Страница 16 из 102
— И все-таки ты что-то ей сделал? — сердито спросил Эрнандес.
— Ничего! Клянусь матерью, ничего! Я только сказал ей: «Привет». Она такая хорошая девушка, всегда всем улыбается. Я и сказал ей: «Привет». Разве в этом есть что-то плохое? Если на острове ты поздороваешься с девушкой, тебя никто за это не преследует. Приехав сюда, я тоже всех приветствовал.
— Давно ли ты живешь в этом городе? — спросил Эрнандес.
Паренек неуверенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на мать:
— Мама?
— Уже год, — ответила она. — Сначала мы привезли сюда девочку. Это его сестра. А Альфредо оставался с бабушкой в Сан-Хуане. Год назад мы смогли привезти его тоже.
— А где сейчас девочка? Ваша дочь?
— Она состоит в детской организации скаутов. Сегодня они уехали на пикник. Ханисайд-бич, знаете это местечко?
— Да, — ответил Эрнандес. — Альфредо, тебе нравится этот город?
— Конечно. Я приехал из Ла Перла, там живет моя бабушка. Ла. Перла — это fanguito[14] в Сан-Хуане. Одни трущобы. Развалины.
— Я знаю Ла Перла.
— Название места переводится как «жемчуг», но л.> звучит шуткой. Никакая это не жемчужина. Здесь лучше. Не так бедно, правда? А там кругом одна грязь и нищета. Здесь лучше. — Он помолчал. — Чем здесь можно заниматься?
— Чем угодно, Альфредо.
— Неужели? Ты выходишь на улицу, а они начинают обзываться. Разве я виноват, что плохо говорю по-английски? Как могу я его выучить, если в школе, где я учусь, только один учитель знает испанский язык?
— Но другие выучили язык, Альфредо.
— Знаю. Тоже буду стараться. Думаете, у меня получится?
— Я в этом не сомневаюсь.
— Но…
— Что но?
— Как вы думаете, мне лучше вступить в какую-нибудь организацию?
— Но ты ведь уже состоишь в одной?
— Нет, это не так. В Пуэрто-Рико нет ничего подобного, нет никаких шаек, никаких банд. Там ты можешь спокойно здороваться с любой девушкой, можешь за ней ухаживать. Там не увлекаются наркотиками. Здесь это н порядке вещей. Я не хочу втягиваться в эти игры, не хочу никуда вступать. Я хочу идти своей дорогой, чтобы мне никто не мешал.
— Но, все-таки, объясни мне, как ты сумел впутаться в это дело? — спросил Эрнандес.
— Клянусь богом, я только поприветствовал ее, больше ничего и не было. А Зип…
— Кто? — быстро переспросил Эрнандес.
После недолгогсГколебания Альфредо произнес:
— Ну, хорошо. Его зовут Зип. Он сказал, чтс я отбил у него девушку. А еще он сказал, что мне лучше не ходить в церковь, иначе они со мной разделаются.
— У тебя когда-нибудь раньше были стычки с Зипом?
— Один или два раза. Однажды в школе он вымогал у меня деньги. Мы учимся в одной школе.
— В какой?
— Производственная школа. Я скоро получу профессию.
— И кем ты будешь?
— Работа будет связана с автоматизацией. Но это не то, что я хочу.
— А что тебе нравится?
— Я хочу заниматься радиотехникой. Когда я учился в средней школе, я подошел к наставнице и сказал, что хотел бы изучать радиотехнику. Но она посоветовала изучать автоматику, добавив, что испанцам с этой профессией легче найти работу. Но мне все же больше нравится радио.
— Почему ты не можешь сказать об этом у себя в школе?
— Не знаю. Кто будет меня слушать? Иногда я… я чувствую себя… человеком второго сорта.
Эрнандес понимающе кивнул головой:
— И что было дальше, после того, как Зип пытался отнять у тебя деньги?
— Я отдал их ему. Там было всего двадцать пять центов. Я не хотел обострять с ним отношения.
— А после этого он больше не приставал к тебе?
— Никогда. Он ведь тоже недавно сюда приехал. Живет здесь около шести месяцев. Он приехал из южной части города. Я не хочу иметь с ним никаких дел, пусть он оставит меня в покое, вот и все. Знаете, мне все это очень не нравится: как они презирают людей, как воюют между собой, чтобы утвердиться. А за что должен бороться я и для чего? Я живу здесь, в этом городе, и тут не хуже, чем в Пэрто-Рико. Тут намного лучше. Так почему я должен иметь дело с такими, как Зип? Он думает, если ты сильный, то можно убивать. — Альфредо замолчал и, серьезно посмотрев на Эрнандеса, произнес — А я думаю, раз ты сильный — нужно делать людей счастливее, верно?
