Страница 26 из 54
Глава 12. О любви
Аннабель взглянула на свое отражение. Почти идеально, подумалось ей, когда она осматривала выбранное платье. Две служанки, Берта и Лети (та самая, которая едва не падала в обморок при любой опасности), помогали собираться своей госпоже. Анна выбрала скромное светло-синее платье с рядом перламутровых пуговиц на спине. Воротничок-стойка скрывал ее шею, а длинные, узкие рукава — руки. Наряд был простым и строгим. Самое то, чтобы принимать наказание от Маркуса. Ведь он обещал навестить ее в покоях этим вечером. Но пока не появился, хотя Анну должны были предупредить, если Маркус захочет ее увидеть или будет искать.
— Вот, поправь это, — Аннабель указала Лете на прядку волос, выбившуюся из тугой косы. Ее непокорные локоны были собраны серой лентой с такими же серыми невзрачными бусинами. Совсем недавно Анна носила эти наряды в память о Бенджамине. Ее платья вдовы. Скорее всего, Маркус разозлится, когда увидит ее в подобном наряде, но поводов гневаться на нее у него предостаточно. И платье там явно не на первом месте.
Лета вправила прядку и отступила. Берта, чуть старше и такая же молчаливая, поклонилась. Они почти закончили наряжать свою госпожу, когда двери без стука открылись. Так входил лишь Маркус.
Именно с ним и пресекся взгляд Аннабель.
— Оставьте нас, — приказал он, и служанки бегом покинули спальню госпожи.
Анна выдохнула. Ну что же, настал час расплаты. Она повернулась к Маркусу, опустила голову, но тщательно следила за каждым его шагом. Не зная, чего ожидать от мага, она не могла полностью довериться судьбе.
Маркус закрыл двери за убежавшими служанками и сделал несколько шагов в сторону Анны. Он молчал. Девушка осторожно подняла голову, чтобы взглянуть на мужчину.
Судя по тому, как он выглядел, Маркус успел переодеться, но следы усталости все еще оставались на его лице. Кожа бледная, темные круги под глазами. Скорее всего, он до сих пор не отдохнул и не восстановил силы. Ведь еще днем она заметила, как тяжело ему давались слова или движения.
— Зачем ты ходила к ней? — прорычал он, но Аннабель не испугалась. Раньше бы она приняла его слова в штыки или сжалась бы, но настала пора отвечать за свои поступки.
— Вы держите ее там без еды и воды. Она же умрет.
Маркус что-то прорычал себе под нос и направился вглубь комнаты, миновав стоявшую посреди спальни Анну. Она даже не шелохнулась, когда он прошел рядом. Совсем рядом. Буквально можно было протянуть руку и коснуться его локтя. Но Аннабель не позволит себе пугаться и бежать. Как и не позволит касаться его.
— Не нужно лезть не в свои дела. Уже наворотили такого, что не расхлебать, — продолжал ворчать он, приблизившись к окну. Одернув одну из занавесок, выглянул наружу. Почти стемнело, лишь на западе разливалась алая полоска, касающаяся верхушек деревьев и одиноких облаков.
— Вы ее убьете?
Маркус молчал. Она медленно обернулась и уставилась в его спину.
— Не важно.
— Нет, — проговорила она, поражаясь, что голос звучал смело.
Маркус оглянулся. На его губах появилась ядовитая ухмылка.
— Уж не нашла ли наша леди себе новую подружку среди маргов?
Аннабель все же вздрогнула. Он был зол. Очень зол.
— Она мне не подруга. И никогда ею не станет.
Маркус хмыкнул и вновь отвернулся. Аннабель решилась сделать несколько шагов, чтобы приблизиться к Маркусу, но все же оставаться на достаточном расстоянии, чтобы никто не мог коснуться друг друга.
— Я знаю, что она враг.
Маркус кивнул.
— И знаю, что она была осведомлена о действиях Мирелы.
И вновь кивок вместо ответа. Анна собралась с духом и произнесла:
— Но я не позволю умереть ей здесь, в замке. В подземелье, как узнице.
— Отчего же? Самое место для марга. Пусть там заживо сгниет.
Маркус говорил спокойно. Так спокойно и ровно, что Аннабель удивилась. Она не слышала в его голосе гнева или раздражения. Вообще ничего. Будто они рассуждали о погоде, а не о жизни заложницы.
— Я сама едва не сгнила в Геранте, — вымолвила Аннабель, сжимая кулачки. — Или вы забыли?
Он молчал. В комнате повисла гнетущая тишина.
— Я была невиновна, но никто не хотел слушать, — по щекам девушки струились слезы. — Мирела убила моего отца. А я его любила всем сердцем и никогда не желала зла. Она отняла у меня безмятежную жизнь, мой дом и мою семью. А после забрала и Бенджамина.
И вновь тишина, которая мучила Анну похлеще самых жестоких слов, которые мог бы сказать Маркус. Но он все же ответил:
— Ты любила его?
— Кого? — от внезапного вопроса Аннабель растерялась.
— Моего дядю?
Горькая улыбка коснулась ее губ. Аннабель приблизилась к окну, встав по правую руку от Маркуса.
— Да, любила, — вымолвила, взглянув на мужчину. Он же не смотрел на нее. — Любила как друга, как отца, как родного дядю. Он был замечательным и добрым человеком. Отзывчивым и понимающим. Он верил, что я не виновата, что попала в тюрьму из-за ошибки. И верил до конца, — ее голос хрипел от волнения. — А ты не поверил.
Маркус так и смотрел в окно, а Анна на него. Щеки намокли от слез, глаза нещадно щипало. Она дрожала, чувствуя, как вся боль, которую ей пришлось пережить, наконец-то нашла выход.
И он все же обернулся, чтобы посмотреть на Анну. Протянул руки и коснулся ее щек. Ладони у него были холодные, а пальцы — ледяными, но Аннабель даже не вздрогнула, когда Маркус вытер ее слезы.
— Вытащить тебя из Геранта было сложно. Пришлось пойти на риск и использовать всю власть, которая у меня была, чтобы приговор отменили.
Аннабель всхлипнула.
— Он…
— Да, Бенджамин просил спасти тебя. И я сделал все возможное.
И вновь всхлип, который вызвал на тонких бледных губах Маркуса полуулыбку.
— Спасибо, — вымолвила она и, повинуясь моменту, шагнула вперед и уткнулась в грудь Лорда-Вершителя. Нет, сейчас он был ее мужем, и Аннабель впервые позволила себе немного расслабиться в его присутствии. В его руках…
Объятия, которых не должно было быть, но они свершились. Слова благодарности, которые Маркус и не ожидал услышать, все же прозвучали. Он прижимал к себе дрожащее теплое тело своей жены и выводил на спине ослабшими руками невидимые узоры, пока Анна безмолвно рыдала на его груди.
Пожалуй, кто-то впервые рыдал на его груди. Это даже забавляло. Ведь обычно женщины держались от него как можно дальше, кроме тех, кто готов был сблизиться за звонкую монету или услугу.