Страница 10 из 14
Стихотворение написанное на работах по рытью котлована под “Школу оперного пения Галины Вишневской” на ул. Остоженка там, где был сквер.
Есть же повод расстроитьсяИ напиться ей - ей.По моей Метростроевской,Да уже не моейЯ иду растревоженный,Бесконечно скорбя.По-еврейски ОстоженкойОбозвали тебя.Где ты, малая родина?Где цветы, где трава?Что встаёт за уродинаНад бассейном “Москва”?Был он морем нам маленьким,Как священный Байкал.Там впервые в купальникеЯ тебя увидал.Увидал я такое тамСзади и впереди,Что любовь тяжким молотомЗастучала в груди.Где дорожки для плаванья?Вышка где для прыжков?Где любовь эта славная?Отвечай мне, Лужков.Так Москву изувечили.Москвичи, вашу мать!Чтоб начальству со свечкамиБыло где постоять.Где успехи спортивные?Оборона и труд?Голосами противнымиТам монахи поют.Я креплюсь, чтоб не вырвало,Только вспомню? тошнит,Немосковский их выговор,Идиотский их вид.Что за мать породила их?Развелись там и тут,Всюду машут кадилами,Бородами трясут.За упокой да за здравие,Хоть святых выноси!Расцвело православиеНа великой Руси.В альбом Птушкиной Т. С.В субботу храм открылся рано.Склонясь к иконам головой,Навек с Косьмой и ДамианомПрощался сторож молодой.На клиросе не слышно пенья,Умолкли в мастерской станки,Лишь сторож возносил в смиреньиСлова печали и тоски.Прощай Косьма и Дамиане.Поклон вам низкий до земли.Мы были грешные христиане,Как говорится? что могли…Прощай столярка и сторожка,Прощай, преображённый храм,Простите, что нетрезв немножко,Приняв последние сто грамм.Прощайте бомжи из притвора,Простите, что гонял я вас.Таким, как вы, я стану скоро,И мне никто уж не подаст.Мне ничего теперь не жалко,Найду забвенье я в вине,И молодая прихожанкаЗабудет завтра обо мне.Настал финал жестокой драмы,Пришёл неправый скорый суд.Ах, боже мой, какие дамыРуководили нами тут.За чаем проклятых вопросовНе обсуждать нам горячо,И не грузить дубовых досок,Друг друга чувствуя плечо.Явились в храм лихие люди,Переписали каждый шаг,И словно голову на блюде,Нас вынесли во внешний мрак.Воздастся каждому по вере.Где труп, там будут и орлы.От нас остались только двериДа византийские полы…Прощай Косьма и Дамиане.Уж в окнах алтаря рассвет.А нам в политкорректном храмеОтныне места больше нет.Закончил так, боец охраныУтёр припухшие глаза.На лик суровый ДамианаСкупая капнула слеза.Смерть бригадираНа дальнем московском объекте,Где краны, забор да сортир,Средь бела дня, верьте? не верьте,Однажды пропал бригадир.Случиться такому ведь надо.Он был полон сил и здоров.Угрюмо молчала бригада.Мелькали фуражки ментов.Вполголоса шли разговоры.С утра ещё был он живой.Растерянный доктор со скоройСедою качал головой.Фундамент огромного зданья,Железные бабки копров.Сбирал лейтенант показанья,На стройке искал фраеров.Володька, с КАМАЗа водительСказал:? “Здесь концов не найдёшь…”И масляной ветошью вытерБлестящий бульдозера нож.“Слезами глаза мои пухнут.Он был как отец нам и брат,Ходил в лакированных туфлях,Под мышкой носил дипломат.Отправил однажды бульдозерХалтурить, подделав наряд,Налил всей бригаде по дозе,А деньги сложил в дипломат.И вот получил он награду,Не знаю, как вышло уж так?Зачем не делился с бригадой?Почто обижал работяг?”Солдаты для следственной группыЛопатили тонны земли,Искали останки от трупа,Да так ничего не нашли.