Страница 24 из 157
Я насмешливо приподнял брови.
— И все? Ради этого стоило останавливать целый поезд, да еще и в Дакии?
— Боюсь, не все, ваше сиятельство, — жандарм ну прямо упивался моментом. Это ж насколько нужно влачить жалкое существование, чтобы годами ждать такого момента, чтобы… Что? Наконец-то ощутить власть над власть имущим?
Я начинал терять терпение.
— Продолжайте.
— Ордер на ваше задержание выдан императорской канцелярией. Вам надлежит прибыть в Вену на заседание Дворянского суда, на котором будет рассматриваться дело о поругании чести и достоинства Элеоноры фон Герберштейн, младшей дочери графа Людвига фон Герберштейна.
Кого?!
— Должно быть, это какая-то ошибка, — ответил я, стараясь скрыть раздражение. — Не уверен, что мы знакомы с этой, без сомнения, достойной женщиной.
Так, Коля, напряги память. Может, цесаревна случайно тебе что-то стерла? Что это за Элеонора такая?
— Однако фройляйн Герберштейн утверждает иное. Ее отец намеревался устроить помолвку дочери с одним из австрийских баронов, однако девушка утверждает, что три года назад во время вашей поездки в Вену вы познакомились с ней и, после совместно проведенного времени обещали на ней жениться. По нашим, имперским, законам такой шаг приравнивается к помолвке, ибо слово князя приравнено к слову герцога. И это слово аристократа.
Столыпин уставился на меня испепеляющим взглядом, а я, признаюсь, впервые немного растерялся. Даже обладание строптивой силой и волшебство Осколка не вызвали у меня такой озадаченности.
— Мне нужно побеседовать с князем наедине, — тут же отчеканил Столыпин. — Как его юридический представитель, я имею на это право.
И, не дожидаясь ответа, он вытолкал их из купе и захлопнул дверь. Над нашими головами тут же возник непроницаемый купол.
— Какого черта мы не знали об этой истории?! — набросился он на меня громким шепотом. — Вы в своем уме умалчивать о таких приключениях?
— Да не знаю я никакой Элеоноры! — рявкнул я. — Все перерыл в воспоминаниях — не представляли меня герцогу и его дочерям! Хотя постойте…
Кажется, я наконец-то сложил картинку. Твою мааааааман…
Было! И правда ведь — было.
Мы, точнее, первый Коля, с приятелями-однокурсниками ходил в оперу. Быть в Вене и пропустить такое мероприятие — для аристократа самоубийство. Там блистало много австрийской знати, но, поскольку визит был частный, а постановка — регулярной, но нужды представляться официально не было.
Важно то, то спустя пару дней, когда мы отдыхали уже в куда менее формальной обстановке, захотелось студентам познакомиться с местными девицами. Пошли в какой-то невероятно пафосный не то клуб, не то ресторан. Там я, точнее, первый Коля, познакомился с симпатичной юной девицей. Познакомился с коротким, но ярким продолжением.
Только вот девица представилась не Элеонорой фон Герберштейн, а просто Норой Герберт. Говорила, училась на художницу в местной академии, а в клуб пришла отдыхать с подружками. Тогда первого Колю не смутило то, что простая студентка могла себе позволить отдых в столь пафосном месте. Она, кстати, и правда хорошо рисовала — привлекла «мое» внимание тем, что буквально несколькими росчерками изобразила мой портрет на салфетке мокрой трубочкой от коктейля…
Она была не единственной «моей» спутницей за те каникулы, и все же только эта псевдохудожница приходила на ум. Псевдоним уж больно созвучный. Да кто ж знал…
— Проклятье, — вздохнул Столыпин, когда я выложил ему все, что удалось вспомнить.
А еще у нее были потрясающе красивые ноги и аккуратная грудь, но об этих воспоминаниях я умолчал.
— Клянусь, не знал! Вот вам крест!
— Да верю… Так, если девушка не назвала вам своего настоящего имени и намеренно утаила свою личность, да еще и воспользовалась вашей, скажем так, излишней раскрепощенностью, вызванной алкоголем… Что ж, у нас есть все шансы очистить ваше имя. Дело можно развалить.
— Ага, только для этого придется заехать в Вену, — я покачал головой. — Нет, сейчас я этим заниматься не готов. Нас ждут к определенному сроку в Земуне.
К слову, тоже в Австро-Венгерской империи. Могли бы и подождать, пока мы сами попадем в их руки. Но, видимо, у графа Герберштейна сильно пригорело. Интересно, как эта история вообще всплыла?
— Спорить не буду, это кардинально меняет наши планы…
— Значит, сделаем так, что это обстоятельство их не изменит, — резко оборвал я Столыпина. — Я не сверхумелый менталист, но все же мы можем поработать с памятью этих жандармов.
— Это не поможет. Сотрете этим — в Земуне задержат другие. Если вопрос стоит настолько остро, что вас хотят снять с поезда в Дакии.
Да, это проблема. Впрочем, стирать память было не обязательно. А вот заставить их меня отпустить и выдать бумагу…
— Я сам с ними разберусь, — сказал я Столыпину и деактивировал его купол. Андрей Васильевич не успел ничего возразить.
За дверью купе уже слышалось нетерпеливое сопение. Я натянул любезную улыбку и распахнул дверь.
— Прошу в купе, господа, — хозяйским жестом я пригласил всех трех жандармов и захлопнул двери перед прислугой. Тоже мне, нашлись зеваки. В следующий миг я активировал непроницаемый купол по периметру всего купе.
Жандармы напряглись.
— Не хочу, чтобы кто-то подслушал, — легкомысленно отмахнулся я, продолжая играть роль законопослушного болвана. — Прошу, присаживайтесь, господа.
Жандармы переглянулись, но, видимо, их главарю уж слишком сильно хотелось задержать аж целого князя, да еще и русского. Поэтому он первым плюхнулся на обитый бархатом диванчик.
— Могу я взглянуть на ваши документы? — попросил Столыпин. А, все же решил мне подыграть.
Я метнул на него быстрый взгляд.
«Я займусь главным, а вы вырубите двух остальных. Пока просто вырубите».
Надо отдать должное Андрею — он сохранял хладнокровие. Ни единым жестом или мускулом не выдал себя.
«На счет три. Раз… Два…»
Все случилось почти мгновенно. Оправдывая специализацию боевика, Столыпин мгновенно оказался за спинами двух младших жандармов. Синхронный взмах обеими руками — и оба уже сползали на ковер. Наверняка видели какие-то глубокие сны, поскольку вырубил их атташе ментальным ударом.
Я же воспользовался моментом и перехватил обе руки жандарма.
— Шьто вы…
Он крякнул, когда я резко взломал его ментальные щиты. Неодаренный, на ним явно поработали — повесили дополнительную защиту. Правда, очень слабую. Либо старая, либо ставил кто-то низкорагновый.