Страница 3 из 75
— В руках подержать? — другие способы мне были неизвестны, к печам-то меня не допускали.
— Дурачок!
Кярро ласково погладил меня по голове и даже совершил слабую попытку обнять меня. Она была настолько слаба, что рука его лишь скользнула по моему плечу и спине, но мне и этого хватило. Я почувствовал такое тепло, что чувствовал только в те моменты, когда меня, совсем еще маленького обнимала мать. Я расплылся и попытался прижаться к старшему повару, но вовремя спохватился, и нырнул в тарелку. Не то, чтобы я его боялся, хотя и это тоже, но лишиться еды я боялся больше.
— Вон там, — продолжал говорить Кярро, — есть печь, — он указал на жуткого, черного от копоти монстра, к которому я никогда не подходил. — Я ее разожгу и так и оставлю. Ты, когда проснешься, должен будешь поставить туда еду. Ты понимаешь? — я кивнул. — Хорошо, когда она разогреется, ты должен будешь ее снять. Не руками! Ты понял? Руками туда не лезь. Вот, — он ногой подтянул к нам валяющийся на полу ухват, тогда я названия его не знал. — Это называется ухват. — Он стукнул им об пол, и я навсегда запомнил, как называется эта штука. Что-то в моей памяти шевельнулось и я, улыбаясь, словно нашел золотую монету, поделился с Кярро тем как именно надо его использовать.
— Ну, можно и так, — усмехнулся старший повар, — но завтра тебе не нужно будет лупить им себя по спине. Ты зацепишь котелок, стоящий на плите, и поставишь вот сюда. На этот стол. Потом возьмешь тарелку, он ту фарфоровою и наложишь в нее еду. Понял?
Я понял. Как не понять. Оказывается ухват на кухне не только для того, чтобы им меня гонять, но и чтобы котелки с огня снимать, а тарелки не только для того чтобы их о мою голову разбивать, но и чтобы еду в них накладывать. Про тарелки я собственно подозревал и раньше, но теперь точно был уверен, что подмастерья используют их неправильно. Про ухват такого сказать не могу, сомнения все еще жили в моей голове, отзываясь в не раз получавшей ухватом спине.
— Доел? — Кярро сморщился, глядя, как я вылизываю железную миску. Я не перестал, кто знает, когда в следующий раз в мой желудок попадет такая вкуснятина.
— Давай! — он силой отнял у меня миску, не забыв ткнуть меня кулаком под ребра. Не сильно. Все же Люцелиус Кярро хороший человек. — Я помечу тут, какое блюдо, когда подавать. Как проснешься, я тебе все расскажу. Это значит завтрак, — он черкнул что-то угольком на тряпке и повесил ее на дверцу, за которой и находился завтрак графа. — Это обед, — он снова что-то чиркнул и повесил тряпку на другую дверь.
Я гордо кивал, я же умею читать, сам старший повар меня и обучил. Но, то, что чертил на тряпках старший повар, не было ни словами, ни даже буквами и если он об этом знал, то я пребывал в блаженном неведенье. А потому был горд собой и своими знаниями.
— Иди, — он легко подтолкнул меня в бок, — спи!
Отказываться я не стал и завалился спать.
Выспаться мне не дал все тот же Кярро. Он разбудил меня, уже одетый по-дорожному и вывалил очередную порцию инструкций, большая часть которых вошла в одно мое ухо и не оставив в разуме ни следа вышла через другое. Он не заставил меня все повторить, и быть может зря, если бы он знал, что я не запомнил почти ничего, быть может, он и не уехал бы. Но старший повар уехал. Он пожелал мне удачи и крепко, так, что воздух покинул мои легкие, обнял на прощание.
Едва же за ним закрылась дверь, как явился распорядитель и приказал подавать кушанья к столу.
Я не стану описывать этот свой день. Нет-нет, я не прерываюсь, я же обещал. Я просто не стану его описывать. Предпочту опустить подробности всех травм и неприятностей, свалившихся на меня в тот день. Предпочту о них вообще не вспоминать.
К вечеру, когда довольный граф соизволил отправиться ко сну, я свалился прямо посреди кухни совершенно без сил. Приготовить и разогреть столько блюд и сделать все это в одиночку, наверное, не смог бы и сам Кярро, куда уж мне. Я и кружку с водой с трудом держу. Но я справился. По крайней мере, я на это наделся и надо сказать не без оснований. Никто за весь день не пришел и не оторвал моей пустой головы, а я так этого боялся.
