Страница 87 из 107
— А почему вы работаете с воском, ведь он такой нестойкий? — спросил он.
— Я уже говорил вам, что использую его только тогда, когда собираюсь отлить скульптуру в бронзе, — ответил Эллиот, положив инструмент на стол.
Затем он обернулся и с едва сдерживаемой злобой подчеркнуто медленно разъяснил:
— Это называется — «метод потерянного воска». С помощью воска делается форма, а когда дело доходит до литья, воск растапливается и в форму заливается расплавленная бронза.
— Ага, значит, именно таким образом первоначальный воск и «теряется», правильно?
— Удивительно, как это вы догадались, — снова ехидно произнес Эллиот и взял со стола специальный нож.
— А что вы делаете потом, когда вынимаете из формы застывшую бронзу?
— Снимаю заусеницы, заделываю дыры, крашу, полирую ее и устанавливаю на мраморное основание.
— А что здесь? — спросил Карелла, указав на закрытую дверь.
— Склад.
— Склад чего?
— Я храню там крупные части. В основном, гипсовые.
— Вы не будете возражать, если я взгляну?
— Вы умеете достать человека, — покачал головой Эллиот. — Вам мало того, что вы пришли с ордером на обыск, так вы еще задаете дурацкие вопросы…
— Не надо лезть в бутылку, — спокойно напомнил Карелла.
— А почему бы и нет? — возмутился Эллиот. — Я вообще-то думал, что вы расследуете убийство!
— Мне кажется, вы до конца это не осознали, мистер Эллиот.
— Я прекрасно все понимаю! И я вам уже говорил, что понятия не имею, кто этот убитый.
— Да, вы мне это уже говорили. Вот только беда в том, что я вам не поверил.
— Ну так и не притворяйтесь таким приторно вежливым, — сказал Эллиот. — Если я подозреваюсь в убийстве, то мне не нужны ваши великосветские манеры.
Карелла молча вошел в помещение склада. Как и говорил Эллиот, там находилось несколько больших работ и отдельных гипсовых кусков, тоже, без сомнения, слепленных с Мэри Райн. В конце комнаты Кареллы увидел еще одну дверь.
— Куда ведет эта дверь? — спросил он.
— Что? — переспросил Эллиот.
— Тут есть еще одна дверь.
— Наружу. На аллею.
— Откройте мне ее, пожалуйста.
— У меня нет ключа. Я никогда ее не открываю. Она все время заперта.
— Тогда мне придется взломать ее, — предупредил Карелла.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть, что находится за ней.
— Но там только аллея.
На засыпанном гипсовой пылью полу отчетливо виднелись следы. Это были следы правой ноги и круглые отпечатки от резинового набалдашника костыля. Следы вели прямо к двери.
— Ну так как, Эллиот, вы собираетесь открывать дверь?
— Я ведь уже сказал — у меня нет ключа!
— Прекрасно, — отозвался Карелла и резким ударом нога выбил дверь.
— А у вас есть разрешение на это? — сразу закричал Эллиот. .
— Можете подать на меня в суд, — ответил Карелла и шагнул наружу.
Возле стены стояли переполненный мусорный бак и две большие картонные коробки, также полные мусора. В одной из них Карелла обнаружил кроссовку, которая еще вчера была на Эллиоте. Он вернулся в студию и показал скульптору кроссовку.
— Вы, конечно, никогда ее раньше не видели?
— Никогда.
— Я так и думал. Ну, вот что, я бы не хотел говорить словами полицейского из телесериала, но должен вас уведомить, что теперь вы не должны покидать пределы города.
— А зачем мне куда-то ехать?
— Ну, я не знаю. Кажется, вы очень любите ездить в Бостон. Последуйте моему совету и не меняйте местожительство, пока я не свяжусь с вами еще раз.
— А зачем вам понадобилась эта старая кроссовка? — спросил Эллиот.
— Может быть, не весь воск «потерялся», а? — ответил вопросом на вопрос Карелла.