Нашли они следственной группе,Где сваи из грунта торчат,Один лакированный туфельДа чёрный портфель-дипломат.А Лёха? Володькин брательник,Прошедший Сургут, Самотлор,Он ватник накинул на тельник,Сказал, закурив “Беломор”:“Начальник, молчи об народе.Тебе ль за народ говорить.Народ, как в семнадцатом годе,Сумеет себя защитить!”… На дальнем московском объекте,Где ямы, бетон да тоска,На память безвременной смертиЗаделана в цоколь доска.Слова песни из к/ф “Осень на Заречной улице” Уж не придёт весна, я знаю. Навеки осень надо мной.И даже улица роднаяСовсем мне стала не родной.Среди моих пятиэтажек,Где я прожил недолгий век,Стоят мудилы в камуфляжеИ сторожат какой-то Bank.Как поздней осенью поганкиМелькают шляпками в траве,Повырастали эти банкиПо затаившейся Москве.Сбылися планы Тель-Авива.Мы пережили тяжкий шок.И где была палатка “Пиво”,Там вырос магазин “Night Shop”.И пусть теснятся на витринеРазличных водок до фига,Мне водка в этом магазинеВ любое время дорога.Смотрю в блестящие витриныНа этикетки, ярлычки.Сильнее, чем от атропина,Мои расширены зрачки.Глаза б мои на вас ослепли,Обида скулы мне свела,Зато стучат в соседней церкви,Как по башке, в колокола.И я спрошу тебя, Спаситель,Висящий в храме на стене:“По ком вы в колокол звоните?Звоните в колокол по мне!”По мне невеста не заплачет,Пора кончать эту фигню.Не знаю? так или иначе,Но скоро адрес я сменю.Зарежут пьяные подростки,Иммунодефицит заест,И здесь на этом перекрёсткеЗадавит белый мерседес.На окровавленном асфальтеРазмажусь я, красив и юн,Но вы меня не отпевайте,Не тычьте свечки на канун.Без сожаленья, без усилья,Не взяв за это ни рубля,Меня своей епитрахильюНакроет мать сыра земля.Кончаю так? идите в жопу,Владейте улицей моей,Пооткрывайте здесь найт-шопов,Секс-шопов, банков и церквей.Песня о Хорсте Весселе.Над Берлином рассветает,Расступается туман.Из тумана выплываетНад рекою ресторан.Там за столиком Хорст Вессель,Обнявшись с Лили Марлен.Не поднять ей полных чреселС его рыцарских колен.Он с Марленой озорует,Аж ремни на нём скрипят,А вокруг сидит, ревнуетШтурмовой его отряд.Мрачно смотрят исподлобьяИ ерошат волосаС ним повязанные кровьюВетераны из СА.На подбор голубоглазы,Белокуры, словно снег.Все на смерть готовы разом,Их двенадцать человек.Что, Хорст Вессель, ты не весел?Что, Хорст Вессель, ты не смел?Ты не пишешь больше песен,Ты, как лёд, остекленел.Как пригрел эту паскуду,На борьбу не стало сил.Эта фройляйн явно юде,Большевик её любил.Любит вас, поэтов, Лиля,Был поэт тот большевик,Настоящая фамильяНе Марлен у ней, а Брик.Шляпки модные носила,Шоколад “Рот Фронт” жрала,Раньше с красным всё ходила,Счас с коричневым пошла.Дураки вы, Хорст, с ним оба,То любя, то не любя.Довела его до гроба,Доконает и тебя.Приглядись ты к этим лицам,Ужаснись еврейских морд,Пожалей ты свой арийский,Драгоценный генофонд.Ишь нашёл себе забаву,Встретил в жизни идеал,Променял ты нас на фрау,Нас на бабу променял!За спиной такие речиСлышит грозный командир,И обняв рукой за плечи,Он Лили с колен ссадил.Он берёт её за шеюОсторожно, как букет,И швыряет прямо в ШпрееЧерез низкий парапет.Шпрее, Шпрее, мать родная,Шпрее, Шпрее, Дойче Флюс.Серебром волны играя,Ты, как Бир, сладка на вкус.То под мост ныряешь в арку,То блестишь издалека,Не видала ль ты подаркаОт орла-штурмовика.Ты река германцев, Шпрее,Не прощаешь ты измен,Прими в сёстры ЛорелеиЭту Брик или Марлен.