Страница 7 из 12
Именно поэтому Первая академия на данный момент являлась для меня самым безопасным местом во всей империи. Она располагалась за городом на охраняемой территории. Кого попало туда не пускали, за порядком следили.
Была лишь одна загвоздка. Брали туда далеко не всех. Поступить в Первую академию могли только лучшие. По уровню преподавания магических техник она конкурировала с Высшей военной академией, а это, как говорят в России, не лаптем щи хлебать.
Оболенские, насколько мне было известно, водили знакомство с Вяземскими, однако вряд ли это мне поможет. В Первую Академию не брали даже отпрысков императорской крови, если те не соответствовали требованиям. Ходил слух, что даже сын одного из ректоров не смог поступить, поскольку провали магический экзамен. Чтобы попасть в академию, я должен был владеть магией огня на уровне выше среднего, но как это сделать, если все навыки утрачены?
Впрочем, печать росла не по дням, а по часам. Прожилки на эфирной коже становились ярче и толще. Новое тело наполнялось силой, и это вселяло надежду. Надо заняться тренировками, вспомнить, всё, что знаю. Даже если получится восстановить хотя бы небольшую часть утраченных способностей, я уже стану на голову выше сверстников.
Требовалось решить и ещё один важный вопрос: кто-то должен стать моим попечителем. По законам этого времени, нельзя было вступать в полное наследование до того, как исполнится двадцать один год. И снова приходилось надеяться на свою троюродную сестру, как на единственного родственника, оставшегося в стране. Сейчас ей было то ли двадцать три, то ли двадцать четыре года, и она имела полное право стать моей законной представительнице. Другой вопрос, согласится ли? Зачем ей такая морока и лишние растраты?
Если же всё сложится так, как я хочу, если у меня получится укорениться тут, можно заняться и другими вещами. Святослав Шереметев повинен в гибели моего рода, он должен понести наказание. К тому же, как я считал, именно политика Шереметевых привела в конечном итоге к развалу империи. Возможно, этого и не случилось бы, если б в сорок третьем году первым министром стал не сын Святослава, а кто-то другой. Но пока об этом было рано думать.
Выбравшись из Москвы, мы оказались на дороге, ведущей через поле. Свернули на перекрёстке, миновали сосновый лесок и остановились возле решётчатой ограды какого-то поместья. Таксист не знал, какое именно поместье мне нужно, да и я тоже. Дом троюродной сестры предстояло искать самому. Оплатив услугу, я вышел из машины и побрёл вдоль забора.
Почти сразу встретились мужики, ведущие лошадь, запряжённую в телегу. Они оказались из Приозёрного и хорошо знали, какие господа тут проживают, тем более, крупных усадеб в окрестностях было всего четыре штуки. Остальное — дачи.
Благодаря подсказкам местных жителей я быстро понял, как добраться до нужного дома, и через полчаса оказался возле кованых ворот усадьбы, за которыми виднелся небольшой двухэтажный дом с мезонином.
Рядом с домом на площадке возле гаража стояли два автомобиля: чёрный лимузин и бежевый фаэтон. Оба — тяжеловесные, угловатые, с длинными капотами и множеством хромированных деталей. Для начала тридцатых машины выглядели весьма современно в отличие от большинства тарантасов, встречающихся в городе.
На территории усадьбы возле ворот дежурили два мужчины в чёрных костюмах-тройках и фетровых шляпах.
— Добрый день, — поздоровался я. — Меня зовут Алексей Дубровский, я желаю видеть Елизавету Оболенскую.
Один из охранников, здоровый малый под два метра ростом с круглой физиономией, неприветливо уставился на меня:
— Вам назначено? — отчеканил он с холодной вежливостью. — О вашем визите не сообщалось.
— Так сообщи. Скажи, что прибыл троюродный брат, — проговорил я без лишних церемоний.
— Предъявите документы, пожалуйста.
— Какие документы? Иди и скажи, кто пришёл.
Вот ещё! Документы какие-то. Я прекрасно понимал, в чём причина такой подозрительности. Оболенские опасались нападения, а видок мой доверия не вызывал. Но не хватало, чтобы эти два увальня меня к родственнице не пустили. А они ведь оба одарённые. Что мне с ними делать, если заупрямятся?
— Предъявите документы, — повторил верзила. — Откуда мне знать, кто вы?