— Верно, Альфредо.
— Он главарь «Латинских кардиналов». А я не хочу принадлежать ни к «Королевским гвардейцам», ни к «Испанским герцогам». Ни к кому. Так кто же защитит меня?
—‘Я буду защищать тебя, Альфредо.
— Вы? Но как это у вас получится? Вы думаете, они боятся полицейских? Если я не выхожу на улицу, они обзывают меня трусом, подонком, говорят, что я боюсь их. И все смеются надо мной. Так как же мне появляться на улице? Ведь если бы — я был трусом, то совсем бы не выходил из дома.
— Пойми, Альфредо, не только трусы хотят жить, но любой человек.
— Сказать по правде — я устал, — произнес Альфредо. — Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам. Когда ты гуляешь один, они начинают дразнить тебя. А я что, обязательно должен вступить в их организацию? Я что, обязательно должен стрелять в людей? Для чего я должен стрелять в людей?
— Не выходи сегодня из дома, Альфредо, — посоветовал Эрнандес. — Здесь ты будешь в безопасности. Я позабочусь об этом.
— А завтра, а послезавтра?
— Посмотрим, может быть, все прояснится к завтрашнему дню. .
— А чем завтра лучше сегодня? — спросил Альфредо. — Завтра я тоже буду здесь. Я всегда здесь, в этих местах. — Неожиданно у него на глазах появились слезы — Всегда, — повторил он. — Я всегда здесь.
Спустившись вниз, Эрнандес увидел на улице четыре дежурные полицейские машины. Они образовали неплотный кордон у бара «Ла Галлина», и Эрнандес подумал, не облава ли это. Улица была заполнена людьми, которые собрались^ чтобы поглазеть на происходящее. Они толпились по обеим сторонам бара за барьером, образованным полицейскими машинами. Пробравшись сквозь толпу, Эрнандес увидел Паркера, беседующего с лейтенантом Бирнсом и Стивом Кареллой, который облокотился на крыло одного из автомобилей. Его первой мыслью было: «Кто охраняет магазин!», но понял, что случилось что-то более серьезное. Он быстро подошел к остальным.
— Когда начинаем, лейтенант? — спросил Паркер. В этот момент он напоминал Эрнандесу морского пехотинца в полном обмундировании. Парня звали Рэй Вольтере, и он присоединился к экипажу за день до прибытия Иво Джима. Он ненавидел японцев и не мог дождаться высадки. Он был одним из первых, высадившихся на берег; его глаза излучали холодный блеск, на лице застыла гримаса в виде улыбки. Гримаса так и осталась на лице, когда японская пуля угодила ему между глаз.
— Мы перебрасываем часть машин к следующему кварталу, — сказал Бирнс. — С ними будем держать связь по радио. Начнем сразу же, как только они будут готовы. Пикника не обещаю. Он предупредил, что живым не сдастся.
— А это точно он?
— Кто знает? По телефону мы скоро получим информацию. Если это действительно он, выхода у нас нет — будем рисковать.
Из дверей дома, по левую сторону «Ла Галлины», вышла женщина. В одной руке у нее был ребенок, а в другой — клетка с птицей. В ней сидел голубой попугай, испуганно бьющийся о решетки клетки. Женщина сошла со ступенек и, слегка повернув голову, посмотрела на окна «Ла Галлины». Казалось, она ощущала себя главным действующим лицом этой пьесы, а нетерпеливая публика ждала, когда же наконец она подойдет к той черте, которая мгновенно разрешит все сомнения. С момента поднятия занавеса и, начала спектакля. Женщина остановилась посередине улицы, повернулась лицом к толпящимся за полицейским барьером и громко выкрикнула: «Да здравствует Пепе! Да здравствует Пепе Мирандо!», затем протянула клетку с бьющейся о решетку и пронзительно кричащей птицей, указывая ею на окна второго этажа.
— Проходите, леди, а не то вас настигнет пуля, — предупредил патрульный.
Женщина бросилась к толпе, по которой уже пробежал шепот одобрения. Все согласно кивали головами и кричали: «Пепе Мирандо! Пепе Мирандо! Пепе Мирандо!»