Ничего

Он резко вскакивает и начинает нервно натягивать робу. На его руках кровь.

– Почему ты не сказала, что ты девственница?!

– Я входила в анабиоз в 20 лет и никогда не пробовала делать это по-настоящему. Но в раундах я делала это тысячи раз. Тем более кто же знал, что ты так резко начнешь.

– Прости, я не должен был этого делать. Прости меня.

– Ну хорошо, что хоть кто-то это сделал. А то так бы и сгнила в капсуле девственницей. Успокойся. Просто иди ко мне. Ведь не бросать же начатое?

Он медленно подходит. Склоняется надо мной и нежно целует в губы. Ласкает мое тело, грудь, бедра. Аккуратно входит в меня и медленно начинает двигаться. Мне жутко больно и жутко приятно. Это точно не раунд – там мы не чувствуем боли. Это болезненное, сладкое, терпкое удовольствие, которое растекается по моему телу и захлестывает меня с головой.

…Я открываю глаза и понимаю, что лежу одна и что прошло немало времени. Он с ужасом бросается к кровати.

– Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? Что, все было так плохо?

– Слишком много вопросов, – отвечаю я с усмешкой.

Он кривит губы.

– С чего ты взял, что все плохо?

– Ты уснула. Прямо в процессе. Я сначала подумал, что ты умерла. Не надо меня больше так пугать. Впредь я к тебе и пальцем не прикоснусь.

– Ну вообще-то в моем возрасте лишаться девственности довольно опасно. Может привести к летальному исходу, – широко улыбаюсь я.

– Вот, вот. Чтобы я, да больше никогда, – твердит он.

В этот момент я понимаю, что по-прежнему лежу под каким-то тряпьем абсолютно голая.

– А может быть, сейчас? Даже если я умру, я готова пойти на этот риск. Иди ко мне, – шепчу я.

Шло время. Я не знала, день или ночь на улице. Есть ли там вообще улица. Светит ли снаружи солнце. Да и не хотела знать. Впервые у меня не было ни одного вопроса. Мне лишь хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда. Так сладки были его губы, нежны руки и трепетно тело. Я хотела его везде и всегда. В бункере не осталось мест, где бы мы не делали это. Стул, стол, кровать, пол. За дверью была ванная. Ее мы тоже не оставили без должного внимания.

Питались мы частично пищей из запасов бункера. Я по-прежнему пила только раствор. Это была смесь воды и питательных веществ, что-то вроде этого нам запускали прямо в кровь в анабиозе. Он иногда отлучался, чтобы пополнить запасы, починить системы вентиляции снаружи и повидаться с семьей. Я покорно ждала его. Читала книги, что смогла отыскать в запыленных шкафах.

Честно признаться, с тех пор, как мы обосновались здесь, я даже ни разу не одевалась. Роба мне не нравилась, а когда мне хотелось немного личного пространства, меня спасало тряпье на кровати.

Иногда в отражении на мониторах многочисленной аппаратуры я разглядывала себя. Ведь я давненько себя не видела и даже не представляла, как выгляжу сейчас. Светлая кожа, рыжие волосы, зеленые глаза. Интересно то, что чаще всего в раундах я выбирала именно эти параметры. На отражениях, конечно, цвет глаз было определить трудно, но он мне говорил, что у меня бездонные зеленые глаза. Значит, они были зелеными. Довольно аскетичные черты лица. Я была очень худой, одни кожа да кости. Но питаться чем-то, кроме раствора, я не решалась. Не знала, сможет ли запуститься моя пищеварительная система после стольких лет анабиоза. Маленькая грудь, узкие бедра. Возможно, это и не стандарт красоты, но он говорил, что я прекрасна. И меня абсолютно устраивало, как и его, что я совершенно голая расхаживаю целыми днями по его бункеру.

Однажды он предложил выйти на поверхность вместе. Я согласилась, честно сказать, серые стены бункера начали порядком надоедать мне. Пришлось, правда, напяливать серую робу.

– Почему вы все носите эти ужасные одежды?

– Как и ваше общество, наше тоже уходило от перепроизводства, оставляя в обиходе людей только самые необходимые для жизни вещи.

– Но от красивого платья я бы не отказалась.

– Я считаю, для тебя платье было бы лишним, – он лукаво подмигнул мне.

– Да, наверное, ты прав, мне оно ни к чему, – нежно прошептала я. И еще не до конца одетая роба вновь оказалась на полу.

