Страница 52 из 106
− Их там много. Возьми себе одного, − предложила охотница, направляя своего гнедого жеребца в сторону сокровищницы и одновременно темницы. Быстро найдя нужный проход, мы спешились и осторожно вошли внутрь.
На свободу меня вывел Игор, из-за чего я так и не успел заметить, насколько обширны были местные пещеры.
Щука громко цокнул языком, как бы подзывая к себе лошадь, и сбоку раздался нетерпеливый цокот копыт. В самой светлой из пещер располагалась настоящая конюшня. В стойлах за перекладинами беспокойно дергались звериные силуэты. Нас приветствовали громким ржанием, воем. Рычанием?..
Я приблизился к ограждению, чтобы рассмотреть косматого жеребца, но внезапно ощутил резкое движение в мою сторону… и чуть не лишился носа. Едва успел отпрыгнуть назад. Роскошные клыки, ничего не скажешь, − таким и Селио бы позавидовал.
Ругнувшись, я повернулся к смеющимся смагам.
− Не обижайся, брат, − Щука почесал затылок. − Ну кто ж мог знать, что у этих гадов кони тоже нечистокровные?
Искаженцы оставались верны себе. Тот, что чуть не обглодал мне лицо, был полукровкой. Мать его покрыл кумельганский плотоядный жеребец; ездить на этом звере рискнул бы только очень богатый (так как разоришься на мясе для прокорма) и очень глупый человек с лишними частями тела.
Рядом находилось стойло хрупкой длинноногой кобылы-гинмы; говорят, они возили на своих спинах прекрасных вилл. Но взрослого человека вот такая точно не выдержит.
Среди шипастых и чешуйчатых лошадей лишь одна выглядела прилично. Скромная кобылка — темная, как небо зимней ночью, с гривой белой и густой, как снежная шапка. Она стояла в самом конце ряда; и пока у соседей лежал овес, куски несвежего мяса или обглоданные кроличьи тушки, у нее была лишь крохотная поилка.
− Вроде обычная, − сказала Лиса.
− Ее, получается, и кормить не надо? − удивился Щука, пока я отодвигал запор и выпускал чернявку на свет.
Кобылица робко вышла, тычась мордой в шею и пытаясь пожевать похожие на солому волосы. Я поймал ее, раздвинул губы, желая удостовериться, что зубы там самые что ни на есть лошадиные. Правда, слишком белые, с голубым отливом… Хотя это сущая ерунда, в сравнении с особенностями ее соседей!
Увидев висящие на гвоздике седло и уздечку, попытался надеть их на чернявку, но та резко запротестовала. Хотел потрепать ее за ухом, чтобы успокоить, но с удивлением обнаружил еще одно отхождение от нормы. Уха не было. Вообще.
Озадаченный, я принялся копаться в гриве и нащупал тонкую мембрану, расправляющуюся, когда на нее нажимали пальцем. Мембрана плотно закрывала ушной проем, а когда кобыла волновалась, выдвигалась по бокам головы, как плавники заморских рыб.
От каждой мембраны, из глубин черепа выходили наружу длинные перламутровые щупы, толщиной не больше шнурка, легко терявшиеся в гриве.
− Похожа на жеребенка морского коня. Большая редкость в наших краях, − Радогост потянул за щуп пальцами, и чернявка повернула мордочку в ту же сторону. − Поводья с удилами тут не подойдут. Но вот им подходящая замена.
Смаги с интересом наблюдали за тем, как я с трудом забирался на изящную кобылицу, как осторожно брал в обе руки по волоску и пытался ее подстегнуть.
− Как назовешь? − спросил Руслан.
− Хорошая масть. Может, Ночкой али Маревной? − предложил свои варианты Щука, освобождая остальных «пленников» из надоевших им стойл.
Но мне на ум пришло другое, куда более серьезное имя. Достойное прошлой битвы.
− Зга. Пусть будет Згой.
Северянин, стоящий у прохода, суеверно коснулся лба. Остальные потупились.
− Твоя лошадь, твое дело. Хотя называть именем забытой богини… ну, как пожелаешь, − Щука шлепнул Згу по крупу, и она направилась к выходу.
Удивительно, но ее спина оказалась удобной и без седла. Лекарство Лисы, заботливо размазанное по моим ногам и скрытое под повязками, уже начинало действовать. Довольно быстро меня сморило. Зарывшись в шелковую гриву, я обнял Згу за широкую лошадиную шею. Она послушно следовала за остальными лошадьми, давая мне время отдохнуть перед серьезными делами.
Но почему мы не обсудили шишигари, которую все видели и которая высасывала живь? Этот вопрос не давал покоя.