Страница 38 из 72
11. Рдяное яблоко
По болоту шли по оставленным вешкам. Варька три года тусила в Эльфятнике, помогала Натариэль с организацией игр, и ее знаки увидела сразу.
Вот зарубки топором по кустам и березкам — это работа Гильдара. Сверху сухой травой прикрыто, но все равно приметно и грубо. А Наташка работала бережней, как полагается следопыту из знатного эльфийского рода. Ножиком по коре, то ли кельтские руны, то ли когти звериные. Вельмира Варюха не знала, но везде на пути попадались палки, воткнутые под углом, хоть компас по ним сверяй: на север. Тоже годная работа, всем эльфам на радость. Шли с Николкой по тройному следу, с кочки на кочку, от палки к палке, находя на коре зарубки и деликатные руны земли.
Три года в сообществе толкиенистов. Прикольно: романтика, костры, палатки. Хочешь, бегай с мечом, хочешь, песни пой. Кто-то лихо стрелял из лука, кто-то строил убежища на деревьях. Почти все худо-бедно говорили на квенья, на придуманном языке! Разбирались в рунах и кельтской магии, косплеили известные фильмы, сочиняли фанфики и стихи. Занимались ирландскими танцами.
Хватало и таких, кто бухал на природе под душевные эльфийские песни, кто любил помахать мечами, занимался историческим фехтованием. Были просто больные на голову: солдаты, побывавшие в горячих точках и потерявшие веру в реальность, дети, сброшенные жизнью на самое дно…
Наташка была из таких детей: вроде как дочь олигарха, а воспитывалась в простом интернате, сидела с Варькой за одной партой, спала на соседней кровати. О себе Натка мало рассказывала, но иногда приходили посылки с модными шмотками и деликатесами. Они отбирали себе мармелад и конфеты для сластены-Николеньки, а остальным торговали. Вырученных денег хватало на книги и на походы в фаст-фуд. Еще Наташка копила на платье: зеленое в пол, с прорезным рукавом, с белой полупрозрачной туникой, все расшитое цветочным орнаментом. Увидела как-то в журнале и осознала себя эльфийкой.
Варька этого не принимала, она жила, как простая девочка, изучала английский, читала ромфант и мечтала о собственном доме с садом.
Ники год повозился с эльфами и ушел к черным копателям, зарабатывать на свою мечту: он хотел крутой внедорожник, чтобы скорость, драйв, а не эти сопли с песенками у ночных костров. Но сестре всегда помогал: нарыл кучу информации про Затишье, даже на скрытых сайтах сидел и посещал городские архивы.
Он знал про загадочный Тихий Лес все, что когда-то просочилось в печать. Но главное, он прочел про корунды! Их копали при царе, осторожно и бережно. После до них дорвалась власть Советов, вгрызлась в землю, поставила добычу на промысел. Только вряд ли успела вычистить шахты, через пару лет началась война и о Затишье забыли. Что-то странное случилось с заводом, все закрыли, обнесли колючкой. Но главное: камни остались! Их и нужно-то было совсем немного, но у Варьки будет свой дом, а у Ника машина, скорость, свобода!
— Смотри, — дернула брата Варюха. — Вон последняя вешка. И берег! Мы в Тихом Лесу, Николка!
Они быстро нашли стоянку разведчиков, все чистенько, прикрыто еловыми ветками, но кострище довольно свежее и в траве остались вмятины от палаток.
— Здесь не будем ночевать, — решил Ники. — Сразу пойдем к заводу. Варюх, ничего не трогай руками: деревья тут в стрёмной гадости. Нам сквозь елки и по прямой. К закату успеем поставить лагерь.
Варька пожала плечами: такие живописные сосны она видела лишь на картинах в музее. А когда пробрались сквозь ельник, у нее перехватило дыхание. Им открылась солнечная поляна, застланная серебряным мхом, мягким, будто ковер, сверкающим ранней росой, как сказочная драгоценность. Варька сфоткала поляну на телефон. Белое кружево, а сквозь него прорастают кустики вереска. Скоро вереск расцветет, и колкие стебли покроются фиолетовым пухом! Место поклонения любого эльфа. Оставалось надеяться, что не затопчут, играя в свои ролевки.
— Ник, давай обойдем стороной!
Ники осмотрел полянку, кивнул:
— Следов нет, наши мхами не лазали. Ну и мы отыщем другую тропу, которую не жалко ботинками портить. Я ж не против сохранения красоты!
Обратно сквозь непролазный ельник они продирались минуту, не больше, но когда вынырнули с той стороны, исцарапав руки и прорвав одежду, оказались нежданно в сгустившихся сумерках. Тени подбирались все ближе, прятались за стволами, Варька ощутила, как мерзнет кожа под пропитавшейся потом курткой.
— Блин, у меня мурашки с ладонь! — выругался Николка. — Интересно, с чего вдруг стемнело? Слышишь? Даже птицы затихли!
— Я тут спать не собираюсь! — прошептала испуганная Варюха. — Лучше вернемся к болоту. Или затопчем ягельный коврик, все равно зарастет через месяц.
Ник кивнул и полез обратно, поминутно шепча «чур меня, чур!». Почерневшие елки как будто сдвинулись, сплелись ветвями, ощетинились сучьями. Им понадобилось десять минут, чтоб одолеть этот заслон.
На поляне по-прежнему было светло, здесь щебетал весенний денек, и солнце проглядывало сквозь ветви. Будто внутри мрачного ельника царило иное время.
Ягель светился, переливался, чуть звенел серебристым звоном. Варька шагала за Ником след в след и все равно утопала во влажном узорчатом мху, мгновенно промочив штаны и ботинки. Брат нашел островок в сизо-сером кружеве, небольшой, прогретый за день валун. На нем разбили палатку, укрепив распорки камнями. О костре и мечтать не смели, к тому же дров поблизости не было. Выпили чай из термоса, съели заготовленные бутерброды и долго смотрели в небо, фиолетовое, в рыжих разводах. Слушали Тихий Лес, в котором молчали птицы, в который забыли запустить насекомых, особенно назойливых по весне.
А потом в небо плеснули чернилами, закрасили плотным слоем с кровавым потеком понизу. Проковыряли дырочки звезд.
Их неверные, в мареве, огоньки не желали складываться в созвездия, привычные с самого детства.
Звезды были холодные и чужие. И лунный серп смотрелся иначе.
— У каждого свои хлебные крошки, — зачем-то сказал Николка.
Варька молча полезла в палатку. Было страшно.
И очень холодно.
Майкл проснулся от внезапной щекотки.
Открыл глаза и увидел котенка. Мишка тыкался носом в щеку, шерудил усами по шее, Майкл фыркнул, накрыл тельце ладонью так, что торчал лишь хвостик-морковка, и принялся начесывать бурую, как у медведя, шерстку.
Мишка заурчал, как холодильник, разгоняя дурные сны.
— Снилось-то что, болезный? Говори, пока не забыл! — велела от печки Янина.
— Не помню. Какая-то ерунда.
— В моей избе ерунда не снится, — вынимая ухватом горшочек с кашей, важно сказала бабка. — Мишка, бурая душа, брысь отсюда! Потом поластишься, не мешай.