Шпрее, Шпрее, Муттер Шпрее,Только пятна на воде.Одолели нас евреи,Коммунисты и т. д.Это кто там крутит палецВозле правого виска?Дойчланд, Дойчланд, юбер алес.Наша психика крепка.Пусть в меня свой камень броситКто сочтёт, что я не прав.Вот такой ПартайгеноссеПолучается “Майн Кампф”.Что ж вы, черти, приуныли?Мы же немцы, с нами Бог!Разливай по кружкам илиЗапевай “Ди фанне хох!”Из-за ратуши на штрассеГрудь вперёд за рядом рядВыступает дружной массойХорста Весселя отряд.Впереди, державным шагомВыступая вдалеке,Кто-то машет красным флагомС чёрной свастикой в кружке,От добра и зла свободен,Твёрд и верен, как мотор,То ли Зигфрид, то ли Один,То ли Манфред, то ли Тор.Колыбельная бедныхНизко нависаетСерый потолок.Баю - баю - баю,Засыпай, сынок.Засыпай, проснёшьсяВ сказочном лесу,За себя возьмёшь тыДевицу-красу.Будут твоим домомСветлы терема,Мир друзьям-знакомым,А врагам тюрьма.Из леса выходитБравый атаманДевицу уводитВ полночь и туман.Спит пятиэтажка,В окнах ни огня,Будет тебе страшноВ жизни без меня.Из леса выходитСеренький волчок,На стене выводитСвастики значок.Господи, мой Боже!Весь ты, как на грех,Вял и заторможен,В школе хуже всех.Ростом ты короткий,Весом ты птенец.Много дрянной водкиВыпил твой отец.Спи, сынок, спокойно,Не стыдись ребят,Есть на малохольныхРайвоенкомат.Родине ты нужен,Родина зовёт.Над горами кружитЧёрный вертолёт.Среди рванной стали,Выжженной травыТруп без гениталийИ без головы.Русские солдаты,Где башка, где член?Рослый, бородатыйСкалится чечен.Редкий, русый волос,Мордочки мышей.Сколько полегло вас,Дети алкашей,Дети безработных,Конченных совков,Сколько рот пехотных,Танковых полков…Торжество в народе,Заключают мир,Из леса выходитПьяный дезертир.Не ревёт тревога,Не берут менты.Подожди немного,Отдохнёшь и ты…Что не спишь упрямо?Ищешь? кто же прав?Почитай мне, мама,Перед сном “Майн Кампф”.Сладким и палёнымПахнут те листы.Красные знамёна,Чёрные кресты.Твой отец рабочий,Этот город твой.Звон хрустальной ночиБродит над Москвой.Кровь на тротуарыПросится давно.Ну, где ваши бары?Банки, казино?Модные повесы,Частный капитал,Все, кто в МерседесахГрязью обдавал.Все телегерои,Баловни Москвы,Всех вниз головоюВ вонючие рвы.Кто вписался в рынок,Кто звезда попсы,Всех примет суглинокСредней полосы…Но запомни, милый,В сон победных днейЕсть на силу силаИ всегда сильней.И по вам тоскуетЛипкая земля,Повезёт? так пуля,Если нет? петля.Торжество в народе,Победил прогресс,Из леса выходитНюрнбергский процесс.Выбьют табуретку,Заскрипит консоль.Как тебе всё это?Вытерпишь ли боль?Только крикнешь в воздух:“Что ж ты, командир?Для кого ты создалСвой огромный мир?Грацию оленей,Джунгли, полюса,Женские колени,Мачты, паруса?”Сомкнутые веки,Выси, облака.Воды, броды, реки,Годы и века.Где он тот, что вродеУмер и воскрес,Из леса выходитИли входит в лес.На смерть леди Дианы Спенсер Я слова подбирать не стану.Чтоб до смерти вам кровью сраться.Я за гибель принцессы ДианыПроклинаю вас, папарацци.Что довольны теперь, уроды?Натворили делов, ублюдки?Вы залезли в кровать к народу,Вы залезли людям под юбки.Из-за вас, тут и там снующихИ пихающихся локтями,С ней погиб культурный, непьющий,Представительный египтянин.Растрепали вы всё, как бабы.А какого, собственно, чёрта?Ну любила она арабаИ инструктора конного спорта.