Мы все-таки выбрались на поверхность по истечении некоторого времени и пошли в маленькую рощицу, расположившуюся неподалеку за пустым квадратом. Устроились прямо на траве и, держась за руки, наблюдали за маленькой птичкой, сидящей на ветке.

– Ей повезло – почти целая. Чуть-чуть не хватает, – тихо говорю я.

– Знаешь, когда я нашел тебя, я сразу понял: ни за что тебя не потеряю.

– Подожди, ведь ты нашел меня абсолютно голой, без сознания, и сразу решил, что никогда не потеряешь? Да ты, наверное, вообще никого не видел голым? Не знаю, может, вы здесь все лишь платонической любовью занимаетесь. Вот поэтому ты так и решил, – смеюсь я.

– Почему же, вовсе нет. У меня была женщина. Мы даже хотели пожениться, но не вышло.

– Что?! Значит, ты был у меня первым и не имеешь ни одного повода для ревности. А у тебя имелась почти жена, и ты молчал?

– Ты не спрашивала.

– И где она?

– Живет с моими родителями.

– Отлично.

– Я всегда ждал тебя. Я знал, что найду тебя. И нашел. И больше никому не отдам.

Он крепко сжал меня в объятиях. Конечно же, он знал, как заставить меня позабыть обо всем. И снова я таяла в его руках. Он стянул с меня робу.

– Так-то лучше. Не нравится она мне, – бормочу я.

Чувствую, как трава щекочет мои ягодицы, а солнце ласкает мое обнаженное тело. И больше вопросов нет. Я рассыпаюсь на множество кусочков и осознаю, что это и есть счастье.

Лежу на траве и смотрю, как трепещут листья под дуновеньем легкого ветерка. Как густой мох спускается по широкому стволу дерева и укрывает его корни мягким ковром. Как ласково стелется трава у моих ног и как медленно ползет божья коровка по длинному стеблю, подставляя свою спинку теплому солнечному лучику.

А ведь я бы могла ничего не увидеть, ничего не почувствовать и ничего не понять. Мы упорно не хотим замечать абсолютно ничего. Мы всегда куда-то спешим, всегда чем-то недовольны, всегда хотим чего-то нового, хотим знать, что будет дальше. В раундах я усложняла сценарии, добавляла персонажей, вносила все больше экстремальных событий. И всегда мне этого было мало. Мы не можем просто остановиться и понять, что чудеса вокруг нас – это мы сами, что они в нас. Стоит просто закрыть глаза и смотреть…

Про женщину, на которой он чуть не женился, я больше не спрашивала. Я точно знала, что не хочу получить ответы. Сейчас мне достаточно того, что я вижу, что чувствую и чем живу.

Мы часто стали подниматься на поверхность. Днями напролет смотрели на яркое солнце, не щурясь. А темными ночами вглядывались в мириады звезд на бесконечном небосклоне. Мы гуляли в роще, на пустыре, поднимались на холм. И каждый раз даже самый маленький цветочек, тянувшийся к свету, поражал меня своей силой воли и желанием жить. Люди тысячелетиями уничтожали все вокруг себя, ни разу не пытаясь остановиться и осознать величие и гармонию этого мира.

Но самое любимое наше место было прямо за бункером. Он располагался в пустой клетке, а дальше начинался океан. Было завораживающе идти по пустоте, ощущая сначала теплый песок, а потом ласковые волны. Но когда я закрывала глаза, видела возвышенность, внутри которой находился наш бункер. С нее вел отлогий спуск к песчаному пляжу. Здесь можно было устроиться у самой кромки воды и позволить волнам ласкать нас. Так мы могли сидеть часами, и если бы кто-то увидел нас, то был бы поражен двумя людьми, сидящими в абсолютной пустоте и смотрящими вдаль. Мы называли это место «на краю пустоты».

Когда море было в хорошем настроении, оно тихо мурлыкало у наших ног. Но когда оно злилось и бушевало, приходилось прятаться в бункере, задраивать все люки, включать резервные системы обеспечения и ждать. Иногда приходилось ждать по несколько дней, находясь под толщей бушующей воды. После шторма на берегу оставались морские раковины, камушки и рыбешки, которые в отчаянии бились в маленьких лужицах. Я бежала быстрее на берег и выпускала их обратно. А он смеялся надо мной: