Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 52

Как раз такой, какой требовался мне. Изначально я хотела поискать в особняке свои вещи — на это и собиралась потратить свободное время до бала, но теперь была не уверена, что моя одежда там сохранилась в принципе.

Родственница герцога наверняка заняла мои покои: они были самыми удобными в особняке и состояли из анфилады комнат, а значит, все мое имущество кануло в Лету. Где его теперь искать, я просто не представляла.

Да и надо ли искать? Сегодня подобающее моему статусу платье я собиралась надеть в последний раз. Решение было окончательным. Леди Арибеллой ар Страут я себя больше не видела.

— Мне нужно купить платье для праздника, но у меня не очень много денег, — призналась я, рассматривая наряды на вешалках. — Что-то аккуратное, не вычурное, но при этом привлекающее взгляды.

— Я могу узнать, какой суммой вы располагаете? — тихонько спросила женщина так, чтобы нас не слышала другая покупательница, примеряющая темно-синий костюм-двойку в обществе второй работницы прилавка.

Называть цифры вслух я отчего-то постыдилась, но в корсет, где хранила мешочек с выданными мне монетами, залезла прямо в зале, лишь слегка отвернувшись к стене.

Женщина при этом тактично сделала вид, что ничего не видела.

Носить деньги в корсетах меня настоятельно учила Роззи, предполагая, что так средства останутся в безопасности от мелких воришек. Не верить ей у меня — наученной горьким опытом, — причин не было, так что ее советом я воспользовалась тут же, едва у меня появились мои личные деньги.

Раскрыв красный потертый бархатный мешочек, я продемонстрировала около двадцати серебряных, надеясь, что эта сумма более чем подходящая. При себе у меня имелось и больше, но они нужны были мне для того, чтобы начать другую жизнь.

— Желательно, чтобы мне еще хватило на туфли и плащ. И на маску, — вспомнила я о важном. — Дело в том, что меня пригласили на бал-маскарад.

— Пригласили? — засомневалась в моих словах вторая работница прилавка, все же услышавшая нашу беседу. — Это не в родовой ли особняк Эредит?

Вздернув бровь, она окинула меня придирчивым взглядом с ног до головы, а я вспомнила, что выгляжу сейчас как кухарка.

И это замечательно, что я выглядела именно так.

При упоминании имени рода моих приемных родителей у меня просто неимоверно затряслись руки. И слезы сами собой навернулись на глаза.

— Понимаете… Он там будет, а она… Она тоже там будет, а он… — несла я что-то маловразумительное, не имея ни единой возможности правильно сформировать свои мысли. Эмоции вновь захлестывали меня, и было не ясно, чего во мне сейчас накопилось больше: выжигающей боли или слепой ненависти. — Он ее любит… А я убью! Я все равно убью, но… Так больно… Любить больно…

Меня успокаивали. Три совершенно незнакомые мне женщины успокаивали меня как могли, особо и не пытаясь выяснить правду. Они сами между собой решили, что служанка влюбилась в кого-то из господ, а этот кто-то воспользовался ее наивностью, наобещал с три короба и теперь явится на бал-маскарад в особняк вместе с законной родовитой невестой.

Им бы любовные романы писать, честное слово.

Впрочем, мне это было только на руку. Сжалившись над бедной несчастной мной, одна из работниц прилавка сбежала куда-то в подсобное помещение, в то время как вторая просила никуда не уходить и выпорхнула на улицу.

Третья женщина — немолодая покупательница — в это время рассказывала мне историю своей первой любви. Однажды девчонкой она влюбилась в самого настоящего графа. Юного графа Эредит. А он, подлец, разбил ей сердце.

— Моя дорогая, первая любовь редко бывает счастливой. Это тот жизненный урок, который все мы — каждая в свое время — должны выучить, — говорила она с теплом, прижимая меня к своей груди и поглаживая по голове прямо поверх платка. Мы обе сидели на мягкой кожаной кушетке. — Да, сейчас тебе больно, ты задыхаешься от этой боли. Я тебя понимаю. Но однажды этот день не будет иметь для тебя никакого значения. Потому что ты встретишь ЕГО. Встретишь и сразу, с первого взгляда поймешь, что это тот самый человек, с которым ты проведешь всю свою жизнь.