Не стесняясь светского вида,Проявляла о бедных жалость,С умирающими от СПИДа,То есть с пидорами целовалась.А ещё клеймлю я позором,Не поведших от горя бровью,Всю семейку этих Виндзоров,С королевой, бывшей свекровью.Бывший муж хоть бы прослезился,Хоть бы каплю сронил из глаза.У меня, когда отчим спился,Стал похож он на принца Чарльза.Принц Уэльский нашёлся гордый,Ухмыляется на могиле.Да в Москве бы с такою мордойИ в метро тебя не пустили.Повезло же тебе, барану,Представляю, как ты по-пьяниЭту розу, принцессу Диану,Осязал своими клешнями.Нам об этом вашем разврате,Обо всех вас? козлах безрогих,Киселёв полит-обозревательРассказал в программе “Итоги”.Киселёв был со скорбных взором,Он печально усы развесил.У него поучитесь, Виндзоры,Как грустить по мёртвым принцессам.Если вы позабыли это,Мы напомнил вам, недоноскам,Как Марии АнтуанеттыГолова скакала по доскам,И что с Карлом соделал Кромвель,Об Екатеринбургском подвалеМы напомним, да так напомним,Чтобы больше не забывали.Смерть украинцаАрбайтер, арбайтер, маляр-штукатур,Подносчик неструганных досокСкажи мне, когда у тебя перекур?Задам тебе пару вопросов.Скажи мне арбайтер, сын вольных степей,Зачем ты собрался в дорогу?Зачем ты за горстку кацапских рублейЗдесь робишь уси понемногу,Сантехнику ладишь, мешаешь бетон,Кладёшь разноцветную плитку?Зачем на рабочий сменял комбиньзонРасшитую антисемитку?Скитаешься ты в чужедальних краях,По северной хлюпаешь грязи.Ужель затупился в великих бояхТрезубец Владимира князя?Не здесь же где щепки, леса, гаражиТараса Шевченко папаха лежит?Ты предал заветы седой старины,Не вьются уж по ветру чубы.Не свитки на вас, даже не жупаны,Усы не свисают на губы.О чём под бандуру поют старики?Почто с москалями на битвуНе строят полки свои сечевикиПод прапором жовто-блакитным?Где ваши вожди, что блестя сединой,Пируют на вольном просторе?Шуршат шаровары на них ширинойС весёлое Чёрное море.Щиты прибивают к Царьградским вратам,Эпистолы пишут султанамХмельницкий Богдан и Бендера Степан,Другие паны-атаманы?Где хлопцы из прежних лихих куренейВ заломленных набок папахах,Гроза кровопивцев жидов-корчмарей,Гроза янычаров и ляхов?Ты скажешь, что в этом не ваша вина,Но ты не уйдёшь от ответа.Скажи, где УНА? Нет УНА ни хрена!УНСО налицо тоже нету.Он медлит с ответом мечтатель-хохол,Он делает взгляд удивлённый,И вдруг по стене он сползает на пол,Сырой, непокрытый, бетонный.- Оставь меня, брат, я смертельно устал,Во рту вкус цветного металла,Знать злая горилка завода “Кристалл”Меня наконец доконала.Раствора я больше не в силах мешать, -Успел прошептать он бригаде, -Лопату в руках мне уж не удержать,Простите меня, Бога ради.Последняя судорога резко свелаЕго бездыханное тело,Как птицу ту, что к середине ДнепраЛетела, да не долетела.Не пел панихиду раскормленный поп,Не тлел росный ладан в кадиле,Запаянный наглухо цинковый гробВ товарный вагон погрузили.В могилу унёс он ответ мне. Увы…Открыли объект к юбилею Москвы.Всё было как надо -Фуршет, торжество.Там фирма “Гренада”Теперь, ТОО.У входа охранаВзошла на посты.Шуршат бизнес-планы,Блестят прайс-листы.И принтер жужжитНа зеркальном столе,Не надо тужитьО несчастном хохле,Не надо, не надо,Не надо, друзья.“Гренада”, “Гренада”, “Гренада” моя… …И только ночами,Когда кабакиВ безбрежной печалиЗажгут маяки,И сумрак угарныйВисит над Москвой,Украинки гарныВстают вдоль Тверской,Охранник суровыйОтложит свой ствол,Из тьмы коридоровВыходит хохол.