемся споре.
— Лишь Светлые готовы жертвовать своей выгодой и самими собой ради всеобщего блага! — парировал Гарэм.
— Особенно здорово они пожертвовали, когда всеобщим благом был баланс, а они на множество сотен лет сдвинули его в сторону Света! — не отставала Грас.
— И снова – брейк! — рявкнула я. — Мне только не хватало, чтобы вы поругались. Давайте поговорим о другом. Вот ты, Гарэм, чем занимался во время войны? — я лукаво поглядела на него. Ведь, судя по всему, последнюю тысячу лет Грасерия безвылазно сидела на крошечных Темных землях. Значит, с ним они знакомы с еще довоенных времен. А значит, этому парнише тоже в обед сто лет. Еще тот дедуля! Просто долгожительство ему даровал Свет, а не Тьма.
— Я не поддерживал войну, — осторожно ответил он. — Просто… исцелял всех, кто ко мне приходил. И Светлых, и Темных…
— То есть ты был таким Светлым целителем? — удивилась я. По внешнему виду он походил на кого угодно, только не на целителя. Здоровенный, спортивный, уверенный в себе. Куда больше ассоциировался как раз с ролью воина.
— Да, как-то так. Целителем. Давал силы всем обессиленным, — улыбнулся Гарэм.
— И я тоже, — одним махом перестала кипятиться Грасерия. — Тоже… исцеляла. Так мы и сблизились, — она нежно взяла за руку жениха. — Хотели пожениться. А потом…
— А потом Свет победил, — продолжил за нее Гарэм, поглаживая ее ладонь. — И моя милая… обиделась. И уехала сюда, где последнему Темному выделили клочок земли. И долго, надо сказать, обижалась…
— Скажи вообще спасибо, что я простила тебя за то, что ты Светлый! — заявила Грас, но тут же прильнула головой к его плечу и продолжила ласковым тоном: — Но со временем я поняла, что Гарэм не виноват в том, что он Светлый. Не он же начал и продолжал эту войну. Были случаи, когда он, напротив, пытался ее остановить. И мы решили, что будем ждать… ждать лучших времен, когда вернется первичный баланс. И мы сможем, наконец, пожениться. И быть вместе всегда, а не вот так… урывками.
— Так, а вот теперь давайте определимся, — решительно сказала я. — Если вы оба за восстановление нормального баланса…. То… что для этого нужно сделать?
В этот момент Грас и Гарэм странно переглянулись. Словно спрашивали друг у друга, нужно ли ответить. И что именно…
— Я тоже хотела бы баланса, — осторожно добавила я. — Не всеобщей власти Тьмы, а баланса.
— Это вы сейчас так говорите, госпожа моя… — очень тихо произнесла Грасерия.
— Но восстановления баланса невозможно без укрепления Тьмы. А в этом я вам не помощник. Это несовместимо с моей природой, — сказал Гарэм.
— Хорошо! Допустим, ты Светлый и не можешь помочь! — не сдавалась я. — Но как нам ее укрепить в нынешних условиях?
Грасерия молчала, опустив голову.
Гарэм тоже помолчал, потом все же ответил:
— Нужно больше Тьмы, а значит, нужно больше Темных. Возможно — нужен хотя бы один Темный, которому Тьма даровала бы ту самую невообразимую силу. Если она согласится… Насколько я знаю, Баэру она не желает ее даровать. Учить Темной магии нельзя — значит, другой Темный не может появиться. Вот и выходит, что жаждущим баланса остается надеяться лишь на чудо.
— Погоди-ка! — воскликнула я. — Ну хорошо, нельзя учить — по закону, который приняли Светлые. И они убьют нового Темного, если он появится. Но… если они не узнают? Или узнают, когда Темный уже будет полностью обучен?!
— Они узнают — как только Тьма обретет больше сил, баланс качнется, и они ощутят это. Тогда, — неожиданно подняла на меня глаза Грасерия, — даже два обычных Темных не справятся со всеми Светлыми… А значит, Светлые устроят поединок между Темными. Не на жизнь, а на смерть. И победитель станет единственным Темным, которому позволено жить на этом свете. Госпожа моя! Вы… Вы, должно быть, уже догадались, что вы можете стать Темной! Но разве вы… В общем, — она кинула новый странный взгляд на Гарэма. — В общем, вы могли бы убить Баэра? У вас поднялась бы рука? Тогда, возможно, если бы вы доказали в дальнейшем, что вы достойны… То Тьма снова даровала бы ту самую величайшую силу одному-единственному магу. Вам. Вы могли бы пойти на это?
Сейчас она говорила жарко и с глядела на меня странно. Как будто с мольбой. Явно хотела, чтобы я согласилась, хотя ей самой больно от мысли про убийство Баэра.
А мне словно дали пощечину. Славный светлый день вдруг стал каким-то серым. Борси заворочался во сне и даже как-то застонал. Лицо Гарэма застыло высеченной из камня маской.
Пощечина. Удар током. Так бывает, когда вдруг узнаешь, что то, о чем ты слегка грезил, чуть-чуть мечтал, может произойти.
Нет, я не об убийстве Баэра, конечно.
Я о том, чтобы стать Темной.
Истинной сильнейшей Темной. Взять все в свои руки. И в итоге — спасти этот мир.
…И несчастных детишек-Темных, которых убивают в младенчестве…
Я брала бы их под свою опеку. Я учила бы их.
Учила бы не жестокости, а милосердной Тьме. Ведь я уже вижу, что Тьма воистину может быть милосердной. Как мать, которая все принимает. В то время как Свет — суровый отец, требующий жертвовать собой и другими ради идеалов, которые считает правильными.
Смогу ли я заплатить эту цену? Совершить убийство. Убить своего мужа, каким бы формальным и каким бы… вообще он ни был?!
Я прикрыла глаза, а ладони сами собой впились в скамейку.
— Но кто может научить меня Темной магии? — словно со стороны услышала я свой голос. — Ведь Баэр не желает рисковать. Или боится вырастить того, кто может его убить.
Я не открывала глаз, а снаружи царило молчание. Лишь храп Борси и какие-то непонятные шорохи. Может быть, Грасерия и Гарэм шептались, но так тихо, будто пакетик шелестел на ветру.
— Я могу обучить вас, — вдруг произнесла Грасерия. — Ведь это я обучила Баэра.