— И как же я это пойму? — всхлипнула я, постепенно успокаиваясь.

— Возможно, он заставит тебя испытать раздражение или даже ненависть. Вероятно, ты станешь всеми силами сопротивляться этой симпатии, уповая на разум или логику, отрицая свой интерес, опасаясь его, но себя не обманешь. Сердце может ослепнуть, глаза могут ослепнуть, но душа — никогда. Она почувствует сразу, даже если осознаешь ты это лишь через несколько лет. Поверь мне, ты поймешь.

— А вы… нашли такого человека? — полюбопытствовала я, окончательно взяв себя в руки.





— Нашла. Точнее, это он нашел меня, опрокинув на мое новое платье кувшин с молоком. А во второй раз — банку с краской. А в третий… — мечтательно прикрыла женщина веки, вспоминая о прошлом с улыбкой.

— Был еще и третий? — удивилась я.

— О, к концу того лета я яро ненавидела безрукого нахала, посмевшего испортить мне столько хороших дней и нарядов, — рассмеялась покупательница.

— И что же было потом?

— А потом он меня поцеловал.

Первой в зал вернулась работница, совсем покинувшая лавку. В ее руках я обнаружила коробку, в каких обычно из обувной мастерской нам с мамой доставляли туфли. И действительно, когда женщина распаковала коробку, нашему вниманию предстали элегантные черные туфли на невысоком каблуке.

Они были простыми, совсем недорогими, но удобными настолько, что каблук почти не ощущался.

А я-то гадала, зачем ей нужен был размер моей обуви.

Но насладиться удобством туфелек и оценить их красоту как следует я не успела. Вторая работница внесла в зал черную ткань, под которой скрывалось пышное, судя по объемам, платье.

Именно в этот момент я узнала, что нарядами здесь торговали не новыми, а теми, что были проданы работницами богатых домов на материке. Они, в свою очередь, получали их от щедрых хозяек в подарок, ведь дольше нескольких месяцев платья и другую одежду у знатных леди носить было не принято.

И это было чистейшей правдой. Графиня Эредит тоже иногда дарила свои платья служанкам, если их нельзя было перешить для меня. Мои же платья мама отдавала на благотворительность.

Оно оказалось черным. Как я и просила, для меня нашли самое эффектное из всех имеющихся в наличии платьев. Черный жесткий корсет сковывал фигуру, словно тиски, подчеркивая все изгибы и округлости. Черная же копна из воздушных лоскутов, образующих юбки, обрисовывала бедра, создавая впечатление, будто я ступила в грозовую тучу перед ливнем.

Образ дополняла простая черная накидка с завязками на шее. Она имела глубокий капюшон и рукава с прорезями.

— Ну как? — полюбопытствовала покупательница, как самая нетерпеливая.

Все три женщины остались по ту сторону ширмы, в то время как перед зеркалом я крутилась в одиночестве. Шнурки корсета стягивались спереди, так что одеться я могла без чужой помощи. И это являлось несомненным плюсом. Из-за редкого цвета мне нельзя было демонстрировать свои волосы.

— Необычно, — ответила я честно, не имея никаких сил оторваться от собственного отражения.

Мне всего словарного запаса не хватало, чтобы описать свои ощущения. Нравилось — это не то слово. Я словно стала другой. Снова стала другой.

Мама такие платья мне никогда не заказывала. Мои наряды всегда были светлыми, нежными, легкими и воздушными. В этом же платье мне хотелось держать спину прямо, смотреть свысока, и самое главное — я чувствовала себя уверенной, дерзкой, способной на все.

Способной выстоять и отомстить.

Арс Айверс — капитан пиратского корабля — больше для меня не существовал. Сегодня у меня была только одна цель — вернуться в особняк и покончить с заклятым врагом. Поставить точку, чтобы начать новую историю.

Новую историю своей жизни.

— Спасибо! Огромное вам спасибо! — бурно благодарила я, покидая лавку в обнимку с коробкой и объемными свертками.