Ничего

Я пошевелилась, все тело невероятно болело. Как же больно. Как можно жить без капсулы и системы жизнеобеспечения? Мы никогда не испытываем боли, но сейчас вся моя жизнь – это боль и страх. Сквозь жуткую резь в глазах я вижу человека. Что он вообще здесь делает? И где это «здесь»?

ГЛАВА 4

Он стоит, склонившись надо мной, – ничем не примечательный мужчина. Если это очередной раунд, то персонаж давно устал от всей этой мишуры. Он одет в какие-то тряпки, в руках палка. Зачем? Придумал сам себе болезнь или немощь? Мы так никогда не делаем. Или он персонаж библейского сценария? Или не такой, как мы, не из бункера?

– Как ты? – спрашивает он.

Как я?! Я на грани жизни и смерти. Возможно, уже умерла.

– Нормально.

Он качает головой. Он не понимает меня. Но мы говорим на одном языке. Почему же тогда?.. Видимо, мой речевой аппарат полностью атрофировался за время пребывания в капсуле. Я пытаюсь что-то выдавить, но из горла выходит только слабый хрип. Я чего-то страшно хочу. Я вообще впервые физически чего-то хочу, хочу так же сильно, как дышать.

Он подносит к моим губам емкость с жидкостью. На вид похоже на воду. Какая она вкусная, живительная, как она нужна мне! И я снова отключаюсь.

Так проходит много времени. Незнакомец вновь и вновь поит меня спасительной жидкостью. Что-то спрашивает, что-то рассказывает. Почему-то я его уже не понимаю.

В очередной раз прихожу в себя. Никого рядом нет, как мне кажется. Решаюсь встать. Боже, как это сложно. Пытаюсь перекатиться на бок, получается. Сажусь, даже не замечая его присутствия.

– Привет. Вижу, тебе намного лучше. Не хочешь выйти наружу?

Наружу? Куда? Что там?

– Хочу, – хриплю я.

Он помогает мне встать и выводит меня на улицу. Опять солнце, оно слепит меня. Лучше бы он пришел ночью – не было бы так ярко.

– Где я?

– Это наш мир. Наша Земля. И наше убежище.

– От кого? – я уже могу понемногу говорить.

– От вас.

От нас? Мы абсолютно беспомощные, безразличные ко всему окружающему миру и вообще даже и не знаем о вашем существовании.

– Мы ни с кем не воюем, ни на кого не нападаем, мы просто спим вечным сном, – едва выдавливаю я из себя.

– Ты ошибаешься.

– Это шутка?

– Нет, правда.

– Кто ты?

– Меня зовут…

Я не услышала его имени.

– А тебя как?

– У меня нет имени.

– У всех есть имена.

– У нас нет. Нам стерли их при вводе в анабиоз. Дальше все зависело лишь от нашей фантазии. Можно было брать каждый раз новое.

– А какое твое последнее имя?

– Не помню.

– Значит, придется дать тебе имя.

– Не надо. Когда-нибудь я вспомню свое.

– Раз у тебя нет имени, тогда и у меня его не будет. Они нам ни к чему.

Мы стоим на песке. Он теплый. Силы начинают покидать меня, и я соскальзываю вниз. Песок очень странный на ощупь: в раундах он всегда мягкий, а этот жесткий и как будто пыльный. Пыль забивается в нос, мне тяжело дышать. Я как птенец, выпавший из гнезда, – не могу без аппаратуры выживать в этой жестокой среде.

– Еще рано, – говорит он и приносит мне мою маску из палатки, надевает на меня. Я снова могу нормально дышать.

– Иди поспи.

Я понимаю, что сознание начинает оставлять меня, но теперь появилось еще больше вопросов, чем прежде. Я забываюсь сном.

Сколько прошло времени, мне неизвестно, наверное, целая вечность. Он все так же ходит ко мне. И не знает, что я уже выхожу наружу без маски и освоила пару десятков метров территории рядом с палаткой. Я адаптировалась к дневной жаре и яркому солнцу и к ночной прохладе тоже.

Думаю, пришло время поговорить. Я готова. Я жду. Я хочу знать. Знать – моя единственная прерогатива с тех пор, как из всей жизни нам оставили только сны. Хотя, возможно, я никогда ничего не знала…

Он зашел в палатку. Я сидела и пристально смотрела на него.

– Я хочу все знать.

