Страница 50 из 65
В студиях, которые обосновались в зданиях старой кузницы, я увидел художников, работающих с аэрозолями, фотографов, коллажиста, модельера и даже традиционного художника, Пьера Шанделье, чья мастерская была увешана картинами на тему парижского быта – простоватый интерьер, странная мебель, кошки, цветы в горшках и вид на крыши, открывающийся из распахнутого окна. «Дети называют меня sous-Matisse, – сокрушался он, – “суррогат Матисса”». Шанделье определенно был старательным последователем великого Анри М, и его красочные пейзажи Парижа очень заинтересовали пару американских туристов. Похоже, больше всего их порадовало то, что художник предусмотрительно написал полотна небольшого формата, которые можно пронести как ручную кладь, тем более что по стоимости они были не дороже чемодана для их перевозки.
К сожалению, спор о том, кто же самый крутой художник квартала, оказался куда серьезнее разногласий в вопросе, как наносить краски – распылением или мазками. На момент написания книги группа художников, которые недавно получили разрешение городской администрации занять территорию, находилась в конфликте с теми, кто первым занял пустующие дома и оборудовал там свои студии. Новые постояльцы сменили замки, и некоторым пожилым художникам пришлось покинуть обжитые мастерские и переселиться в более скромные помещения. Утешает лишь то, что места хватит всем, поэтому есть шанс, что ситуация хуже не станет.
А между тем сами здания, кажется, получают удовольствие от того, что их так активно используют, и наслаждаются солнечным светом после долгих лет пребывания в тени многоквартирных домов. Переход между двумя крыльями старой кузницы сегодня являет собой виноградную аллею, и, как мне показалось, эта аллея готова дать свой первый урожай.
День открытых дверей в квартале художников оказался отличным времяпрепровождением, и я наконец получил представление о том, как жили парижские художники, прежде чем на них обрушились внимание массмедиа и большие деньги.
Художники – особо охраняемый вид
Далеко не все парижские художники вынуждены селиться в пустующих домах. Если прогуляться по некоторым районам Парижа, в особенностях городской архитектуры можно обнаружить физическое доказательство того, сколь престижное место занимает искусство в жизни парижан. Во многих домах вдоль Левого берега Сены на верхних этажах огромные окна – это и есть специально оборудованные мастерские художников. То же наблюдается и на бульварах вокруг Пигаль, где в проектах многоквартирных домов были заранее предусмотрены гигантские стены из стекла, чтобы художники получали не только мягкий северный свет, но и вдохновляющий вид на Монмартр. Эти шикарные ателье были предназначены для художников, уже сколотивших небольшой личный капитал или имеющих щедрых спонсоров, но в конце XIX – начале XX века город стал строить и более скромные студии.
Мой старый друг, скульптор Лельо, жил на Вилле Мальбэ, что стоит на крошечной мощеной аллее в Четырнадцатом округе. По одну ее сторону тянутся гаражи, а напротив – мастерские художников. Студия Лельо располагалась в одном из невысоких зданий со стеклянным фасадом и была сделана из панелей, которые сохранились от павильонов Парижской выставки 1889 года. Основой маленького домика, малопригодного для жизни, были три стены и крыша, которую поддерживало соседнее здание. Лельо сам построил туалет и подсоединил его к канализационной трубе, которая вела непонятно куда (в 1980-х, когда застройщики выкупили окрестные земли, они, к своему ужасу, обнаружили древний, не отмеченный на плане септик в самом конце аллеи).
Жилые помещения, где в 1960-х на какое-то время обосновались жена Лельо и двое их детей, состояли из двух опасных мезонинов, один из которых был с таким низким потолком, что выпрямиться в полный рост там было невозможно. Кухня вмещала лишь раковину и плиту, в ванной была только душевая кабина, а пол представлял собой бетонное покрытие, уложенное прямо на парижскую землю. Все это отапливалось печкой со звонкой металлической трубой, выходящей через крышу.
Когда мы познакомились, Лельо жил и работал в студии один, постепенно загромождая свободное пространство тотемами из дерева и глины, так что со временем в комнате осталось место только для кровати и стола.
Излишне говорить, что к нему в мастерскую регулярно наведывались журналисты-искусствоведы, фотографировали его работы – для них он был воплощением настоящего парижского художника.
С завидным постоянством застройщики пытались выкупить ряд студий, намекая муниципалитетам, что художники всего за несколько франков в месяц будут счастливы в новых домах (с достойным водопроводом) в отдаленных пригородах. К чести городских властей, они не сдавались на уговоры застройщиков, и Лельо проработал в студии до конца своих дней.
Виллу Мальбэ теперь окружают современные дома, но в других районах Парижа сохранилось несколько нетронутых деревенек художников.
Одна из лучших – Сите Флёри на бульваре Араго. Это поселение из тридцати студий, возведенных из строительных материалов бывшего Павильона еды на Парижской выставке 1878 года. В свое время здесь жили Гоген и Модильяни, а в 1970-х деревушку удалось спасти от застройщиков благодаря кампании, организованной местными художниками. Сегодня Сите Флёри имеет статус памятника истории, и это обеспечивает идеальные условия содержания. Все домики окрашены в два оттенка коричневого (красное дерево – для дверей и оконных рам, бежевый – для фасада), а грубо отесанные деревянные балки и уютные, засаженные деревьями дворики придают коттеджам особое очарование, заставляя даже самых ленивых и неумелых брать уроки рисования, чтобы претендовать на такое жилье. В Сите до сих пор проживают исключительно художники, хотя, подглядывая в окна с опрятными книжными шкафами и изысканно обставленными гостиными, невольно думаешь о том, что не все они столь активны, как мой друг Лельо.
В других похожих деревеньках, которые были проданы в частную собственность, как, например, Сите де Фюзен на Монмартре, где писали Ренуар и Тулуз-Лотрек, любую освободившуюся студию моментально расхватывают охотники за лофтами. Новые постояльцы, не имеющие никакого отношения к искусству, вскоре начинают жаловаться на беспокойных соседей – кто звонко пилит дерево, кто наносит на холсты краску с экспрессионистской страстью, – но в то же время хвастаются перед друзьями своим богемным окружением. Парижские агентства недвижимости даже придумали особую категорию для тех, кто желает купить студию художника, – это клиенты, которые ищут l’atypique (необычное). Мне ли не знать, ведь я тоже был в их числе. Однажды я пытался купить небольшое помещение в Сите де Фюзен, и купил бы, не окажись оно миниатюрой вместо большого полотна, которое вырисовывалось из рассказов риелтора.
Ажиотаж, развернувшийся вокруг покупки студий, вынудил Париж пойти навстречу настоящим художникам, которые никак не могут обзавестись достойным помещением для работы. Отныне они могут обратиться в городской совет за дешевым жильем HLM (habitation à loyer modéré) с примыкающей студией. В заявке художник может уточнить, на каком этаже должна находиться его мастерская, и указать ее минимальную площадь.
Предложение открыто для художников, граверов, скульпторов, фотографов, специалистов по компьютерной графике и разработчиков инсталляций. Все они должны представить резюме, портфолио, мотивационное письмо («Мне нужна студия – или я отрежу себе ухо») и подтвердить, что они заключили договор социального страхования художников (вероятно, их медицинская страховка включает тест на отравление краской, вдыхание мраморной пыли и чувство недооцененности). Каждые два месяца комиссия, состоящая из четырех членов городского совета и двух художников, собирается для рассмотрения заявок.
Ни одно другое профессиональное сообщество Парижа не получает жилье на льготных условиях (кроме министров, директоров школ, пожарных и директоров учреждений, которые по долгу службы вынуждены проживать на рабочем месте). Никаких льгот для водителей такси, пекарей или официантов не существует, хотя все они вносят не меньший вклад в то, чтобы Париж оставался Парижем. Хочу добавить, что льгот нет и для писателей, хотя мы, писаки, можем претендовать на комнаты в специальных резиденциях. Беда в том, что там пришлось бы жить бок о бок с другими писателями, а это значит, что вы обречены на бесконечные разговоры об авторских гонорарах, подсчете слов и употреблении точки с запятой. В общем, обо всем, чего терпеть не может человек со здоровой психикой.