Страница 81 из 107
В четверг утром, как раз когда Карелла один за другим прочесывал магазинчики на Гаррисон-стрит, пошел сильный дождь. С момента убийства прошло четыря дня. Карелла прекрасно понимал, что если он в ближайшее время ничего не выудит, дело попадет в мусорную корзину архива, в раздел «Нераскрытые преступления». Что бы там ни говорили, фактически это будет означать одно — дело закрыто. Нераскрытое, оно будет уже прикрыто, правда, до того момента, когдй случайно через недели, месяцы, а может, и годы не всплывет какая-нибудь информация. Но ведь она может и вообще никогда не всплыть. Мысль о том, что дело может быть прекращено уже через два дня после похорон убитого, вызывала отвращение у Кареллы. Он чувствовал, что распятие юнца (если это можно было так назвать — креста ведь не было), задело в нем какие-то глубокие чувства. Последний раз он был в церкви в день бракосочетания сестры, а с тех пор прошло уже тринадцать лет. Вспоминая тяжелый запах ладана, священников с кадилами, мальчиков в белых одеждах и распятие Иисуса высоко над алтарем, Карелла всякий раз испытывал угрызения совести. Он не был набожным человеком ни в детстве, ни потом. Но в его мыслях убитый почему-то ассоциировался с идеей самопожертвования во имя жизни всех людей, и он не мог смириться с тем, что человек, распятый в заброшенном здании, погиб зря и его убийцам не воздастся.
Капли дождя барабанили, как пулеметные очереди; серые улицы обезлюдели, и могло показаться, что Карелла попал на необитаемый остров. По небу пробежала светлая искра молнии, и через несколько секунд раздался оглушительный раскат грома, от которого Карелла вздрогнул и инстинктивно втянул голову в плечи. Он добежал до ближайшего магазина и, войдя внутрь, смахнул капли дождя с плаща и вытер платком лицо. Только после этого он оглянулся вокруг. Сначала он подумал, что попал в картинную галерею или на персональную выставку. Затем ему стало ясно, что он находится в магазине скульптора. На длинных стеллажах были выставлены работы хозяина: обнаженные женские фигуры, выполненные из дерева и камня, гипса и бронзы. Автор был не лишен вкуса, так, по крайней мере, показалось Карелле. Скульпторы были выполнены в лучших традициях натурализма и поражали своей почти фотографической четкостью. Обнаженные фигуры сидели, стояли или лежали, словно застыв в какой-то трехмерной реальности. Некоторые были размером не больше мизинца, но другие достигали полутораметровой высоты. Художник явно использовал одну и ту же натурщицу, молодую, высокую, стройную девушку с красивой грудью и узкими бедрами. Волосы девушки каскадами спадали ей на плечи. Создавалось впечатление, что Карелла попал в зеркальную комнату, где со всех сторон на него смотрела одна и та же девушка, отражаясь почему-то в разных позах. Размер фигур тоже был различным, но повторяемость лица как бы увековечивала облик девушки в материале более прочном, чем человеческая плоть. Карелла внимательно рассматривал одну из статуй, когда из подсобного помещения вышел человек.
Это был высокий блондин лет тридцати с темно-карими глазами и львиной гривой волос на голове. Он шел на костылях. Левая нога была забинтована, а на правую была надета рваная теннисная кроссовка.
Сердце детектива забилось в профессиональной радости, но он не спешил отдаваться эмоциям. Карелла подумал, что сейчас, наверное, наберется с десяток тысяч людей, у которых на правую ногу надета белая кроссовка, и столько же — у которых ее можно увидеть на левой ноге.
А еще больше тех, у которых кроссовки есть на обеих ногах. Но, с другой стороны, неумолимо вставал вопрос: у кого из них есть магазин на Кингз-секл, что в четырех кварталах от Гаррисон-стрит, где пять дней назад был найден пригвожденный к стене юноша и где была найдена теннисная кроссовка в пустой комнате?
— Слушаю вас, сэр, — сказал молодой человек. — Чем могу служить?
— Я офицер полиции, — представился Карелла.
— Угу, — промычал блондин.
— Детектив Карелла, восемьдесят седьмой полицейский участок.
— Угу, — снова промычал тот.
Он не попросил показать удостоверение, и Карелла не стал лишний раз лезть за ним в карман.
— Я расследую одно убийство, — сказал он.