– Хорошо. Начну сначала. Земля страдала, Земля болела, Земля умирала. Чтобы спасти хоть малую часть людей, населявших ее, было принято решение ввести в анабиоз лучших из лучших. Избранных, усовершенствованную расу, чьи показатели здоровья и ума превосходили другие. Были отобраны вы: молодые, красивые, умные, те, кто после анабиоза отойдет ото сна и продолжит с честью человеческий род. Но этому не суждено было случиться. Наша планета уже давно готова, но вас так и не вывели из анабиоза. Мы же приготовились к смерти. Кому-то не хватило места в капсулах, кто-то не прошел по показателям, кто-то осознанно был готов погибнуть. Но мы выжили, а вы, судя по всему, нет.

– Ты не прав! Мы создали идеальную модель общества – без боли, страха, жадности, бесчисленных войн и бесконечного потребления. Нам всего-то нужна была капсула размером два метра на один, подключенная к аппаратуре. Мы же создали идеальное общество! – отвечаю я в негодовании.

– Создать идеальное общество невозможно, потому что люди не идеальны, и в этом их прелесть. Идеальное общество могут создать или бездушные машины, или «живые» трупы, как вы, – люди этого не могут.

– А мы что, не люди?

– Вы были ими лет 700 назад, а сейчас вы просто зомби. Боже мой, да ты дряхлая старуха, – добавил он, усмехаясь, – Хорошо, пойдем я покажу тебе мой мир, а ты сама решишь, жили вы или существовали.

Молча иду за ним. А если это кибермодель и я себе просто забиваю голову? Ладно, тогда поиграем.

Мы идем вдоль берега. Вдалеке заканчивается линия песка и начинается бескрайняя гладь воды. Воздух обдает меня горячим соленым потоком. Соль чувствуется даже на губах, они сохнут, мне не комфортно. Песок летит в лицо, и кажется, что всю меня покрыло солью и пылью. Почему здесь все ощущения вместе с восторгом несут неудобства? Но вот что странно, именно это и создает то неповторимое чувство, как будто здесь все по-настоящему.

– Подойдем ближе к воде? – шепчу я.

– Хорошо.

Это невероятно, то, что я увидела. Такого не было даже в самых смелых раундах. Огромные волны, даже не волны, это… огромный кит всплыл на поверхность. Но почему-то я вижу лишь половину его тела, а другой его бок, обращенный к нам, словно прозрачный. Или его вовсе нет?! Я вижу все внутренности кита, но они прекрасно функционируют, и животное выглядит вполне здоровым. Вода как будто отступает от этой невидимой половины.

– Что это с ним? Радиация, увечье, болезнь?

– С ним уже все в порядке. Он прекрасно себя чувствует. Это произошло со всеми незащищенными живыми организмами. Когда люди входили в анабиоз, они спустились вниз в бункер, а те, кто остался наверху, получили огромную дозу космической радиации сквозь разрушенный озоновый слой. Ты удивишься, но отражательная способность сейчас здесь наверху совершенно другая. Что и дает возможность нам спасаться от вас. И ты увидишь еще много неожиданных вещей. Точнее, не увидишь… Слушай свою интуицию и меньше доверяй глазам, – добавляет он.

Я так долго училась смотреть с открытыми глазами, а теперь, оказывается, не стоит им доверять. Зато я увидела солнце. И это уже того стоило.

– Почему я тогда вижу землю и воду?

– Но ведь больше ты ничего не видишь.

– Полкита.

Он смеется.

– Это место пострадало меньше других. Да и к тому же мы над ним изрядно поработали, восстанавливая его.

– Послушай, здорово есть невидимый хлеб и гулять по невидимым лесам, но как вы выживаете в таких условиях?

– Мы слились с природой в единое целое. Мы чувствуем ее, а она чувствует нас. И мы стараемся не наносить вреда окружающему миру, а он взамен бережет нас.

– Что?! Но как?

– Закрой глаза и смотри.

Опять какой-то бред. По-моему, все это полная чушь. Мне плохо…

– Дыши. Закрой глаза и смотри.

Я подчиняюсь. Он берет меня за руку. Мне и страшно, и холодно, и одновременно жарко. И тут происходит невероятное. Пустой пляж покрывается редкими деревьями и кустарниками. На их ветвях сидят птицы, по камню бежит маленькая ящерка. Этого камня не было, когда мы шли сюда. Он же практически у моих ног. Как я не споткнулась об него? И вдруг я ловлю себя на мысли, что не открывала глаза. Наклоняюсь к камню и ощущаю холодную шершавую поверхность. Подхожу к кустарнику и срываю цветок. Я чувствую его запах и нежность лепестков.