Свалившись посреди кухни, я захрапел. Сил моих хватило только на это, доползти до тех тряпок, что служили мне спальней, или хотя бы до ставших уже родными мешков с луком я не смог. Но и выспаться мне не дали. Все тот же графский распорядитель ввалился в кухню и с порога заорал:
— Кярро!
Я шмыгну носом, его крик прогнал такой прекрасный сон, где я бегал по зеленому лугу, охотясь за бабочками. И я бегал! Я не калека и бегать могу, только мозга моего хватает лишь на то, чтобы переставлять ноги, уже через пару шагов я напрочь забываю, куда именно я бежал и зачем. Потому я предпочитаю ходить. Но и здесь я не застрахован от того, что могу забыть куда шел. Особенно если мне попадется интересный камушек или трещина в стене. По этой причине, если мне что-то поручают, я чтобы не забыть без конца повторяю это. А потому, дворовая челядь давно привыкла видеть меня бредущим куда-то с поручением, глядящим на свои ноги и бормочущим что-то себе под нос. Наверное, поэтому меня ни с какими поручениями никуда и не отправляют. Я и на кухне, в этой единственной комнате, умудряюсь все забыть.
Но я отвлекся. Замете, я не прервал истории, а просто отвлекся. Обещания я стараюсь выполнять.
Итак, крик распорядителя разбудил меня.
— Кярро! — вновь закричал он не получив ответа на первый свой крик.
Третий застрял у него в глотке, когда он не увидел на кухне никого, кроме меня.
— Зерно? — спросил он нахмурившись.
В отличие от старшего повара, господин распорядитель предпочитал сокращать вторую часть моего имени. В его устах это всегда звучало пренебрежительно и как-то унижающе, но тогда я этого не понимал.
— Ты здесь один? — спросил он, шагнув внутрь и придерживая дверь так, чтобы можно было сбежать. Словно я мог бы на него напасть. Да, даже если бы я хотел, никогда не стал бы этого делать.
— Господин раскредлегдилетель, — я с пятой попытки выговорил его должность. — Я один тут.
— А где Кярро?
— Уехал за продуктами, еще утром.
— И все блюда сегодня подавал ты?
— Я.
— Один?
— Один.
Я отвечал на его вопросы, не думая о том, что старший повар обеспечил меня почти целым запасом готовых блюд на этот день. Я не забыл об этом, но распорядитель меня об этом не спрашивал. Если бы спросил, я бы конечно ответил. Но многолетняя привычка и скудоумие приучили меня отвечать на поставленный вопрос, а потому заслуги Кярро были мной, мягко говоря, приниженны.
— Быть может мы не того за старшего повара держим, — задумчиво вздохнул распорядитель. — Тогда считай, что тебе повезло, повар. Завтра наш досточтимый граф, со всей свитой, отправляется на двухдневную охоту. Считай, что у тебя выходной. Можешь пока составить меню. И прибери тут все. Экая грязь на кухне. Не хорошо.
— Я приберу, — пообещал я, вскочил, взял в руки тряпку, наклонился к ведру и опрокинул его.
— Я пришлю кого-нибудь, — закрыв глаза и сморщившись еще больше, пообещал распорядитель.
И слово свое он сдержал, прислав мне в помощь Гергерту, дородную старушку лет шестидесяти вооруженную ведром с чистой водой и новенькими тряпочками, бывшими когда-то чьим-то платьем. Гергерта заполнила собой всю кухню, позволив мне на законных основаниях завалиться на боковую. А чуть позже к ней присоединился и ее сын Гулас. Он сменился с поста, не нашел мать ни дома, ни в зале, где граф проводил большую часть жизни поглощая приготовленные на кухне кушанья, а Гергерта там убирала после этого и пришел сюда. Вместе они, отстранив меня от уборки, но, не давая спать вопросами, быстро и четко прибрались. Гулас оттащил в угол мешки с луком, наконец, освободив центр кухни, отчего она стала казаться куда больше, чем была.
После чего, он, собрав остатки еды, повел меня на стену, полюбоваться полной луной. Собственно эти двое были очень хорошими людьми, куда лучше, чем даже старший повар. От Гергерты мне лишь разок перепало мокрой тряпкой по заднице, а Гулас и вовсе не тронул меня ни разу. Но, к сожалению, с ними мне пересекаться приходилось крайне редко. Хотя как знать, если бы наши встречи с Гергертой были более частыми, быть может, я превратился бы в ее копию. Только мужского пола и совершенно без мозгов. Хотя Гуласу этой участи удалось избежать.