Суров он и мрачен,И страшен на вид,Он - полупрозрачен,Проводкой искрит.Он хладен, как лёд,Бледен, как серебро,И песню поётПро широкий Днiпро,И фосфором светит.И пахнет озон.Пугает до смертиСекьюрити он.Баллада о белых колготках.В Чечне, в отдалённом районе,Где стычкам не видно конца,Служили в одном батальонеДва друга, два храбрых бойца.Один был седой, лысоватый,Видавший и небо, и ад.Его уважали ребята,Он был в батальоне комбат.Другой лет на двадцать моложеКрасив был, как юный Амур,Любимцем солдат был он тоже,Певун, озорник, балагур.Однажды пошли на заданьеВесной, когда горы в цвету,Отряд получил приказанье -Соседнюю взять высоту.Вот пуля врага пролетела,Послышался стон среди скал,И рухнуло мёртвое тело,То младший товарищ упал.Десантники взяли высотку,Чечены на юг отошли,И снайпершу в белых колготкахБойцы на КП привели.Была она стройной блондинкой,На спину спускалась коса,Блестели, как звонкие льдинки,Её голубые глаза.Комбат посмотрел и заплакал,И нам он в слезах рассказал:“Когда-то студентом филфакаЯ в Юрмале всё отдыхал.Ах, годы мои молодые,Как много воды утекло.И девушка с именем ВияНочами стучалась в стекло.Был счастия месяц короткий,Как сладко о нём вспоминать.В таких же вот белых колготкахВалил я её на кровать.Неловким, влюблённым студентомЯ был с ней застенчив и тих.Она с прибалтийским акцентомСтонала в объятьях моих.Ты думала - я не узнаю?Ты помнишь, что я обещал?Так здравствуй, моя дорогая,И сразу наверно прощай!Тебя ожидает могилаВдали от родимой земли.Смотри же, что ты натворила!”И мёртвого ей принесли.Латышка взглянула украдкойНа свежепредставленный труп,И дрогнула тонкая складкаЕё ярко-крашенных губ.Она словно мел побелела,Осунулась даже с лица.“Ты сам заварил это дело,Так правду узнай до конца.Свершилася наша разлука,Истёк установленный срок,И, как полагается, в мукахНа свет появился сынок.Его я любила, растила,Не есть приходилось, не спать.Потом он уехал в РоссиюИ бросил родимую мать.Рассталась с единственным сыном,Осталась в душе пустота,И мстила я русским мужчинам,Стреляя им в низ живота.И вот, среди множества прочих,А их уже более ста,И ты, ненаглядный сыночек,Застрелен мной в низ живота”.В слезах батальон её слушал,Такой был кошмарный момент,И резал солдатские ушиГнусавый латвийский акцент.Но не было слёз у комбата,Лишь мускул ходил на скуле.Махнул он рукой, и ребятаРаспяли её на столе.С плеча свой “калашников” скинул,Склонился над низким столомИ нежные бёдра раздвинулОн ей воронёным стволом.“За русских парней получай-ка,За сына, который был мой…” И девушка вскрикнула чайкойНад светлой балтийской волной.И стон оборвался короткий;И в комнате стало темно.Расплылось на белых колготкахКровавого цвета пятно.А дальше, рукою солдата,Не сдавшись злодейке судьбе,Нажал он на спуск автоматаИ выстрелил в сердце себе.Лишь эхо откликнулось тупоСреди седоглавых вершинЛежат в камуфляже два трупаИ в белых колготках один.И в братской, солдатской могилеНа горной, холодной зареМы их поутру схоронилиВ российской, кавказской земле.Торжественно, сосредоточась,Без лишних, бессмысленных слов,Отдали последнюю почестьИз вскинутых в небо стволов.Мне ваших сочувствий не надо,Я лучше пойду и напьюсь.Зачем вы порушили, гады,Единый Советский Союз?“Убили Фердинанда-то нашего.” Я. Гашек.