Полицейским, который в тот вечер должен был вести слежку за Фредериком Липтоном, оказался Коттон Хейвз. Он сидел в машине и наблюдал за тем, как Липтон закрыл дверь своего агентства и пошел вниз по улице, где в конце квартала стоял его «Форд-Конвертибл». Хейвз дождался, пока Липтон сел в машину, и поехал за ним, держась на значительном расстоянии, но не теряя «Форд» из виду. Проехав примерно полторы мили, Липтон остановился возле одного дома, вошел внутрь и находился там около четырех часов. Затем он снова сел в свой «Форд» и направился в бар под замысловатым названием «Ги-ги-гоу-гоу». Поскольку Липтон не знал Хейвза в лицо и еще потому, что в баре танцевали обнаженные по пояс девицы, Хейвз решил зайти внутрь и продолжить наблюдение там. Собственно говоря, он не ожидал увидеть что-то особенное и не ошибся. Как правило, девушки в подобных заведениях были молодыми и привлекательными. Они извивались под ритм оглушающей слух рок- музыки в опасной близости от столиков, а подвыпившие завсегдатаи пытались их потискать, не вставая со своих мест и только протягивая руки. Но «Ги-ги-гоу-гоу» немного отличался от других подобных ему баров. Танцовщицам здесь было наверняка за тридцать, а может, и еще больше, и их внешность плохо вязалась с теми жалкими попытками акробатических этюдов, которые они предпринимали на сцене, желая привлечь внимание зрителей.
Когда Хейвз вошел в бар, там как раз была пауза между выступлениями. Но через секунду мощные динамики обрушили на него волны кричащих звуков, и на сцену одна за другой выскочили четыре танцовщицы. Не переставая наблюдать за Липтоном, Хейвз вдруг подумал, что вся эта музыкальная аппаратура стоит дороже, чем все четыре танцовщицы вместе взятые. Да, бары в Калм- Пойнте отличались от себе подобных в Изоле.
Липтон, как оказалось, знал одну из танцовщиц, крашеную блондинку лет тридцати пяти. Вырезанные из блестящей бумаги звездочки прикрывали лишь соски ее огромной, накачанной парафином груди. Ее здоровая, обширная задница вдруг вызвала у Хейвза ассоциации с кобылами, вернее, с их задами, которые он видел в рек' ламных роликах Рейнголда. Когда номер закончился, танцовщица присела рядом с Липтоном на табурет у стойки бара, перемолвилась с ним несколькими фразами, а затем они вместе пошли и сели за столик в конце зала. Липтон заказал выпивку для своей подружки, и они поговорили примерно полчаса, после чего она поднялась, так как ей снова нужно было выступать. Публика не сводила с нее восхищенных глаз, словно наблюдала не дешевый кабацкий номер, а по крайней мере, выступления Марковой на премьере «Лебединого озера». Липтон расплатился и вышел из бара. Без всякого сожаления Хейвз покинул сомнительное заведение, вышел вслед за объектом наблюдения и «довел» его до самого дома. Там Липтон загнал машину в гараж, расположенный на первом этаже, и поднялся наверх. Решив, что объект вернулся домой на всю ночь, Хейвз поехал обратно в бар, заказал виски с содовой и стал ждать возможности завести беседу с толстозадой танцовщицей.
Такая возможность ему представилась после окончания одного из десятков похожих друг на друга выступлений.
Она как раз направилась в туалет или в раздевалку, когда Хейвз остановил ее и, вежливо улыбаясь, сказал:
— Мне очень нравится, как вы танцуете. Могу я вас чем-нибудь угостить?
— Конечно, — без запинки ответила танцовщица.
В ее обязанности входило вынуждать посетителей покупать разбавленное водой виски или джин, который почему-то выдавался владельцем за шампанское. Девица провела Хейвза за столик, где совсем недавно она сидела с Липтоном. У столика сразу возник официант с блокнотом наготове. Танцовщица заказала двойной бурбон с содовой, очевидно, считая шампанское слишком изысканным напитком для данного случая. Хейвз опять заказал виски с содовой и, улыбаясь, сказал:
— Мне действительно очень нравится, как вы танцуете. Вы давно здесь работаете?
— Ты — полицейский? — сразу спросила девица.
— Нет, — разыгрывая искреннее удивление, ответил Хейвз.
— Тогда кто же ты? Блатной?
— Нет.
— А почему ты ходишь с пистолетом?
У Хейвза сперло дыхание. Откашлявшись, он спросил:
— С чего ты взяла?
— Да я знаю. Справа. Я увидела, что у тебя что-то выпирает в том месте, и, когда мы шли к столу, попробовала рукой. Это пистолет.