Страница 68 из 157
— Я теперь слишком много знаю. Рассказывай свою версию. И не пытайся лгать — я проверю.
Возможно, это было излишне сурово, но мне сейчас было не до сюсюканий. Никита вздохнул, набрал в легкие побольше воздуха, и тихо заговорил:
— Они сами меня нашли в Петрополе. Тайное отделение. Вышли на меня. Сказали, есть приказ, дело важное и тайное. Нужно было просто встретиться в условленный день в Земуне с их человеком.
— Зачем?
— Я должен был забрать посылку. Но я не знал, что в ней. Мне настрого запретили заглядывать внутрь. Да и, если честно, не было желания. Вы же понимаете, это Тайное отделение… Им нельзя отказывать.
Столыпин кивнул.
«Это правда. Если Отделение о чем-то просит, отказы не принимаются. У них есть рычаги давления на всех, даже на неодаренных. Поможешь — милость. Откажешь — кара».
Это я и сам уже прекрасно понимал. Могущественная структура. Но интересно было то, что Никита понятия не имел, что должен был забрать. Значит, его исплользовали как курьера. Что логично — в составе свиты знатного господина меньше шансов нарваться на дополнительные проверки. Выше вероятность, что груз окажется в сохранности — ну, мне так казалось.
— Хорошо, ты согласился забрать посылку. Что ты должен был делать дальше?
Никита растерянно пожал плечами.
— Мне сказали, в Белграде меня сами найдут. Их человек. Наверное, агент. Мне просто дали два пароля — для Земуна и для Белграда. Я должен был просто передать посылку, ваше сиятельство! Святым крестом клянусь!
— Допустим, верю, — кивнул я. — Расскажи о случайной встрече в кафе в день приезда.
Секретарь плюхнулся обратно на каталку. Из глаз потекли слезы.
— Он мне угрожал. Он не знал о посылке, как мне кажется. Он говорил только о вас, Николай Петрович. Ему были интересны вы…
— Что именно?
— Он хотел, чтобы я следил за вами. Передавал информацию о ваших передвижениях и встречах.
— А ты что?
— Я… Я испугался. Хотел сразу отказаться, но побоялся. Сказал, что не всегда бываю при вас, и это правда. Это ведь правда! А потом он… Он показал мне фотографию моей семьи. Не знаю, как он ее добыл. Назвал имена родителей. Сказал, что пока я буду предоставлять сведения, с ними все будет в порядке… Он ушел, не дожидаясь ответа. А сегодня утром я встретился с ним у отеля, когда вы ушли на рынок. Он спросил, что я решил.
— И?
— Я отказался. Я отказался, Николай Петрович! — воскликнул Никита. — Тогда он просто протянул мне фотографию. Сказал, на память. И в этот момент, когда наши ладони встретились, меня что-то укололо. А через пятнадцать минут…
Значит, так его и отравили — все, как сказал профессор. Но мне было этого мало. Если Никита действительно не согласился на подкуп, то его следовало как следует наградить за все, что пришлось пережить. И позаботиться о безопасности его близких. Но мне нужна была уверенность.
Я подошел к нему и дотронулся до покрытого испариной лба. Ох ты ж черт… Да, парня реально вывернуло наизнанку на всех плоскостях бытия. Даже ментал пострадал — был неровный, мерцающий, местами рваный.
— Больно…
— Надо, Никит. Надо.
Я осторожно залез в его воспоминания. Если с Никитой встречался агент австрийцев, то вряд ли он был одаренным. И стереть ему память или заменить воспоминания не мог. Даже артефакты не обладали таким эффектом. Память была ровная — никаких швов. Зато я увидел этого человека.
Среднего роста, худощавый, в легком пальто, накинутом поверх летнего костюма. Светлая шляпа и темные очки… Но он снял их тогда, в кафе. Лет тридцать пять-сорок, вытянутое лицо, один глаз светло-карий, второй — темно-карий. Но сама рожа ничем не примечательная — таких пол-австрии. А еще он хорошо говорил по-русски, хотя и с сильным акцентом.
Я оторвался от Никиты и, как мог, наскоро выровнял ему ментал.
— Ты герой, парень. Правда.
— Они хотели меня убить, да?
— Да, Никит. За то, что ты не согласился. И они хотели замести следы, — я крепко сжал его холодные пальцы. — Но у них ничего не получилось, парень. Ничегошеньки у них не вышло. Тебя спасли, ты сделал все правильно, а я теперь знаю в лицо этого ублюдка. И будь уверен, что так просто я это не оставлю.
— Николай Петрович, я знаю, как все это выглядело… Но, клянусь…
— Да видел я уже все, что нужно. Не оправдывайся больше. Гордись поступком. Мы забираем тебя в отель и больше в обиду не дадим, понял?
Никита торопливо кивнул.
— Д-да…
Мы со Столыпиным осторожно помогли ему подняться. Секретарь сделал несколько нетвердых шагов босиком по кафельному полу, но вскоре уже сам выпрямился и стал идти уверенно.
— Это же вы, да? — обернулся он. — Вы спасли меня Благодатью? Вы оказали мне честь?
Блин, он издевался, да? Я — честь ему оказал тем, что попытался спасти его верную задницу? Как мне на самом деле повезло со слугой. Он ведь и правда пошел за меня на верную смерть, пусть и не знал этого…
Нет, Сидорову точно причитается. И много.
— Только не увольняйте меня, пожалуйста…
Я взглянул на Столыпина поверх плеча Никиты.
«Он блаженный, Андрей? Он что, действительно не понимает, что сделал? Мы не могли что-нибудь навредить у него в голове при лечении?»
«Ну, в голову это вы у нас к нему залезали, ваше сиятельство. Но должен отметить, что парень просто… Предан вам. Он вас любит — беззаветно и безоглядно. Просто потому, что вы есть. Как верный пес. Цените его дороже золота».
Мы торопливо распрощались с отделением токсикологии, а Столыпин накинул несколько купюр сверху — так сказать, за срочность и прочие неудобства. Отельная машина все еще ждала нас у выхода, и, сев в нее, Никитка расплылся на мягком заднем сидении. Только когда мы тронулись, я понял, что забыл забрать его одежду. Ну и черт с ним, купим ему другое барахло. Посолиднее, а не эту серенькую синтетику. И очки закажем человеческие.
— Ваше сиятельство, — шепнул мне секретарь, когда мы тронулись. Столыпин сел на переднее пассажирское, а мы с Никиткой оказались на заднем. — Что же теперь делать с посылкой?
— Не беспокойся об этом. Все улажено.
Ну или мне так казалось на тот момент.
После хорошего обеда от шеф-повара, релаксации в джакузи герцогского люкса и пары часов сна Никитка стал огурчиком. Кстати, кажется, вместе с ядом Андрей выгнал из него и лишние жиры — так что секретарь посвежел и действительно начал выглядеть здоровее. Пора патентовать метод.
Вера была вне себя от счастья и, схватив деньги, побежала одевать своего благоверного. Столыпин же оставался при Никите неотступно в качестве охраны, параллельно руководя сборами. Решено было переходить границу следующим утром.