— А тебе и не нужно знать. Доложи Елизавете Михайловне о моём прибытии. Или я тебя твоей работе учить должен?
Охранник не ответил, на лице его ни один мускул не дёрнулся, но во взгляде читались сомнения. Наконец, он повернулся ко втором и кивнул ему:
— Передай госпоже Оболенской, что к ней явился Алексей Дубровский.
Второй стражник без лишних слов отправился к дому. Наверное мой напор подействовал. Побитый паренёк с улицы не стал бы разговаривать таким тоном с охраной княжеской семьи. Здоровяк же скрестил руки на груди и так и стоял, не спускал с меня глаз.
К счастью, я немного знал о том, какие были отношения в семье Дубровских, в том числе между родными и двоюродными-троюродными братьями и сёстрами. Два раза дети из Московской ветви проводили лето в Ярославле — дед писал об этом в мемуарах. Но Елизавета была плохо знакома с Алексеем, что хорошо, ведь она вряд ли почувствует подмену.
А вот про изгнанного наследника дед отзывался не самым лестным образом. В его глазах парень был слишком легкомысленным и недисциплинированным, гораздо больше любил развлекаться, нежели учиться, рано пристрастился к алкоголю, азартным играм и прочему кутежу. Однако я не собирался входить в образ своего нерадивого предка. Сейчас было не до этих глупостей.
Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались две фигуры: охранник и Елизавета. Троюродная сестра была одета в тёмно-зелёное платье с отложным воротничком и широким ремнём с серебристой бляшкой. На шее — золотая цепочка с кулоном, в ушах — серёжки.
Разумеется, я сразу узнал её, поскольку не раз видел на фотографиях. Нельзя было не отметить, что природа наградила девушку довольно эффектной внешностью: миниатюрная фигурка с тонкой талией, вьющиеся тёмные волосы, глубокие карие глаза с длинными ресницами, приятный овал лица. От неё буквально веяло утончённостью и аристократизмом. В жизни же Лиза оказалась ещё красивее, чем на чёрно-белых снимках.
— Алексей? Что с тобой случилось? Что с твоим лицом? — Лиза захлопала ресницами от удивление и нетерпеливо бросила охранникам. — Да открывайте же скорее, что стоите? Это мой троюродный брат.
Здоровяк извинился за то, что не сразу пустил меня, и отворил калитку рядом с воротам. Я оказался на территории усадьбы.
— Тебя избили? Что произошло? — продолжила засыпать меня вопросами Лиза с неожиданным участием.
— Покушение, — ответил я.
— Покушение?!
— Да. Меня пытались убить. Скорее всего те же, кто убил родителей.
— Так ты уже знаешь? — на лице Лизы отразилась неподдельная печаль. Сестра обладала, как оказалось, очень подвижной мимикой. — Алексей, мне так жаль. Это ужасно. Просто немыслимо! У меня до сих в голове не укладывается, как такое могло случиться.
— Да, это ужасно, — я выдавил из себя вздох. — Но сейчас мне надо укрыться на какое-то время. Возможно, меня ищут.
— Да-да, конечно. Тебе обязательно надо спрятаться от этих негодяев. Пошли в дом, там поговорим, — Лиза зашагала к особняку, и я за ней. — Только должна извиниться: меня сейчас гости. Сам глава Оболенских тут, у нас с ним очень важный разговор. Тебе придётся обождать. Прости.
— Конечно, — кивнул я, отметив про себя, что представлять меня главе рода Оболенских она не торопится.
— Ты очень голоден? Я велю слугам принести тебе еду.
— Да, если не трудно. А у тебя как дела? Чем вызван визит столь важной особы?
— Ох, и не спрашивай. Сергея арестовали. Он обедал в гостях, когда заявились жандармы и повязали всех, кто там был. Ещё и с обыском к нам приходили. Не представляешь, как я обеспокоена. Пётр Петрович приехал, чтобы оказать посильную поддержку.
С моих уст едва не сорвалось стандартное «всё будет хорошо», но я вовремя вспомнил, что хорошо не будет. Мужа Лизы казнят в конце сентября, сразу после громкого судебного процесса над семнадцатью заговорщиками. Понятное дело, сейчас моя троюродная сестра тешила себя надеждой, что супруга оправдают.