Страница 91 из 107
— Правильно, — отозвался Бирнс.
— Давайте начнем сначала, — предложил Хейвз.
— Первым пришел портрет Гувера.
— И что же?
— Потом — Вашингтона и «Зеро»
— Правильно, теперь давайте сопоставим.
— Что?
— Сравним все целиком, не зацикливаясь на одном факте. Что вы подумали, когда я сказал «Вашингтон»?
— Ну, генерал.
— Президент.
— Марта
— Маунт Вернон
— Округ Колумбия.
— Штат.
— Так, еще раз, сначала Генерал.
— Революция.
— Валлей Фордж.
— Делавер.
— Вишня, — сказал Мейер.
— Вишня? ,
— А разве не он срубил вишню?
— Хорошо, а что можно высосать из «Президента»?
— Может, верховная власть?
— Главнокомандующий!
— И опять это ничего нам не дает, — сказал Бирнс.
— А как насчет Гувера?
— ФБР.
— Федеральное Бюро…
— Федеральное! — Хейвз радостно прищелкнул пальцами. — Федеральный Банк!
— Пожалуй, — согласился Бирнс, и снова в комнате воцарилось молчание.
— Федеральный Банк в Вашингтоне?
— Тогда зачем он морочит голову нам?
— А как быть с «Зеро»?
— Да оставь ты пока в покое этот «Зеро», давайте говорить о Вашингтоне.
— Нет, минуточку, может, слово «зеро» тоже очень важно для нас.
— Но что это?
— Пока не знаю.
— Ну, давайте попробуем. Итак, «зеро».
— Ничего, пустота.
— Утиное яйцо.
— Зип.
— Зед.
— Зед?
— А разве это слово не так произносят в Англии?
— Зеро? Да нет, по-моему.
— Зеро, зеро…
— Зеро, один, два, три, четыре…
— Лав, — сказал Мейер.
— Лав? «Лав стори»?
— Да нет, просто в теннисе так обозначают цифру «ноль».
— Попробуем привязать к Вашингтону.
— Это должен быть Федеральный Банк в Вашингтоне, — сказал Бирнс.
— Тогда зачем же ему присылать нам портрет Вашингтона? Не станет же он раскрывать нам место…
— Да, но разве не проще было бы послать н4 м фотографию Белого Дома или Капитолия, на худой конец, а?
— А почему ты решил, что он хочет облегчить нам задачу?
— Хорошо, хорошо. Давайте посмотрим, к чему мы пришли. И Федеральный Вашингтонский Зеро тоже.
— Давай, веселись, мели чепуху, Коттон.
— Возможно, это и чепуха, но снимки пришли именно в таком порядке, и вполне может быть…
— А ты уверен, что порядок именно такой?
— Но ведь слово «банк» идет последним!
— Да, но…
— Я поставил его последним, потому что ксерокопия Банки пришла последней.
— А Гувер пришел первым, — сказал Мейер, — ну и что же из этого следует?
— А то и следует, что я ставлю его на первое место!
— Федеральный Вашингтонский Зеро Банк! Замечательно!
— А если предположить? что «Зеро» вообще ничего не значит? Рассматривать его как «ничего», «ноль»? Если это слово совсем отбросить?
— Попробуем.
— Федеральный Вашингтонский Банк.
— Это как раз то, о чем я уже говорил, — вмешался Бирнс. — Федеральный Банк в Вашингтоне.
— И опять же, если банк там, то зачем он сообщает об этом именно нам?
— Вашингтон, — задумчиво произнес Хейвз.
— Круг опять замкнулся.
— Вашингтон…
— Президент?
— Федеральный Президентский Банк?
— Нет-нет.
— Генерал или генеральный?
— Федеральный Генеральный Банк?
— Федеральный Марта Банк?
— Но, черт возьми, кем еще был Вашингтон помимо генерала и первого президента Соединенных…
— Первый Федеральный Банк! — вдруг вскрикнул Мейер.
— Что?
— Первый президент. Первый чертов Федеральный Банк! Понятно?
— Правильно! — воскликнул Бирнс.
— Конечно!
— Именно так!
— Первый Федеральный Банк, — повторил, улыбаясь, Мейер. .
— Достань-ка телефонную книгу, — сказал Бирнс.