— Понимаю, — кивнул блондин и пропрыгал на костылях к одному из длинных столов, стоявших в магазине.
Он сел на край стола рядом с одной из своих стройных скульптур. Бронзовые ноги девушки были сведены, голова приподнята, но глаза стыдливо опущены вниз, как будто это была обнаженная монахиня.
— Меня зовут Сэндфорд Эллиот, — сказал он. — Все зовут меня Сэнди. А кто был убит?
— Мы не знаем. Поэтому я и хожу по району.
— Когда это случилось? — спросил Эллиот.
— В прошлое воскресенье вечером.
— В прошлое воскресенье меня не было в городе, — вдруг быстро сказал Эллиот.
Карелла сразу подметил, что блондин слишком уж торопится продемонстрировать свое алиби. Это было странно, ведь о подозрениях пока не было сказано ни слова.
— Правда? — продолжал Карелла с заинтересованным видом. — Где же вы были? ‘
— В Бостоне. Я уезжал в Бостон на уик-энд.
— Да, там, наверное, неплохо.
— Да.
— Все же я покажу вам фотографию жертвы…
— Да я мало кого знаю в этом районе, — снова заторопился с отказом Эллиот. — Я в городе всего лишь с января. И вообще, я необщительный человек. Работаю в своей мастерской, она находится прямо здесь, и я не выхожу, чтобы продавать свои произведения, а пытаюсь заниматься продажей тут, — он обвел рукой помещение и добавил — Я мало кого знаю.
— Но ведь многие наверняка захаживают в магазин, чтобы поглазеть? — спросил Карелла.
— О, да. Но если они не покупают мои работы, я не интересуюсь их именами. Вы понимаете?
— Да. Но может, все-таки взглянете на фотографию?
— Ну, если вы так настаиваете, — пожал плечами Эллиот. — Вряд ли я вам помогу. Я действительно здесь никого не знаю.
— Вы родом из Бостона?
— Почему вы так решили?
— Вы говорили, что ездили в Бостон, вот я и подумал…
— Да нет. Я из Орегона. Но учился в Бостоне, в школе изящных искусств при университете.
— Вы говорили, что ездили туда в воскресенье?
— Да. Я был там у друзей. У меня много друзей в Бостоне.
— В отличие от здешних мест?
— Да.
— Вы повредили ногу до того, как поехали в Бостон, или уже когда вернулись?
— До того.
— А костыли не мешали?
' — Нет.
— Вы что, ехали на машине?
— Да, друг вез меня.
— Кто?
— Девушка, которая мне позирует, — ответил Эллиот и кивнул на стоящие вокруг скульптуры.
— А кстати, что с ногой?
— Да так, несчастный случай.
— Перелом?
— Нет. Растяжение.
— Это, пожалуй, приятнее, чем перелом.
— Да, доктор тоже так говорит.
— А как зовут доктора?
— А вам зачем?
— Просто интересуюсь.
— Ну, я не думаю, что вам это будет интересно, — ответил Эллиот.
— Вы правы, — согласился Карелла. — Так вы посмотрите на фотографию?
— Я уже вам говорил, — начал закипать Эллиот. — Я и так посвятил вам слишком много времени. Я, между прочим, работал, когда вы тут появились. Я не люблю, когда меня отрывают от работы. -
— Простите меня, пожалуйста, за доставленное беспокойство, — устало прикрыв глаза, заученно проговорил Карелла и тут же добавил — Вы до сих пор не взглянули на фото.
— Да я не имею ни малейшего представления о том, кто он такой! Я не знаю здешних ребят. Я же вам сказал — большинство моих друзей живет в Бостоне.
— И все-таки, — настойчиво сказал Карелла, протягивая Эллиоту фотографию.
— Нет, я его не знаю, — ответил скульптор, почти не взглянув на снимок и быстро отдавая его Карелле.
Детектив положил фотографию в записную книжку и, подняв воротник плаща и попрощавшись с блондином, вышел на улицу. Дождь продолжал лить как из ведра. Карелла добежал до перекрестка и остановился возле закусочной. Войдя внутрь, он отдышался, затем снял плащ, повесил его на вешалку и присел за стол недалеко от стойки. Официантка сразу подошла к нему и спросила, что он будет заказывать. Карелла попросил чашку кофе и бутерброд с датским сыром.