Все были чрезвычайно довольны своими дедуктивными способностями. Мейер просто сиял. Теперь им было известно не только число намеченного ограбления, но и само место преступления. Они принялись листать желтые страницы телефонного справочника в полной уверенности, что дальнейшая работа уже не составит большого труда.
В Изоле, как выяснилось, находилось двадцать одно отделение Первого Федерального Банка, но на территории их участка не было ни одного.
В Калм-Пойнте располагалось семнадцать отделений этого банка, в Риверхеде — десять, в Маджесте — двенадцать, наконец, в Бестауне — два. Таким образом, всего в городе оказалось шестьдесят одно отделение банка, намеченного Глухим для ограбления.
Да, временами работа полицейского в большом городе становится просто невыносимой.
ГЛАВА X
Воскресенье.
Взгляните на город.
Разве можно его не любить?
Все его пять районов, словно иностранные государства, разделены невидимыми, на первый взгляд, границами. Например, многие жители района Изолы знают улицы английских и французских городов гораздо лучше, чем улицы соседнего района Бестаун, до которого рукой подать, ведь расположен-то он через реку. Население города говорит на разных языках. Даже жители района Калм-Пойнт иногда говорят с таким ужасным акцентом, что кажется, будто они полчаса назад прибыли из Уэльса.
Ну как можно не любить этого неряху?
Город — это сплошные серые стены. Город понастроил небоскребов, которые высятся, словно оборонительные бастионы времен войны с индейцами, хотя индейцы давно канули в лету… Город прячется от солнца, закрывается от зеркал своих рек. (Наверное, за всю историю человечества трудно отыскать город, который бы так наплевательски относился к прелестям своих рек. Если бы можно было сравнить реки города с его любовницами, то, наверняка, они оказались бы самыми неверными женщинами в мире). Город лишь на миг дает возможность оценить всю свою красоту, выставляя себя на обозрение по частям: там кусочек водной глади, там краешек неба, но никогда он не дает возможности насладиться полной нанорамой, замыкая пространство серыми щитами стен, возводя новое строительство. И все же нельзя не любить этого сукиного сына с вечно продымленными волосами.
Город бывает шумен и вульгарен. Он умеет щеголять X в модной одежде, стройный и красивый (вы знаете, что его можно уговорить на все, что угодно, но вам известно и то, что, поддаваясь на ваши уговоры, он может попросту врать вам в глаза; ибо не вы интересуете его, а ваше внимание — внимание, без которого он не может утвердиться в собственных глазах). Да и поет он иногда душераздирающе громко. Временами он даже прибегает к косметике. Часто ему бывает наплевать, в джинсах он или с голой задницей, он ругается, орет, толкается, толстеет, хромает, падает, бывает банален, скучен, даже надоедлив, может предать, бывает опасен, груб, его легко задеть за живое. Порой его глупость становится невыносимой, но время от бремени он проявляет древнюю мудрость. Город может быть расточительным и одновременно скупым до смешного. Но ненавидеть его нельзя, потому что когда он предстает перед вами, пахнущий бензином и цветами, потом и смогом, вином и едой, пылью и смертью, вы припадаете к этим запахам, как к самым изысканным французским духам. Если вы родились и выросли в городе, вам хорошо знаком этот сводящий с ума аромат. Он, конечно, не идет ни в какое сравнение с запахом, исходящим от городков, поселков и тому подобных, которые, назвавшись громко «городами», тешат себя честолюбивыми иллюзиями. Только этим трудно кого-либо провести. В мире, наверное, всего с полдюжины настоящих городов, и этот — один их них. Вы не устоите, если он выйдет к вам с обворожительной улыбкой на лице и скрытой иронией в глазах. Но в этих глазах вам никогда не удастся прочесть непредсказуемые его идеи. И если вы не можете относиться к городу как к живому существу, значит, вы никогда не жили в настоящем городе. Если вы не влюбились в него, не стали нежным и даже немного сентиментальным под его влиянием, значит, вы — иностранец, до сих пор изучающий его язык. Поезжайте тогда хоть в Филадельфию, там вам будет хорошо. Если вы хотите узнать город, вы должны сойтись с ним так близко, чтобы вашу связь можно было сравнить с интимной. Вы должны стать посвященным, вы должны так войти в таинство города, чтобы жить им и дышать.